ЮРИСПРУДЕНЦИЯ: МАГИСТЕРСКИЕ, ДИПЛОМНЫЕ, КУРСОВЫЕ
Консультационные услуги студентам
Консультационные услуги студентам
Наша компания оказывает помощь по написанию статей по предмету Гражданское право. Используем только актуальное законодательство, проекты федеральных законов, новейшую научную литературу и судебную практику. Предлагаем вам воспользоваться нашими услугами. На все выполняемые работы даются гарантии
Вернуться к списку статей по юриспруденции
ЦИФРОВИЗАЦИЯ И ВЕЩНЫЕ ПРАВА. ФРАГМЕНТ ИЗ ЦИКЛА ЛЕКЦИЙ "ГРАЖДАНСКОЕ ПРАВО И ЦИФРОВИЗАЦИЯ" <*>
А.А. ИВАНОВ
--------------------------------
<*> Лекции были прочитаны в Digital IP (Автономная некоммерческая организация дополнительного профессионального образования "Научно-образовательный центр интеллектуальной собственности и цифровой экономики" (НЦИС)).
На первый взгляд между цифровизацией и вещными правами мало общего. Цифровизация - весьма неопределенный и постоянно меняющийся процесс, как быстрый горный поток. Появляются новые объекты, которые, не будучи толком осмысленными, уже заменяются другими. А вещные права - традиционные островки стабильности: заранее установлены их виды, каждое из них наделено одинаковым содержанием, определенным объективным правом, наконец, имеются гарантии, которые предоставляются правообладателям взамен того, что они соблюдают процедуру государственной регистрации их прав и, главное, платят поимущественные налоги. Гарантии - не подарок со стороны государства, а фактически плата за то бремя, которое наложено на недвижимость. Конечно, объектом вещных прав является не только недвижимость, но применительно к ней наиболее выпукло видны особенности. Гарантии для прав на движимое имущество тоже нужны, но оно более привязано к личности, к ее заботе и вниманию, не выставлено на всеобщее обозрение, более приватно, что ли.
В моем представлении облагать повторно налогом недвижимость, после того как уже уплачены налоги с доходов, на которые она куплена, несправедливо. Конечно, с формальной точки зрения двойного налогообложения здесь не усматривают (подобное часто бывает в налоговом праве ввиду корыстных интересов государства), но с точки зрения справедливости дело обстоит именно так. Видя это, многие страны специально вводят поимущественные налоги для недвижимости по ставкам, которые заведомо ниже, чем ставки подоходного или корпоративного налога. Они понимают, что дважды облагают налогом одно и то же. Но раз это "как бы" не считается нарушением закона, можно подсластить пилюлю - сделать маленькую ставку. Аналогично происходит и с налогом на наследство, потому что он тоже уплачивается с тех средств, которые уже обложены основными налогами: подоходным, корпоративным и т.д. В итоге логика вещного права такова: его формальная определенность и стабильность дополняются государственными гарантиями, что позволяет создать основу для функционирования общества в целом. Другой вопрос, как со всем этим обстоит дело в России...
Если подбирать подходящий образ, то вещные права - это камни, валуны в горном потоке, мимо которых несется цифровизация. И, как всякий островок стабильности, они подвержены внешнему влиянию: вода камень точит. Поэтому периодически даже самые принципиальные и серьезные понятия вещного права под влиянием цифровизации способны размываться, меняться, а то и вовсе отвергаться.
Это особенно справедливо для России, где ключевые понятия вещного права до сих пор четко не урегулированы в законодательстве. У нас есть проблемы с понятием вещного права, объектами и системой вещных прав, с их кругом и соотношением их друг с другом, и, что самое главное, у нас есть серьезные проблемы, связанные с гарантиями, которые государство предоставляет вещным правам. Проще говоря, гарантий в большинстве случаев нет, правообладатели несут все риски утраты вещных прав самостоятельно, им никто не помогает, тогда как от расходов по оформлению недвижимости и регистрации прав на нее их никто не освобождает. Причем это чисто частноправовые проблемы: я специально оставляю за рамками вопросы публичного права, того же налогообложения, про которое я кратко высказался и дальше к этому вопросу возвращаться не хочу. И это, конечно, очень серьезно влияет на ситуацию в нашей стране.
