Навигация по сайту:

• Главная
• Условия и порядок оказания услуг
• Цены и порядок оплаты
• Способы оплаты
• Гарантии
• ЗАКАЗАТЬ

Контакты:

Свяжитесь с нами:

ICQ: 197839245
e-mail: justicemaker@yandex.ru

Проблема "потерянных" участников корпорации. Развернутый комментарий к Определениям Судебной коллегии по экономическим спорам ВС РФ от 15 декабря 2022 года N 304-ЭС22-10636 и от 31 января 2023 года N 305-ЭС22-13675. Статьи по предмету Гражданское право

Наша компания оказывает помощь по написанию статей по предмету Гражданское право. Используем только актуальное законодательство, проекты федеральных законов, новейшую научную литературу и судебную практику. Предлагаем вам воспользоваться нашими услугами. На все выполняемые работы даются гарантии

Вернуться к списку статей по юриспруденции

ПРОБЛЕМА "ПОТЕРЯННЫХ" УЧАСТНИКОВ КОРПОРАЦИИ РАЗВЕРНУТЫЙ КОММЕНТАРИЙ К ОПРЕДЕЛЕНИЯМ СУДЕБНОЙ КОЛЛЕГИИ ПО ЭКОНОМИЧЕСКИМ СПОРАМ ВС РФ ОТ 15 ДЕКАБРЯ 2022 ГОДА N 304-ЭС22-10636 И ОТ 31 ЯНВАРЯ 2023 ГОДА N 305-ЭС22-13675 <1>

И.С. ЧУПРУНОВ

--------------------------------
<1> Автор выражает искреннюю благодарность А.А. Кузнецову и Р.Р. Репину за ценные комментарии, данные в ходе подготовки настоящей статьи. В то же время все ошибки остаются исключительно на совести автора.

1. Введение

В конце 2022 - начале 2023 года Судебная коллегия по экономическим спорам Верховного Суда Российской Федерации (далее - СКЭС, Коллегия) приняла два знаковых Определения по конкретным делам - делу ПАО "Чиф-Кузбасс" <2> (далее - дело "Чиф-Кузбасс") и делу АО "Элвис-Плюс" <3> (далее - дело "Элвис-Плюс"), которые кардинальным образом изменили подход к решению проблем, связанных с наличием в реестре акционеров записи о принадлежности акций юридическому лицу, которое было ликвидировано. В отличие от сложившейся ранее судебной практики СКЭС позволила акционерному обществу при соблюдении определенных условий произвести выкуп таких акций.
--------------------------------
<2> См.: Определение ВС РФ от 15.12.2022 N 304-ЭС22-10636. Данное дело успело стать предметом обсуждения как в юридической периодике (см.: Филиппова С.Ю., Шиткина И.С. К вопросу о судьбе акций, принадлежавших акционеру, утратившему правоспособность. Комментарий к Определению Судебной коллегии по экономическим спорам ВС РФ от 15 декабря 2022 года N 304-ЭС22-10636 // Вестник экономического правосудия РФ. 2023. N 2. С. 4 - 19), так и (еще до принятия Определения по делу "Элвис-Плюс") за ее пределами (см., в частности, обсуждение в подкасте #4.16 в рамках проекта "Петербургская цивилистика": https://www.youtube.com/watch?v=lBTGmV3XrrA&t=1142s, а также публикацию А.А. Кузнецова в проекте "Шортрид": "Мертвые души" в акционерных обществах: как меняется практика? URL: https://shortread.ru/mertvye-dushi-v-akcionernyh-obshhestvah-kak-menyaetsya-praktika-kolonka-aleksandra-kuznecova/).
<3> См.: Определение ВС РФ от 31.01.2023 N 305-ЭС22-13675.

При этом подобная ситуация является лишь частным случаем сохранения в реестре тех, кого можно было бы условно назвать "потерянными" акционерами <4>, т.е. тех, кто длительно не осуществляет корпоративные права и, возможно, даже уже прекратил свое существование как субъект гражданского права. Как будет показано ниже, проблема "потерянных" акционеров, несмотря на внимание к ней в юридической литературе, имеет все еще весьма неясные контуры, но при этом является весьма важной, поскольку затрагивает некоторые узловые элементы корпоративного права.
--------------------------------
<4> Для упрощения формулировок мы будем в основном пользоваться термином "акционер", но при этом в большинстве случаев иметь в виду также и участников ООО (если из контекста прямо не будет следовать иное).

Особо примечательными комментируемые Определения делает тот факт, что, хотя Коллегия разрешала конкретные споры в отношении ликвидированных акционеров, она формулировала правовые позиции таким образом, что они могут оказаться релевантными и для иных категорий дел. Иными словами, СКЭС, судя по всему, не просто стремилась добиться справедливости in casu, но и старалась выработать абстрактно применимый подход за рамками фактов дела, что сложно не признать проявлением судебного правотворчества. Более того, как будет продемонстрировано далее, парадоксальным образом правила о выкупе акций у ликвидированных акционеров, сформулированные Коллегией, скорее, рассчитаны на использование в будущем in abstracto и в то же время могут оказаться просто неприменимы в делах "Чиф-Кузбасс" и "Элвис-Плюс" на новом витке их рассмотрения судами.
Наконец, нельзя не отметить, что, несмотря на сходство обстоятельств комментируемых дел, идентичность состава судей СКЭС, их рассматривавшего <5>, а также весьма короткий период между вынесением Определений (полтора месяца), аргументация, использованная для мотивировки допустимости принудительного выкупа акций у ликвидированного акционера, претерпела немалые изменения. Это крайне сложно списать на различия в обстоятельствах дел, по-видимому, в реальности подход Коллегии к разрешению споров о выкупе акций у "потерянных" акционеров все еще находится в процессе формирования.
--------------------------------
<5> Е.Е. Борисова, Г.Г. Попова, Н.С. Чучунова.