Начнем, соответственно, с объектов. Классическая точка зрения состоит в том, что объектами вещных прав являются вещи, т.е. телесные предметы, имеющие физическую природу и четкие пространственные границы <1>. Казалось бы, что у них общего с цифровизацией?! "Железо" само по себе, "цифра" сама по себе. Так, правда, лишь в высокой теории, а на практике связь между ними может быть неразрывной и с экономической, и с технической точки зрения. "Железо" в сфере цифровизации, как, кстати, и в электроэнергетике, не всегда имеет четкие пространственные границы, а "цифра", в свою очередь, может быть расположена в разных частях "железа". Именно поэтому любые непоследовательные решения в рамках вещного права создают возможность для расширения сферы его применения в отношении тех объектов, которые принципиально с ним несовместимы, как с конем трепетная лань. Импульс здесь идет от практики, ломающей теорию. Попытаемся же обосновать, почему имеющееся определение объекта вещных прав открывает лазейку для цифровизации.
--------------------------------
<1> См.: Суханов Е.А. Вещное право: научно-познавательный очерк. М., 2017. С. 230; Гражданское право: учеб. в 4 т. / отв. ред. Е.А. Суханов. Т. II. Вещное право. Наследственное право. Интеллектуальные права. Личные неимущественные права. 2-е изд., перераб. и доп. М., 2019. С. 27 - 28.
Для начала обозначим проблему: у нас не признано, что объекты вещных прав - вещи с четкими пространственными границами. Это создает методологическую основу для подведения под вещно-правовое регулирование чего-то бестелесного и в целом относящегося к совершенно иным сферам правового регулирования.
Хорошо, что сейчас в ст. 128 ГК РФ четко признано, что безналичные деньги и бездокументарные ценные бумаги не являются вещами, долгая и порой переходящая на личности дискуссия завершена <2>. Но проблема применительно к нашему вещному праву состоит в том, что термин "вещь" не обозначен как единственный объект вещного права. Вы можете сколько угодно искать ответ в ГК РФ, но его там нет. Более того, в разделе о вещных правах постоянно смешиваются понятия вещи и имущества, а имущество, если мы опять-таки посмотрим на ст. 128 ГК РФ, трактуется гораздо шире, чем вещь. Так что мы вроде бы ушли от старой дискуссии о том, являются ли вещами безналичные деньги и бездокументарные ценные бумаги, но проблема с объектами в тексте ГК РФ о вещных правах осталась, что сохраняет основу для расширения понятий, теперь уже применительно к цифровизации.
--------------------------------
<2> См.: Белов В.А. К вопросу о так называемой виндикации бездокументарных ценных бумаг // Закон. 2006. N 7.
Если мы посмотрим на некоторые объекты, которые, безусловно, по мнению Кодекса, относятся к объектам вещных прав, то у нас возникнет ряд вопросов. Возьмем понятие помещения или машино-места как объекта вещных прав. У них нет собственных границ, их границы - это признанные законом иные объекты вещных прав, границы имеют условный и относительный характер, установлены не физически (технически), а юридически. Что такое помещение? Это пространство между стенами, потолком и полом, а стены, потолок и пол - это общее имущество многоквартирного дома, т.е. объект иного вещного права. Но что входит в состав помещения? Воздух? Нет, воздух же течет. Пространство? Возможно. Я часто шучу: у вас старые обои, их разрисовали дети. Если обои вместе со стеной - общее имущество многоквартирного дома, то можете ли вы требовать от всех остальных жильцов вашего дома, чтобы они переклеили вам обои? Ладно, допустим, если дети разрисовали, то можно обнаружить деликт - все произошло по вашей вине. А если обои просто пришли в негодность? Согласитесь, предъявлять иск всем жильцам было бы абсурдно. То же самое с краской на полу, паркетом. Получается, что в состав квартиры входят обои и паркет, но не входят стены и пол?
А еще есть изъятия из помещений. У вас центральное отопление, а это тоже общее имущество здания (сооружения), по крайней мере трубы. Радиаторы еще, допустим, можно считать вашими, но как быть с трубами? Еще один маленький пример того, что многие объекты вещных прав у нас носят условный и относительный характер, что открывает возможность для подведения под них в какой-то мере и цифровых объектов, поскольку Кодексом это не запрещено.
Если границы "железа" четко не определены, то почему бы их не поставить в зависимость от того, чья "цифра" там находится? Если это моя "цифра", мой цифровой объект, то и "железо" в известной мере тоже мое, особенно в условиях, когда многие цифровые объекты многократно превосходят по стоимости устройства, на которых они записаны.
Допустим, кто-то завладел ключом на материальном носителе, открывающим доступ к крипто-кошельку на круглую сумму <3>. Можно ли требовать возврата этого ключа прежнему владельцу и на каких основаниях? Обязательственно-правовые способы защиты типа возмещения убытков здесь подойдут не всегда, а вот вещные - в самый раз. Какой соблазн позабыть о цивилистической чистоте! Дальше - больше.
--------------------------------
<3> См., напр.: Постановление АС Московского округа от 15.08.2019 N Ф05-8713/2017 по делу N А40-12639/2016.
Возьмем объекты исключительной государственной собственности, например животный мир. Лось, который перешел из России в Финляндию, - он чей? А птицы перелетные - они чьи? По российскому праву это объект исключительной собственности Российской Федерации, когда-то, еще в советские времена, мы написали эту глупость. В других странах эти объекты считаются ничейными, никому не принадлежащими вещами, просто публичное право может регламентировать процесс их захвата, в частности запрещать его <4>. Поэтому с точки зрения вещных прав они просто не могут становиться объектами вещного права, если они не захвачены. Сюда же могут быть отнесены жидкости, газы и энергия. Перемещение их через границу одной проводной сети и попадание в другую влечет переход права собственности или иного вещного права, но лишь при наличии соответствующего правового основания. Незаконного перехода права быть не может, значит, в чужой проводной сети находится ваше имущество, которое можно истребовать в натуре. Или имущество уже не ваше? И какой иск для этого будет наиболее подходящим: виндикационный или из неосновательного обогащения? У них разные условия удовлетворения...
--------------------------------
<4> См.: п. 3.6.5 Концепции развития гражданского законодательства Российской Федерации (одобрена Решением Совета при Президенте РФ по кодификации и совершенствованию гражданского законодательства от 07.10.2009).
Кстати, вопрос электроэнергии особенно актуален применительно к цифровизации, потому что грань между ней и объектами цифровизации весьма размыта. Возьмем, например, машинное время, которое воплощается в токенах (криптовалютах). Майнер крадет электроэнергию и через систему правоотношений, в которых состоит, получает какой-то цифровой объект. Может ли потерпевший истребовать этот возникший после трансформации объект в свою пользу? Если да, то как далеко может зайти его иск, если один цифровой объект трансформировался во второй, второй в третий, а последний находится за границей? Запрещаем же мы хранение персональных данных наших граждан за рубежом, значит, они там могут находиться в чьем-то обладании <5>. Мы ведь и публичные санкции к этому "обладателю" применяем. А раз так, то почему бы не истребовать из-за рубежа криптовалюту по частноправовому иску? Она же там, а не здесь. Или все-таки здесь? И я сознательно оставил в стороне вопрос о приватном доступе ко многим цифровым объектам, не свойственном подавляющему большинству вещей. Если кто-то не хочет отдавать вещь, ее можно отнять принудительно, пока она не спрятана. А как быть с паролем от криптокошелька?
--------------------------------
<5> См.: Иванов А.А. Хранение персональных данных за рубежом с точки зрения российского права // Закон. 2015. N 1. С. 134 - 143.
Еще раз подчеркну: относительный и условный характер объектов вещного права по нашему законодательству создает основу для применения соответствующих норм о вещных правах к цифровым объектам. Меня сейчас будут ругать наши чистые цивилисты, в частности Е.А. Суханов. Но с ним разногласий нет: я тоже считаю, что к цифровым объектам нормы вещного права применяться не должны.
Но одно дело - высокая теория, а другое - то, что написано в законе. И главное даже не то, что написано в законе, а то, какие мотивы есть у субъектов правоприменения, хотят ли они, чтобы нормы вещного права к ним применялись. Если хотят, высокая теория их не остановит. А они хотят, потому что самое основное, ради чего все пытаются подвести цифровые объекты под нормы о вещных правах, - это ст. 305 ГК РФ о вещно-правовой защите.
Согласно ей вещно-правовая защита предоставляется не только вещным, но и обязательственным правам, а в сфере цифровизации права в основном обязательственные. Главное, чтобы эти права давали владение вещью. Об относительном и условном понятии вещей в российском праве мы поговорили. Теперь стоит вопрос: что такое владение и возможно ли оно в отношении цифровых объектов?