С учетом всех этих особенностей комментируемых Определений настоящая статья будет структурирована следующим образом. Сначала мы опишем фабулы каждого из дел и позиции, занятые СКЭС применительно к соответствующим фактам (раздел 2). Затем мы обозначим более общую проблему "потерянных" акционеров (раздел 3). После этого будет проанализирована мотивировка Определений по каждому из комментируемых дел (раздел 4), а в завершение - возможные решения указанной более общей проблемы (раздел 5).

2. Фабула дел. Частная постановка проблемы

2.1. Дело "Чиф-Кузбасс"

ПАО "Чиф-Кузбасс" (далее - "Чиф-Кузбасс") обратилось в суд с требованием о признании своих акций, числящихся в реестре акционеров на лицевом счете ЗАО "Фирма "Карнет" (далее - Фирма), бесхозяйными, а также о признании права собственности ПАО на эти акции и об обязании лица, ведущего реестр акционеров, списать акции с лицевого счета Фирмы и зачислить их на счет самого истца. Эти требования были заявлены в адрес АО "Специализированный регистратор "Компас" (т.е. лица, ведущего реестр акционеров "Чиф-Кузбасс") и двух физических лиц, бывших акционерами Фирмы.
В обоснование своих требований истец ссылался на то, что, хотя Фирма все еще значится в реестре как акционер, в действительности она была исключена ФНС России из ЕГРЮЛ еще 1 сентября 2007 года на основании п. 2 ст. 21.1 Закона о государственной регистрации <6>. Как следствие, по мнению истца, тот факт, что акции числятся в реестре за лицом, не обладающим правоспособностью, "препятствует ведению финансово-хозяйственной деятельности ["Чиф-Кузбасс"]".
--------------------------------
<6> Федеральный закон от 08.08.2001 N 129-ФЗ "О государственной регистрации юридических лиц и индивидуальных предпринимателей".

Суды нижестоящих инстанций отказали в удовлетворении заявленных требований <7> по двум основным причинам. Во-первых, они признали недоказанной бесхозяйность акций и владение ими со стороны "Чиф-Кузбасс", учитывая, что "ликвидированное юридическое лицо имеет правопреемников в лице своих участников (акционеров), обладающих правом на ликвидационную квоту (пункт 8 статьи 63 Гражданского кодекса) и на распределение обнаруженного имущества (пункт 5.2 статьи 64 Гражданского кодекса)". Во-вторых, суды также указали, что законодательство содержит исчерпывающий перечень случаев, при которых права на размещенные обществом акции могут переходить непосредственно к самому эмитенту, и рассматриваемая ситуация к ним не относится <8>.
--------------------------------
<7> См.: решение АС Кемеровской области от 07.10.2021 по делу N А27-24426/2020; Постановления Седьмого ААС от 14.12.2021 N 07АП-11506/2021(1), 07АП-11501/2021(1); АС Западно-Сибирского округа от 30.03.2022 N Ф04-146/2022.
<8> Такая аргументация, использованная нижестоящими судами, является абсолютно типичной для данной категории дел и ранее поддерживалась и судьями ВС РФ при разрешении вопроса о передаче дел на рассмотрение СКЭС. Подробнее об этом будет сказано в разделе 4.

СКЭС не согласилась с таким подходом и отправила дело на новое рассмотрение, используя при этом следующее обоснование:
1) по мнению Коллегии, "акции публичного общества направлены на привлечение ликвидности и утрата ими этой функции за счет длительного выбытия из оборота представляет собой нарушение интересов публичного общества";
2) СКЭС указывает, что "участие в акционерном обществе влечет не только возникновение прав, но и определенных обязанностей у акционера", но "с исключением акционера из ЕГРЮЛ как недействующего юридического лица как реализация им корпоративных прав, так и выполнение корпоративных обязанностей становятся невозможными";
3) на основании двух предыдущих тезисов Коллегия приходит к выводу, что "длительное сохранение такой ситуации (например, более 10 лет) нарушает законные интересы акционерного общества, связанные с обеспечением возможности продолжения ведения его деятельности, поддержанием управляемости деятельности хозяйствующего субъекта, необходимостью привлечения капитала от иных лиц, готовых выступить акционерами (инвесторы), что требует фактического возвращения акций в гражданский оборот".
Обозначив таким образом ключевую проблему дела "Чиф-Кузбасс", Коллегия предлагает следующий подход к ее решению (в силу своеобразности которого позволим себе подробные прямые цитаты из судебного акта).
Сначала СКЭС констатирует, что Закон об АО <9> "содержит ряд правовых институтов, направленных на защиту прав как акционеров, так и акционерных обществ и обеспечивающих баланс их интересов посредством прекращения участия", в частности, "в случае утраты интереса в дальнейшем участии в обществе акционер в соответствии со статьями 72, 73, 75, 76 Закона N 208-ФЗ в установленных данными нормами случаях наделяется правом требовать у акционерного общества выкупа его акций". По мнению Коллегии, "исключение акционера из ЕГРЮЛ приводит к тем же последствиям, что и выход участника из общества применительно к корпоративным правам и обязанностям".
--------------------------------
<9> Федеральный закон от 26.12.1995 N 208-ФЗ "Об акционерных обществах".