Понятие владения у нас нигде не раскрыто. Можно владеть цифровым объектом или нет? Чистый цивилист скажет, что нет. Но если мы посмотрим на текст наших законов о цифровизации, там постоянно используются термины - синонимы владения: обладание правом, нахождение персональных данных на территории какого-то государства, как будто персональные данные - это вещи. Овеществление цифровых объектов - особенность нашего законодательства о цифровизации. Мы, конечно, должны бороться за чистоту терминологии, но объективно, когда нет никакой самостоятельной терминологии, все равно приходится брать что-то из схожих по своей природе областей. Поэтому все началось с копирования в право интеллектуальной собственности категорий вещного права, а теперь этот процесс плавно перетек в копирование тех же категорий в законодательстве о цифровизации. Потому что, когда нужна жесткая фиксация конкретного объекта, блага за определенным субъектом, начинают с вещного права, чтобы была высокая правовая обеспеченность, гарантии. Поэтому нормы о праве собственности пытаются распространить на виртуальные предметы в компьютерных играх, а потом и на самих виртуальных персонажей <6>. Телесной природы нет, ну и ладно! Все и так понятно.
--------------------------------
<6> См.: Кирсанова Е.Е. Правовое регулирование оборота прав на результаты интеллектуальной деятельности в цифровой экономике: дис. ... канд. юрид. наук. М., 2021. С. 9.
Это происходит, потому что инструментарий вещного права, с одной стороны, наиболее разработан, а с другой - содержит наибольшие гарантии соответствующих прав.
Только время, а точнее, нюансировка понятий способны создать препятствия к заимствованию. Научились же как-то в праве интеллектуальной собственности видеть разницу между использованием произведения и правом пользования вещью. Вроде пользование/использование - разница в одной приставке, то же самое с владением и обладанием, но нужны время, силы и поправки в законодательство, чтобы их различать. А лучше всего вообще придумать новый термин, который не будет связан со старыми, но этого не удалось пока даже применительно к праву интеллектуальной собственности. Случилось так потому, что право интеллектуальной собственности основывалось и продолжает основываться на англо-американской концепции права собственности, мы же придерживаемся континентальной, очень узкой трактовки вещных прав, в том числе права собственности. Методологические основы применительно к интеллектуальной собственности и к цифровизации - одни и те же. Нужно примирить англо-американскую и континентальную системы права, создать конструкции, общие для этих столь разных систем. Непростая задача!
Конструкции, аналогичные вещным правам, в странах англо-американской системы весьма широкие, а в континентальной системе - довольно узкие. Как их примирить? Можно сузить первые и расширить вторые, но тогда правовые системы в значительной мере утратят свою идентичность, которая проявляется прежде всего в вещном, семейном и наследственном праве. К тому же все равно придется создавать новые конструкции, ведь потребность в широких или собирательных конструкциях никуда не исчезнет. А если перейти к широким конструкциям, то для некоторых объектов, скажем, для вещей, опять-таки потребуется их сужение. Международное общение требует удобства, нельзя каждый раз разбираться, о чем идет речь - о вещных правах в континентальном смысле или о широкой собственности из англо-американской системы. Не случайно в составе международно признанных прав человека появилось право на защиту собственности, которое понимается как право на защиту любого имущественного права в континентальном смысле, в том числе вещного права <7>. Сыграли свою роль соображения и нормативной экономии, и практического удобства. А еще раньше, когда возникла потребность в международном регулировании оборота объектов творческой деятельности, возникло право интеллектуальной собственности, т.е. право собственности как вещное право было расширено в целях распространения на объекты, которые не являются вещами, ну, или являются не совсем вещами. Это потом термины были уточнены...
--------------------------------
<7> См.: Старженецкий В.В. Соотношение международного (европейского) и российского правового регулирования института собственности: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 2003. С. 12.
Применительно к цифровизации срабатывает та же логика правового регулирования, что действовала и в отношении интеллектуальной собственности. В XIX веке и до середины XX века англо-американское право охватывало почти полмира, его понятийный аппарат нужно было учитывать при формулировании единых конструкций интеллектуальных прав. Сейчас в связи с падением колониальной системы многие страны развивают свое национальное право, ареал распространения англо-американского права сужается. Однако США, продолжая быть первой экономикой в мире, выступают в качестве локомотива цифровизации. Большинство идей, касающихся digital law, исходят оттуда. Это увеличивает шансы для принятия широкого подхода к собственности, но теперь уже применительно к цифровым объектам. Если собственность (property) - любое право на благо, которое продается за деньги или оценивается в деньгах, а цифровые объекты в подавляющем большинстве именно таковы, то все они - объекты собственности. Конечно, с точки зрения континентальный системы это даже близко не так, но когда-то же континентальные юристы согласились с более широким применением терминов "собственность" и "имущественные права" в международно-правовых целях... Тем более что Европа с ее сдержанным отношением к цифровизации упускает шанс на четкую сегментацию прав в отношении цифровых объектов. Не исключено, что в будущем подобная сегментация понадобится, но ее придется проводить с нуля.
Подводя промежуточный итог, скажу, что широкая трактовка права собственности создает одну из методологических предпосылок для признания возможности владения цифровыми объектами. Ведь правомочие владения входит в состав права собственности, равно как и других вещных прав.
Если есть право собственности, например, на цифровой объект, то получается, что им можно владеть. А владение применительно к ст. 305 ГК РФ дает вещно-правовую защиту, которую многие в нашей стране хотят получить, чтобы вернуть утраченный объект. Мало кто хочет испытывать превратности судьбы, добиваясь присуждения денежных сумм, особенно когда их размеры занижаются, а исполнимость судебных актов невысока <8>. И если есть возможность забрать цифровой объект обратно и наслаждаться им, ясно, к чему все будут стремиться. В случае с бездокументарными ценными бумагами пришлось ждать почти 20 лет и пользоваться суррогатами вещных исков, пока не появились специальные способы защиты (ст. 149.3 ГК РФ). Сколько времени понадобится на разработку аналога вещных исков для цифровых объектов, сказать трудно. Особенно с учетом того, что для бездокументарных ценных бумаг государством установлена специальная регистрация, а для цифровых объектов она не предвидится или вовсе невозможна. И что делать участникам гражданского оборота?
--------------------------------
<8> См.: Карапетов А.Г. Соотношение требования о взыскании убытков с иными средствами защиты прав кредитора // Убытки и практика их возмещения / под ред. М.А. Рожковой. М., 2006.
Другой методологической предпосылкой признания возможности владения цифровыми объектами выступает его трактовка в качестве субъективного права. И здесь давняя дискуссия о том, что есть владение - факт или право, применительно к цифровизации приобретает совершенно новое звучание.
Если мы определяем владение как физическое или хозяйственное господство над вещью, то в нем всегда присутствует элемент телесности, поскольку физические характеристики ее предполагают. Уже в хозяйственном господстве имеет место отход от телесности, но владение как факт в потенциале сохраняется, поскольку физический контакт хоть и не всегда обязателен, но тем не менее когда-то был и будет. Другое дело, если владение понимается как субъективное право, скажем, мера возможного поведения, обеспечивающаяся закреплением объекта за субъектом, при котором никто другой не имеет аналогичной власти. Присутствующая в данном случае исключительность (монопольность) признается юридически, без какой-либо связи с телесными качествами объекта. Главное, чтобы последний обладал свойствами дискретности и различимости, позволяющими не путать его с другими объектами. Ясно, что многие цифровые объекты, как и объекты исключительных прав, этими свойствами обладают, а значит, юридически ими можно владеть. Почему сейчас это не позволяется - лишь вопрос политики права.
Некоторые плюсы в признании возможности владения цифровыми объектами имеются. И состоят они прежде всего в абсолютной защите владения от посягательства любых лиц. Конечно, было бы лучше, если бы у нас существовала полноценная система вещных прав, дающая подобную защиту, но ее нет. Перечень вещных прав открытый, причем с точки зрения социально-экономических потребностей в нем имеются зияющие дыры. Более-менее сформулированы нормы о праве собственности и вещных правах, касающихся владения и пользования недвижимостью, в частности земельными участками. Но нет прав, которые предоставляют вещные гарантии для денежных требований, наподобие поземельного или рентного долга, и для заключения и исполнения в будущем договоров, наподобие права (особой отметки) приобрести чужую недвижимость. Данные потребности призвано обслуживать вещное право, только у нас оно в соответствующем направлении не работает, рынок не развит <9>. И как раз эти две потребности крайне важны для цифровизации. Идеи токенизации и распределенного реестра, как, впрочем, и смарт-контрактов, предназначены для повышения уверенности (гарантий) принадлежности цифровых благ конкретным лицам. Законодательство о цифровизации вынуждено искать свои пути, восполняя лакуны, оставленные вещным правом. И абсолютная защита здесь тоже не помешала бы, а все мы знаем, откуда она происходит.