Результатом приведенных рассуждений является вывод СКЭС, что "данная ситуация свидетельствует о выходе участника (акционера) из корпорации как юридическом факте, в связи с чем правовые последствия этого факта могут определяться по аналогии закона (пункт 1 статьи 6 ГК РФ) на основании положений статей 72, 73, 75, 76 Закона N 208-ФЗ... как если бы участник прекратил свое участие в обществе не ввиду исключения из ЕГРЮЛ, а приняв самостоятельное решение".
Далее, Коллегия ссылается на позиции Конституционного Суда РФ, в соответствии с которыми, во-первых, "основанием для отчуждения у части акционеров принадлежащего им имущества могут быть интересы акционерного общества в целом - в той мере, в какой оно действует для достижения общего для акционерного общества блага", а во-вторых, "вмешательство в право собственности акционеров носит оправданный характер, если целью вмешательства является эффективное управление обществом" <10>.
--------------------------------
<10> Постановление КС РФ от 24.02.2004 N 3-П; Определения КС РФ от 03.07.2007 N 681-О-П, N 713-О-П и N 714-О-П.

После всех приведенных рассуждений СКЭС прямо указывает, что в данном случае наличествует пробел законодательства, и предлагает его устранять посредством применения к ситуациям исключения акционера по аналогии ст. 72, 73, 75 и 76 Закона об АО. По мнению Коллегии, именно такой подход будет способствовать "достижению общего для акционерного общества блага, в том числе посредством обеспечения эффективного управления обществом, возвращения акций в оборот".
Применять положения о выкупе акций по аналогии Коллегия предлагает следующим образом. Сначала общество проводит общее собрание акционеров, в повестку которого включается вопрос о выкупе акций исключенного из ЕГРЮЛ акционера <11>. При этом, по мнению СКЭС, "общество обязано направить известным ему участникам исключенного акционера уведомление о проведении общего собрания акционеров, а также информирует о том, что на собрании будет поставлен вопрос о выкупе акций исключенного из ЕГРЮЛ акционера". Коллегия указывает, что такое уведомление "должно включать положения о цене и порядке осуществления выкупа" и "направляться по последнему адресу исключенного из государственного реестра юридического лица". Выкуп в данном случае должен осуществляться на возмездной основе по цене, определяемой по правилам п. 3 ст. 75 Закона об АО. Наконец, по мнению Коллегии, "регистратор обязан списать акции со счета ликвидированного акционера и зачислить их на счет эмитента (акционерного общества) на основании утвержденного советом директоров (наблюдательным советом) общества отчета об итогах выкупа акций и документов, подтверждающих исполнение обществом обязанности по зачислению денежных средств на депозит нотариуса (при необходимости такого зачисления)".
--------------------------------
<11> В тексте комментируемого Определения есть также намеки на то, что такое решение может быть принято и советом директоров общества (в случаях, установленных абз. 1 п. 2 ст. 72 Закона об АО).

Учитывая то, что формально "Чиф-Кузбасс" заявляло иск о признании акций бесхозяйными, далее СКЭС ссылается на то, что "в случае, когда акционерным обществом заявлен иск к регистратору о зачислении акций на счет эмитента по основанию, связанному с исключением акционера из ЕГРЮЛ, такой иск подлежит рассмотрению по существу как фактически направленный на передачу акций в распоряжение Общества применительно к статьям 72, 73, 75, 76 Закона N 208-ФЗ".
Наконец, Коллегия прямо указывает, что при новом рассмотрении дела судам следует, в частности, установить, "была ли соблюдена истцом процедура инициирования принятия решения о выкупе акций, учитывая преследуемый эмитентом материально-правовой интерес, а также право акционеров ликвидированного хозяйствующего субъекта (Фирмы) на получение возмещения при условии выкупа ценных бумаг Общества".

2.2. Дело "Элвис-Плюс"

АО "Элвис-Плюс" (далее - "Элвис-Плюс") обратилось в суд с требованием о признании бесхозяйными акций, которые согласно реестру акционеров "Элвис-Плюс" принадлежали компании Sun Microsystems Computer Corporation (США, штат Калифорния), ликвидированной в 1997 году (далее - Компания), а также об их передаче в пользу "Элвис-Плюс" для последующего перераспределения в соответствии с Законом об АО и об обязании держателя реестра акционеров списать эти акции с лицевого счета Компании и зачислить их на счет "Элвис-Плюс". Указанные требования были заявлены исключительно в адрес лица, ведущего реестр акционеров "Элвис-Плюс" (по-видимому, по той причине, что истцу не были известны бывшие участники/акционеры Компании).
Суды нижестоящих инстанций отказали в удовлетворении заявленных требований примерно по тем же основаниям, что и в деле "Чиф-Кузбасс" <12>. Во-первых, истец не доказал владение чужими акциями, отказ со стороны Компании от прав в отношении акций, а также "свое право на иск о признании акций бесхозяйными, удовлетворение которого в силу п. 2 ст. 226 ГК автоматически сделало бы истца собственником чужих акций". Во-вторых, иск был заявлен к ненадлежащему ответчику. В-третьих, по мнению судов, истец не представил доказательств того, что (а) обращался к учредителям Компании и ее конечному бенефициару с сообщением о том, что в реестре акционеров числятся спорные акции, и (б) "законодательство США не предусматривает возможность обращения кредиторов такого юрлица с иском о распределении обнаруженного имущества ликвидированного должника, как, например, это предусмотрено для случая исключения из ЕГРЮЛ российских юридических лиц (пятилетний срок (абзац 1 пункта 5.2 статьи 64 ГК РФ))".
--------------------------------
<12> См.: решение АС г. Москвы от 09.09.2021 по делу N А40-146631/21-48-1102; Постановления Девятого ААС от 10.12.2021 N 09АП-69382/2021-ГК; АС Московского округа от 19.04.2022 N Ф05-7125/2022.

Как и в деле "Чиф-Кузбасс", Коллегия не согласилась с выводами судов нижестоящих инстанций и направила дело на новое рассмотрение, руководствуясь следующим:
- сначала СКЭС почти дословно повторяет свой тезис из дела "Чиф-Кузбасс" о том, что "акции публичного общества направлены на привлечение ликвидности и утрата ими этой функции за счет длительного выбытия из оборота приводит к нарушению законных интересов акционерного общества";
- затем Коллегия видоизменяет свою аргументацию в отношении того, почему же именно нахождение в реестре акционеров записи о ликвидированном лице является нежелательным. Во-первых, исчезает ссылка на нежелательность именно длительного сохранения такой ситуации (более 10 лет) - теперь речь идет о недопустимости просто "сохранения ситуации, при которой акции продолжают считаться размещенными среди утративших правоспособность участников гражданского оборота". Во-вторых, если в деле "Чиф-Кузбасс" Коллегия писала о потенциальном нарушении интересов корпорации в результате такого положения вещей, то теперь СКЭС апеллирует к тому, что оно "входит в противоречие с существом юридической конструкции акционерного общества как организационно-правовой формы предпринимательства";
- затем Коллегия, видимо в качестве общего принципа, указывает, что "в случае утраты акционером интереса в дальнейшем участии в обществе он в соответствии со статьями 75 и 76 Закона об акционерных обществах в установленных данными нормами случаях наделяется правом требовать у акционерного общества выкупа его акций" <13>.
--------------------------------
<13> В деле "Чиф-Кузбасс" в аналогичном пассаже были также ссылки на ст. 72 и 73 Закона об АО.

В итоге же СКЭС фактически повторяет свой вывод из дела "Чиф-Кузбасс" о разрешении спора за счет применения аналогии закона: "Ликвидация юридического лица - акционера, в ходе которой не происходит правопреемства в отношении принадлежащих ему акций, свидетельствует, по существу, о фактически состоявшемся добровольном выходе акционера из корпорации, в связи с чем правовые последствия такого поведения акционера могут определяться по аналогии закона..." Положениями закона, которые по аналогии регулируют выкуп акций у ликвидированного акционера, как и в деле "Чиф-Кузбасс", объявляется совокупность правил, закрепленных в ст. 72, 73, 75 и 76 Закона об АО.
В отличие от дела "Чиф-Кузбасс" в деле "Элвис-Плюс" Коллегия не описывает подробно порядок выкупа акций, в том числе не указывает на необходимость его одобрения акционерами (или советом директоров), а также уведомления известных истцу участников ликвидированного акционера. В то же время СКЭС обращает внимание на п. 5.2 ст. 64 ГК, регулирующий порядок распределения имущества после ликвидации юридического лица <14>: Коллегия указывает, что средства от выкупа акций у ликвидированного акционера направляются на депозитный счет нотариуса, если только к тому моменту не истек пятилетний срок на такое распределение имущества.
--------------------------------
<14> Правда, как будет показано ниже, не совсем ясно, зачем Коллегия делает именно это, так как данное положение закона никак не могло оказаться применимо в деле "Элвис-Плюс", поскольку ликвидированное юридическое лицо не было зарегистрировано в России, в силу чего к последствиям его ликвидации должны были применяться правила его личного закона (подп. 4 п. 2 ст. 1202 ГК).

Наконец, важное отличие дела "Элвис-Плюс" от дела "Чиф-Кузбасс" заключается в том, что ликвидированный акционер являлся не российским, а иностранным юридическим лицом. В связи с этим Коллегия прямо отклонила доводы судов нижестоящих инстанций о том, что "истец должен был представить доказательства, с бесспорностью исключающие вывод о переходе прав на акции к иным потенциальным владельцам (учредителям и участникам акционера, его конечным бенефициарам, кредиторам) в соответствии с законодательством США" <15>. Напротив, по мнению СКЭС, истец не должен доказывать отсутствие у ликвидированного иностранного лица правопреемников (поскольку иначе он вынужден был бы доказывать отрицательный факт). По-видимому, по мысли Коллегии, истцу достаточно лишь "с разумной степенью достоверности" подтвердить прекращение правоспособности иностранного акционера "без правопреемства в отношении акций" (по крайней мере, СКЭС указала на необходимость оценки нижестоящими судами соответствующих доказательств, представленных истцом).
--------------------------------
<15> Любопытно, что Коллегия в данном случае ссылается на законодательство США, хотя вопросы корпоративного права относятся к сфере регулирования каждого штата.