--------------------------------
<9> См.: Иванов А.А. Экономические основания вещных прав // Закон. 2015. N 12. С. 102 - 105.
Когда ведут речь о защите на случай того, что кто-то не будет исполнять заключенный договор, обычно говорят о смарт-контрактах. Они тоже ведь дают гарантии за счет механизма самоисполнения, прежде всего цифрового.
Но если самоисполнение реально не зависит от произвола исполнителя, то и дополнительные гарантии особо не нужны. Они намного больше нужны тогда, когда кто-то должен нечто исполнить, но не исполняет, например не передает цифровой объект, и мы его принуждаем. Вещные права, кроме залога (if any), этому мало помогают.
Основная тяжесть лежит пока что на обязательственных правах, которые, к сожалению, без вещно-правовой защиты малоэффективны. Об убытках, исполнимости требований по их взысканию речь уже шла. А вот если придать токену формальную определенность и жестко закрепить за конкретным субъектом, допустим, при помощи распределенного реестра, то он может оказаться не менее надежным, чем отсутствующие у нас вещные права. Вот вам и вызов со стороны законодательства о цифровизации в отношении традиционного гражданского законодательства, не доведенного до логического конца!
Что представляют собой цифровые объекты, если рассматривать их под углом зрения телесности (физической природы)? Это всегда единство "цифры" и "железа". Мне трудно представить "цифру" существующей изолированно. Omni ius hominum causa constitutum est (любое право существует для людей). Но сами люди - не цифровые существа, они не имеют непосредственного доступа к "цифре". Им нужен телесный посредник, "железо", нужен всегда, иначе восприятие объекта окажется невозможным. Далеко не любое "железо" есть вещь, но оно так или иначе должно присутствовать, чтобы цифровой объект мог быть задействован в отношениях между людьми. "Железо" может принадлежать другому лицу, даже находиться в разных местах, быть объектом чьего-либо права собственности или иного вещного права, наконец, вообще никому не принадлежать. "Цифра" может мигрировать между отдельными частями "железа", однако последнее так или иначе должно быть. В свою очередь, "цифра" может быть совокупностью значимых машиночитаемых символов, простой или сложной <10>. Главное, чтобы она с точки зрения оборота представляла собой ценность. Эта особенность цифровых объектов показывает, насколько к ним близко вещное право, объясняет, почему понятия последнего используются применительно к ним. Ведь "железо" так или иначе принадлежит кому-то, одновременно выступая носителем "цифры".
--------------------------------
<10> См.: Haeberli D, Oesterhelt S., Meier U. Homburger. Switzerland // Dewey J. (ed.) Blockchain & Cryptocurrency Regulation. 1st ed. Zurich, 2019.
Задача юристов состоит в том, чтобы провести четкую классификацию видов "цифры" (цифрового объекта) и "железа" (материального носителя), рассмотреть различные варианты их соединения, а потом показать, как последние должны отражаться на вещном праве.
Наиболее подробно сейчас рассмотрен вопрос о соотношении вещей и воплощенных в них объектах интеллектуальных прав. Сначала в вещи воплощалось произведение творчества, которое не имело цифрового измерения, например, изменялись физические характеристики вещи (холст и краски превращались в картину, камень - в скульптуру, виниловая пластинка - в аудиозапись и т.д.). Потом на вещи накладывались машиночитаемые цифровые символы, неразрывно присоединяясь к ним (CD- и DVD-диски). Через некоторое время появились заменяемые материальные носители (флеш-карты), но без них все равно произведение не могло существовать. Наконец, интеллектуальные права начали предлагаться в отношении произведений, находящихся в облаке, т.е. на чужих материальных носителях, которые доступны одновременно многим лицам. С экономической точки зрения природа соответствующих объектов не изменилась, однако с точки зрения права в момент разрыва связи "цифры" и "железа" произошли драматические изменения. Вещные (абсолютные) права были отброшены, и взамен стали использоваться обязательственные (относительные) права. Причины состояли не только в соображениях практического удобства (вещные права слишком формализованы для быстрого оборота), но и в эгоистических мотивах интернет-гигантов, желающих зарабатывать больше. Ведь однократная продажа - хорошо, но регулярные платежи за пользование - лучше с точки зрения и максимизации закона, и капитализации на рынке. Тот факт, что в результате права конечных пользователей были урезаны, некоторое время игнорировался.