3. Более общий взгляд на "потерянных" акционеров

Как нетрудно заметить, оба дела касаются крайне схожих фактических ситуаций: хотя один из акционеров ликвидирован много лет назад, запись о принадлежности ему акций продолжает сохраняться в реестре акционеров. Права, воплощенные в указанных акциях, естественно, никто не может реализовывать, но при этом никто из участников ликвидированного акционера не предпринимает никаких шагов в данном отношении, а равно в отношении распределения имущества, принадлежавшего ликвидированному акционеру.
Тем не менее проблема "потерянных" акционеров может быть сформулирована более общим образом. Можно выделить по меньшей мере два основных типа акционеров, которых можно было бы условно именовать "потерянными".
Во-первых, речь идет о таких лицах, которые формально числятся в качестве участника корпорации в соответствующем реестре, однако в реальности уже утратили правосубъектность. На практике это часто связано с тем, что такие участники были исключены из ЕГРЮЛ в административном порядке (п. 2 ст. 21.1 Закона о государственной регистрации). Однако исключение может быть и результатом, например, добровольной ликвидации или реорганизации, а также может происходить в рамках процедур несостоятельности (акции могут просто оказаться "забыты", скажем, по той причине, что о них не было известно ликвидатору или арбитражному управляющему). Кроме того, в реестре в качестве участника корпорации может формально значиться и умершее физическое лицо. При этом вне зависимости от того, имеются ли у таких неправосубъектных акционеров (а) универсальные правопреемники (какие всегда есть, к примеру, при наследовании или слиянии/присоединении/разделении) или (б) только участники и/или кредиторы, обладающие правом на распределение оставшегося имущества (при ликвидации) <16>, указанные лица могут не предпринимать никаких шагов для перерегистрации на себя соответствующей доли участия в корпорации. Как следствие, в реестре может крайне долгое время сохраняться запись о неправосубъектном акционере, который, конечно, оказывается не способен ни реализовывать права, ни исполнять обязанности, воплощенные в такой доле участия.
--------------------------------
<16> В соответствии с прямым указанием п. 1 ст. 61 ГК ликвидация юридического лица не влечет универсального правопреемства.

Во-вторых, на "потерянных" акционеров можно смотреть и намного шире и включать в их число также просто пассивных акционеров. В отношении их правосубъектности не может быть никаких вопросов, но они не проявляют никакой заинтересованности в деятельности корпорации и не пользуются своими корпоративными правами, включая право на участие в управлении, право на получение информации и т.д. Также они могут не предоставлять обществу (или реестродержателю) актуальные сведения о себе (адрес, банковские реквизиты и т.д.), что потенциально затрудняет для общества коммуникацию с ними. При этом подобная пассивность может иногда возникать ввиду обстоятельств, которые зависят от акционера (или могут быть поставлены ему в вину). Отнесение пассивных акционеров к числу "потерянных" является не вполне однозначным, однако именно из этого исходит, например, проект Федерального закона, который специально посвящен проблеме "потерянных" акционеров <17> (далее - законопроект о "потерянных" акционерах): предлагаемое в нем регулирование в равной степени распространяется на любых "потерянных" акционеров, информация о которых перестала быть актуальной (подробнее о законопроекте, включая его более ранние редакции, будет сказано в разделе 5).
--------------------------------
<17> Проект Федерального закона N 103501-8 "О внесении изменений в Федеральный закон "Об акционерных обществах" и статью 8 Федерального закона "О рынке ценных бумаг" (ред., принятая ГД ФС РФ в первом чтении 14.06.2022).

В дальнейшем первую категорию "потерянных" акционеров мы будем условно именовать неправосубъектными акционерами, а вторую - пассивными акционерами.
По понятным причинам проблема "потерянных" акционеров, пожалуй, в наибольшей степени актуальна для ПАО: именно они обладают наиболее широкой акционерной базой, размеры которой существенно увеличивают риски того, что среди них окажутся в том числе и "потерянные" акционеры. Однако, поскольку немалое число российских корпораций создавалось путем приватизации, в том числе с участием работников и иных физических лиц, проблема "потерянных" акционеров может вполне быть релевантна и для таких обществ, которые являются непубличными (что подтверждает и дело "Элвис-Плюс"), включая ООО.

4. Оценка решений СКЭС по конкретным делам

В каждом из комментируемых дел Коллегия прямо признала, что допускает выкуп акций у "потерянных" акционеров в силу применения ст. 72, 73, 75 и 76 Закона об АО в порядке аналогии закона для восполнения пробела в праве. Иными словами, СКЭС посчитала, что в ситуации с "потерянными" акционерами существует некоторая правовая проблема, которая действующим законодательством непосредственно не урегулирована и которую можно решить только за счет аналогии закона.
Как следствие, для полноценного анализа каждого из комментируемых Определений необходимо сначала понять, какую же именно правовую проблему старалась решить Коллегия, а затем уже разбираться в адекватности выбранного решения о применении норм о выкупе.

4.1. Постановка проблемы (мотивы избавления от ликвидированного акционера)

Парадоксальным образом ни в деле "Чиф-Кузбасс", ни в деле "Элвис-Плюс" СКЭС не смогла в четком виде сформулировать, по каким же именно причинам стоит допускать выкуп акций у ликвидированного акционера. Прочтение комментируемых Определений оставляет ощущение, будто Коллегия настолько стремилась обосновать наличие некоторого пробела в праве и возможность применения закона по аналогии, что постаралась воспроизвести все известные линии аргументации, поддерживающие такой подход, забыв согласовать их между собой. В результате крайне сложно понять, какой из использованных вариантов обоснования, по ее мнению, является ключевым, а какие - второстепенными.
Таким образом, самое непростое при анализе комментируемых судебных актов - это понять, какова гипотеза той нормы права, которую Коллегия конституирует, применяя в данном случае нормы о выкупе в порядке аналогии закона. Тем не менее попробуем по порядку проанализировать рассуждения СКЭС в каждом из рассматриваемых дел.

4.1.1. Дело "Чиф-Кузбасс"

В первом из дел в расплывчатых рассуждениях СКЭС о причинах выкупа акций у ликвидированного акционера можно увидеть как минимум четыре линии аргументации:
а) ликвидированный акционер создает сложности для ПАО как особой формы корпорации;
б) исключение акционера из ЕГРЮЛ тождественно выходу из корпорации;
в) длительность нахождения в реестре ликвидированного акционера создает трудности для корпорации;
г) ликвидированный акционер не может исполнять свои фидуциарные обязанности перед корпорацией, что затрудняет ее деятельность.
Разберем каждую из этих линий аргументации по очереди.

4.1.1.1. Обоснование выкупа через особенности статуса ПАО

Начнем с того, что, судя по тексту Определения, Коллегия полагает, что длительное наличие в составе акционеров ПАО ликвидированного акционера является негативным обстоятельством, которое правопорядок должен уметь устранять. Так, СКЭС указывает, что акции ПАО якобы "направлены на привлечение ликвидности и утрата ими этой функции за счет длительного выбытия из оборота представляет собой нарушение интересов публичного общества". Как следствие, Коллегия констатирует, что длительное наличие ("например, более 10 лет") в реестре ликвидированного акционера в том числе нарушает законные интересы ПАО, "связанные с... необходимостью привлечения капитала от иных лиц, готовых выступить акционерами (инвесторы), что требует фактического возвращения акций в гражданский оборот".
Приведенная аргументация выглядит совершенно неубедительной как минимум по трем причинам.
Во-первых, ПАО "Чиф-Кузбасс", как и немалое число иных российских ПАО, является публичным исключительно на бумаге. На самом деле его акции не обращаются на какой-либо бирже, а потому в реальности не обладают какой-либо повышенной ликвидностью. Поэтому рассуждения Коллегии об особой функции, которую якобы имеют акции в ПАО, применительно к конкретному истцу выглядят весьма странно <18>.
--------------------------------
<18> Более того, подобные особенности могли бы подтолкнуть Коллегию к тому, чтобы вообще признать "Чиф-Кузбасс" de facto непубличным акционерным обществом, о чем будет сказано ниже.

Во-вторых, даже если абстрагироваться от квазипубличного статуса ПАО "Чиф-Кузбасс", аргументы Коллегии в данной части не становятся убедительнее. Действительно, в отличие от непубличных акционерных обществ (НПАО) публичные могут легче привлекать капитал сторонних инвесторов, поскольку вправе выпускать акции по открытой подписке (п. 2 ст. 7 Закона об АО), т.е. среди неограниченного круга третьих лиц. В этом смысле действительно можно вести речь о том, что акции некоторым образом выполняют функцию привлечения ликвидности. Однако, вопреки утверждениям СКЭС, это происходит, конечно, не за счет оборота акций, а за счет их первичного выпуска (IPO). Рассуждения Коллегии о том, что длительное нахождение в реестре ликвидированного акционера якобы нарушает интересы ПАО в привлечении капитала, выглядят откровенно слабо <19>. Тот факт, что какое-то лицо долгое время выступает держателем акций ПАО, т.е. не отчуждает их третьим лицам, сам по себе никак не мешает тому выпускать новые акции и привлекать тем самым новый капитал <20>. В противном случае мы должны были бы прийти к абсурдному выводу, что всякий акционер <21> любого публичного общества должен через какое-то время после приобретения акций (например, по истечении пресловутых 10 лет) вернуть их в гражданский оборот под страхом выкупа. Оборот акций сам по себе не может выступать ценностью, требующей защиты, особенно когда на кону стоит автономия акционера в принятии решений о распоряжении акциями.
--------------------------------
<19> Аналогичную критику см.: Филиппова С.Ю., Шиткина И.С. Указ. соч. С. 16.
<20> Решение может быть иным, если "потерянный" акционер обладает крупным пакетом акций, что затрудняет принятие решений о привлечении публичным обществом нового капитала (подробнее об этом см. раздел 5).
<21> В том числе, видимо, и Российская Федерация, выступающая крупным акционером целого ряда ПАО.

В-третьих, принципиальное решение Коллегии при постановке проблемы сосредоточиться именно на особенностях ПАО вряд ли может быть признано правильным стратегически. Как было показано выше, проблема "потерянных" акционеров актуальна для любых форм хозяйственных обществ: как ПАО, так и ООО или НПАО (в том числе таких, которые создавались в рамках приватизации и утратили статус публичного/открытого впоследствии, но сохранили значительное количество акционеров). Не вполне ясно, зачем Коллегия избирает такой вариант мотивировки решения, который a priori ограничит его применимость к иным формам/типам корпораций.
Таким образом, вряд ли можно признать удачной мотивировку Определения по делу "Чиф-Кузбасс" в той части, в которой решаемая проблема обозначается как специфичная для ПАО.

4.1.1.2. Обоснование выкупа через приравнивание исключения из ЕГРЮЛ к выходу из корпорации

Среди прочих линий аргументации в комментируемом Определении можно разглядеть тезис, согласно которому "исключение акционера из ЕГРЮЛ приводит к тем же последствиям, что и выход участника из общества применительно к корпоративным правам и обязанностям" <22>.
--------------------------------
<22> В предыдущем абзаце Коллегия также отмечает следующее: "В случае утраты интереса в дальнейшем участии в обществе акционер в соответствии со статьями 72, 73, 75, 76 Закона N 208-ФЗ в установленных данными нормами случаях наделяется правом требовать у акционерного общества выкупа его акций". Это утверждение не является вполне точным: право на выкуп у акционера появляется не в любой момент при "утрате интереса в дальнейшем участии в обществе", а только в случаях, описанных в ст. 72 и 75 Закона об АО.