Между тем есть серьезные основания к тому, чтобы уравнять права приобретателей аналоговых и цифровых произведений, предоставив последним дополнительные возможности, в частности перенос произведений на другой носитель. Об этом мне уже приходилось высказываться <11>. И если представленные соображения найдут поддержку, то можно будет вести речь о едином правовом режиме всех объектов интеллектуальных прав. Материальным носителем, который представляет собой вещь, можно владеть. Если на этом носителе находится объект интеллектуального права (произведение), то, владея носителем, владеешь и произведением. Причем не имеет значения, неразрывны носитель и произведение или нет. Просто в последнем случае владение произведением при его трансфере будет осуществлять владелец другого носителя.
--------------------------------
<11> См.: Иванов А.А. Много оттенков серого: абсолютные и относительные права (цифровая практика и немного теории) // Закон. 2019. N 5. С. 103 - 109.
Сказанное касается владения, но не вещных прав. Их заменяют права исключительные. Если я могу полноценно владеть вещью, с которой неразрывно связаны исключительные права, то почему я не могу владеть вещью, в которой эти права просто в настоящий момент находятся? Да, они могут переместиться на другой носитель в будущем, но пока они имеются на первоначальном носителе, владение ими сохраняется. Сложнее ситуация, если приобретены исключительные права на произведение, которое изначально находилось в облаке и продолжает там находиться. Приобретатель таких прав не становится владельцем, пока не получит их на свой материальный носитель. Навсегда или на время - это зависит от условий приобретения. Если навсегда, то он должен иметь право распорядиться приобретенным вместе с материальным носителем, причем даже тогда, когда он до того вообще не скачивал произведение из облака. Только тогда статус всех обладателей исключительных прав будет равным.
Соединения "цифры" и "железа" не избежать, но оно может осуществляться по-разному. По общему правилу соединение пассивно: "железо" просто выступает носителем "цифры", само не меняясь. Но для некоторых сложных цифровых объектов данное соединение не пассивно, а активно: "цифра" управляет "железом", а то и вовсе изменяет его. Такие объекты можно назвать умными вещами, и они имеют или должны иметь особенности в части распространяющихся на них права собственности и иных вещных прав. Наша судебная практика применительно к этим вещам только начинает формироваться.
Речь идет в основном о программном обеспечении, при помощи которого можно управлять, скажем, домом или автомобилем <12>. Если оно перестает обновляться или вовсе отключается, умную вещь становится невозможно использовать по назначению, собственник терпит убытки. Хорошо, если имеется обязательство, согласно которому контрагент отвечает за качество вещи, например купля-продажа или аренда. Еще лучше, если к такому отношению применяется Закон о защите прав потребителей. А если все возможные гарантийные сроки, сроки службы или годности истекли, а вещь тем не менее использовать нельзя? Тут поможет лишь деликтный иск собственника (обладателя иного вещного права), основанный на единстве материального носителя и программного (цифрового) обеспечения в умной вещи. Логика такая: программа отключена - вещь не работает - возникли убытки - наступает ответственность. Ответственность того, кто программу отключил, даже если он не совпадает с лицом, по сделке с которым умная вещь приобретена. Вопрос о солидарной ответственности тоже может быть поставлен, причем даже третьим лицом, получившим такую вещь в порядке сингулярного правопреемства <13>.
--------------------------------
<12> См.: п. 3 Обзора судебной практики по делам о защите прав потребителей (утв. Президиумом Верховного Суда РФ 19.10.2022).
<13> См.: Иванов А.А. Как перестроить защиту прав потребителей // Закон. 2019. N 1.
Практика, конечно, в большом долгу перед собственниками умных вещей: многие интернет-гиганты, например Microsoft, без малейших колебаний отключают старые модели компьютеров от своего программного обеспечения, превращая их в никому не нужный хлам <14>. Иски об убытках к ним в подобных случаях почти не удовлетворяются, а зря! Если уж вы запустили в гражданский оборот умную вещь, извольте поддерживать установленное на ней программное обеспечение до тех пор, пока право собственности не прекратится. Как мне кажется, производителей компьютеров и комплектующих к ним спасает в значительной степени то, что программное обеспечение для них часто приобретается отдельно и устанавливается самостоятельно. Имеет место некоторый разрыв связи между "железом" и "цифрой". Но это разрыв кажущийся и может быть преодолен, если удастся доказать, что "железо" приобреталось под определенный софт и вместе с последним фактически использовалось. В современном цифровом мире свобода выбора довольно ограничена: с большой степенью вероятности определенная вещь используется с конкретной программой, хотя можно установить и другую. Значит, нужно обращать внимание на то, что было сделано фактически.