До конца понять, что именно в данном случае подразумевала Коллегия, почти невозможно. Тем не менее можно было бы предположить, что СКЭС видит в исключении акционера из ЕГРЮЛ некую фикцию воли на его выход из корпорации. Выход, очевидно, здесь понимается не в узком юридико-техническом смысле ст. 26 Закона об ООО <23> (поскольку эта статья просто неприменима для акционерных обществ), а максимально широко и охватывает распоряжение акциями как путем подачи заявления о выкупе (в частности, ст. 72 и 75 Закона об АО), так и посредством иного отчуждения, например на основании купли-продажи <24>. Иными словами, тезис СКЭС, думается, надо понимать таким образом, что при ликвидации акционера тот неким подразумеваемым образом выражает волю на прекращение участия в корпорации (демонстрирует утрату affectio societatis), поскольку после этого уже не может осуществлять никакие корпоративные права и исполнять обязанности.
--------------------------------
<23> Федеральный закон от 08.02.1998 N 14-ФЗ "Об обществах с ограниченной ответственностью".
<24> О широком понимании выхода из корпорации в практике ВС РФ см.: Чупрунов И.С. Начало "новой жизни" в российском корпоративном праве. Комментарий к Определению Судебной коллегии по экономическим спорам ВС РФ от 11.06.2020 N 306-ЭС19-24912 // Вестник экономического правосудия РФ. 2020. N 8. С. 48 - 50.

Данная линия рассуждений также вряд ли выдерживает критику.
Во-первых, чрезвычайно сложно увидеть полноценную волю акционера на выход из корпорации, когда его исключают из ЕГРЮЛ в принудительном порядке, в том числе по ст. 21.1 Закона о государственной регистрации.
Во-вторых, если даже мы фингируем такую волю и признаем подобного акционера осознанно допускающим ликвидацию, совершенно неясно, на каком основании этот акционер может считаться вышедшим из корпорации. Хотя сам такой акционер очевидным образом и утрачивает возможность осуществлять права и исполнять обязанности, воплощенные в акциях, такая возможность может возникнуть у его участников и/или кредиторов, если те воспользуются правом на распределение имущества ликвидированного лица на основании п. 5.2 ст. 64 ГК (о чем подробнее речь пойдет ниже). Однако сама по себе ликвидация не может рассматриваться как окончательное распоряжение акциями в пользу корпорации, поскольку иначе полностью игнорируется п. 5.2 ст. 64 ГК. Следовательно, даже если ликвидированный акционер подразумеваемо и соглашался с возможностью ликвидации (что очень спорно), это никак не свидетельствует о его согласии на выкуп пакета акций со стороны самой корпорации.
В-третьих, утверждение Коллегии о том, что исключение акционера из ЕГРЮЛ тождественно выходу из корпорации, выглядит крайне противоречиво в свете рассуждений о вредности длительного сохранения ликвидированного лица в реестре акционеров. Если уже в ликвидации мы видим некую фингированную волю на распоряжение акциями в пользу корпорации, то зачем требуется ждать некоторый длительный период для осуществления выкупа?
Представляется, что ответ на поставленный вопрос вполне очевиден: рассуждения СКЭС о тождественности между исключением из ЕГРЮЛ и выходом - это всего лишь попытка построить мостик для применения норм о выкупе. Как было показано выше, попытка в действительности не слишком удачная.

4.1.1.3. Обоснование выкупа через длительность срока

Коллегия в комментируемом Определении неоднократно подчеркивает длительность сохранения записи о принадлежности акций Фирме в реестре акционеров "Чиф-Кузбасс": действительно, между ликвидацией Фирмы и подачей иска прошло более 13 лет. Может ли сам факт такого долгого нахождения ликвидированного акционера в реестре служить основанием для выкупа акций?
Подобная формулировка проблемы имеет право на существование. Вполне мыслимо, что существенная длительность нахождения в реестре ликвидированного лица могла бы свидетельствовать об отсутствии какого-либо интереса его участников и кредиторов (и иных заинтересованных лиц) в приобретении соответствующего пакета акций в порядке распределения имущества на основании п. 5.2 ст. 64 ГК. Раз такие лица в течение долгого периода не предпринимают шагов для реализации своих секундарных прав по присвоению акций, значит, они утратили интерес к общему делу, которое ведется посредством корпорации. Как следствие, мыслимо было бы дать самой корпорации возможность выкупить такие акции, уже не испрашивая согласия участников или кредиторов ликвидированного акционера.
Однако и такой вариант постановки проблемы может вызывать целый ряд закономерных возражений.
Во-первых, неясно, как рассуждения Коллегии соотносятся со сроком на распределение имущества ликвидированного юридического лица по п. 5.2 ст. 64 ГК. Стоит ли идти путем принудительного выкупа (и вообще констатировать наличие пробела в праве), если этот срок истек? Как представляется, именно этот вопрос, обойденный вниманием Коллегии, в действительности является ключевым для разрешения дела "Чиф-Кузбасс" (см. раздел 4.3).
Во-вторых, невозможно обойти вопрос о том, достаточно ли одной лишь продолжительной длительности неосуществления корпоративных прав (в том числе вследствие ликвидации) для принудительного выкупа. С одной стороны, сроки в гражданском праве нередко используются в качестве отсечки существования или возможности принудительной реализации права. Примерами могут служить и прекращение права собственности при истечении приобретательной давности (ст. 234 ГК), и утрата возможности принудительно реализовать субъективное право в силу истечения исковой давности (гл. 12 ГК). С другой стороны, установление таких сроков, часто направленное на пресечение длительной правовой неопределенности, обыкновенно осуществляется за счет прямого указания в законе.
Поэтому, если даже на секунду представить, что истечение срока, установленного в п. 5.2 ст. 64 ГК, нерелевантно для рассматриваемого дела, возникает неизбежный вопрос о допустимости выкупа имущества (фактически принудительного) при отсутствии прямого указания на это в законе. Хотя российскому праву известны отдельные случаи, когда доля участия в корпорации может быть изъята помимо воли участника (абз. 4 п. 1 ст. 67 ГК и ст. 84.8 Закона об АО - см. раздел 5 настоящей статьи), они касаются узких и конкретных случаев и в явном виде закреплены в корпоративном законодательстве, а не выводятся судами из весьма сомнительной аналогии закона. Существуют серьезные сомнения в том, что если единственное основание для принудительного выкупа акций у ликвидированного акционера - это сама по себе длительность неосуществления корпоративных прав, то такой подход в полной мере соответствует конституционному принципу неприкосновенности права собственности (ч. 3 ст. 35 Конституции). Отсутствие прямо выраженных норм закона о выкупе при длительной пассивности (или неправосубъектности) акционера усиливает описанные сомнения, и их крайне сложно преодолеть за счет одних отсылок СКЭС к практике Конституционного Суда РФ по иным категориям споров.
Кроме того, любой срок в гражданском праве - это всегда совершенно произвольная величина, обосновать которую крайне сложно. Установление за счет практики СКЭС некоторого срока, по истечении которого пакет акций может оказаться принудительно выкуплен (притом установление, скорее всего, с обратной силой <25>), не может не вызывать опасений с точки зрения правовой определенности и ожиданий участников оборота. В то же время, как уже было отмечено, эти проблемы вряд ли в полной мере актуальны для ситуаций с ликвидированными акционерами: в реальности их можно было бы легко избежать за счет применения п. 5.2 ст. 64 ГК (об этом речь пойдет далее).
--------------------------------
<25> См. раздел 4.2.1 настоящей статьи.

Тем не менее в целом можно констатировать, что использованная Коллегией линия аргументации, касающаяся возможности принудительного выкупа по причине длительного сохранения в реестре акционеров ликвидированного лица, потенциально могла бы иметь право на существование при ее ясном и последовательном закреплении. Однако даже она несвободна от спорных моментов, а главное, странным образом игнорирует положения п. 5.2 ст. 64 ГК.

4.1.1.4. Обоснование выкупа через нарушение фидуциарных обязанностей

Наибольшего внимания, пожалуй, заслуживают те рассуждения Коллегии, которые, по-видимому, можно интерпретировать так, что ликвидированный акционер становится источником проблем тогда, когда его наличие создает объективные сложности в управлении корпорацией.
В абсолютно четком виде эта идея в комментируемом Определении не выражена, но ее отдельные элементы все же просматриваются. В частности, Коллегия указывает, что участие в акционерном обществе (притом любом, т.е. как непубличном, так и публичном <26>) влечет возникновение не только прав, но и определенных обязанностей, отдельные из которых СКЭС перечисляет: участвовать в принятии важных корпоративных решений; не причинять заведомого вреда корпорации и не создавать существенных затруднений для достижения целей корпорации (п. 4 ст. 65.2 ГК). При этом любопытно, что СКЭС употребляет оборот "в частности", по-видимому тем самым специально подчеркивая, что перечень не исчерпывающий (это немаловажно, так как может толковаться в качестве признания наличия общих фидуциарных обязанностей у участников корпорации, по меньшей мере в отношении самой корпорации). Также Коллегия ссылается на то, что исключение акционера из ЕГРЮЛ делает невозможным исполнение этих обязанностей. Длительное же сохранение такой ситуации, при которой в реестре акционеров продолжает значиться ликвидированное лицо, по мнению СКЭС, "нарушает законные интересы акционерного общества, связанные с обеспечением возможности продолжения ведения его деятельности, поддержанием управляемости деятельности хозяйствующего субъекта..." <27>.
--------------------------------
<26> Ср.: Бойко Т.С. Защита прав и интересов миноритарных участников непубличного общества в праве России, США и Великобритании: Дис. ... канд. юрид. наук. М., 2017. С. 13 (автор выводит наличие фидуциарных обязанностей из лично-доверительного характера взаимоотношений между участниками непубличной корпорации).
<27> Использованное Коллегией выражение "поддержание управляемости" выглядит не слишком удачно, поскольку совершенно неясно, что именно здесь имеется в виду.

Изложенные фрагменты комментируемого Определения могут быть истолкованы так, что, по мысли Коллегии, проблема с ликвидированным акционером все же возникает не в связи с одним его наличием в реестре акционеров, а ввиду того, что он не может исполнять какие-то фидуциарные обязанности по отношению к корпорации. Такая линия аргументации абсолютно точно заслуживает внимательного анализа. В ее основе можно было бы увидеть возможность расторжения договора о ведении общего дела применительно к такой его стороне (товарищу), которая в силу неспособности исполнять свои обязанности создает существенные затруднения для самого общего дела <28>. Собственно, ровно эта логика является ядром для такого института корпоративного права, как исключение участника из товарищества или непубличного общества: согласно абз. 4 п. 1 ст. 67 ГК участник может быть исключен, если он "своими действиями (бездействием) причинил существенный вред товариществу или обществу либо иным образом существенно затрудняет его деятельность и достижение целей, ради которых оно создавалось, в том числе грубо нарушая свои обязанности, предусмотренные законом или учредительными документами товарищества или общества". Однако, хотя в литературе изредка звучат голоса в пользу противоположного подхода <29>, позитивное право формально не допускает исключения акционера из публичной корпорации <30>. В комментируемом деле Коллегия могла бы отойти от этого формализма, поскольку, как отмечалось выше, "Чиф-Кузбасс" не являлось реальным публичным обществом, акции которого обращались бы на бирже. Как следствие, СКЭС в данном деле могла признать "Чиф-Кузбасс" de facto непубличной корпорацией и допустить исключение Фирмы, если та действительно нарушала фидуциарные обязанности, существенно затрудняя деятельность истца <31>.
--------------------------------
<28> Обоснование такого подхода см. прежде всего: Кузнецов А.А. Исключение