--------------------------------
<14> См., напр.: Hollister S. Windows 11 won't stop older PCs, but it might make you sign this waiver. URL: https://www.theverge.com/2021/9/21/22686457/windows-11-health-check-compatible-supported-cpu-old-pc-waiver (дата обращения: 19.05.2023).
Использование применительно к умным вещам конструкций вещного права позволяет преодолеть срочный и ограниченный характер обязательственных и исключительных прав, которые сознательно используются, чтобы заставить людей избавляться от старых вещей, которые еще вполне пригодны для использования, и покупать новые.
Кто хочет гнаться за искусственно формируемым спросом, пожалуйста! Но остальные должны иметь возможность использовать умные вещи без остатка, выжать из них все. Кстати, тот, кто сознательно замедляет работу программного обеспечения для старого "железа", тоже должен возмещать убытки <15>.
--------------------------------
<15> Так, Apple заплатит до 500 млн долл. для урегулирования иска США из-за намеренного замедления работы iPhone. См.: Stempel J. Apple to pay up to million to settle U.S. lawsuit over slow iPhones // Reuters. March 2, 2020. URL: https://www.reuters.com/article/us-apple-iphones-settlement/apple-to-pay-up-to-500-million-to-settle-u-s-lawsuit-over-slow-iphones-idUSKBN20P2E7 (дата обращения: 18.05.2023).
Та же самая логика соотношения "железа" и "цифры", которая вырабатывается в отношении объектов интеллектуальной собственности, может быть применена и к иным цифровым объектам, как более простым, так и более сложным. Все более сложные объекты, особенно связанные с искусственным интеллектом, скорее всего, относятся к умным вещам. Для более простых объектов нужно проверять наличие критерия управления "железом" со стороны "цифры". Но речь пока шла о комбинации: одна единица "железа" - один набор цифровых символов - один цифровой объект. Иное, более сложное сочетание на практике существует под названием распределенного реестра: несколько единиц "железа" - в основном один набор цифровых символов - один цифровой объект <16>. Раз есть несколько единиц "железа", то имеется и несколько владельцев. Как они соотносятся между собой? Это общее владение или каждый сам по себе? Скорее первое, нежели второе, хотя никакое единое правовое основание их не объединяет. Общность формируется фактически и производна от единства цифрового объекта. Право, однако, должно регулировать такую общность, обеспечивая нормальное взаимодействие между ее участниками.
--------------------------------
<16> См.: Новоселова Л.А. "Токенизация" объектов гражданского права // Хозяйство и право. 2017. N 12.
Что касается одного набора цифровых символов, сама идея распределенного реестра состоит в том, что набор цифровых символов, которые находятся на каждой единице "железа", в целом одинаков, тем не менее полностью не совпадает хотя бы потому, что имеет или должен иметь цифровую привязку к разным единицам "железа", которая используется для проверки идентичности цифрового объекта в целом <17>. Кто знает, какие еще комбинации "цифры" и "железа" имеются или возникнут в будущем! Но это предмет уже другой работы.
--------------------------------
<17> Под "привязкой" следует понимать следующее. В распределенном реестре главная часть информации дублируется, т.е. тождественна, однако идея такого реестра состоит в том, что "цифру" на одном фрагменте "железа" бесполезно менять, поскольку она находится на других кусках "железа" и может быть сверена. Привязка - это и есть указание на то, с какими иными эталонами "цифры" нужно ее сверять. В итоге на разных кусках "железа" одна и та же "цифра", но без привязки распределенный реестр своих функций не выполняет. Привязка соединяет образцы "цифры" на разных кусках "железа".
References
Наша компания оказывает помощь по написанию курсовых и дипломных работ, а также магистерских диссертаций по предмету Гражданское право, предлагаем вам воспользоваться нашими услугами. На все работы дается гарантия.
Навигация по сайту:
Контакты:
197839245
"Горячие" документы: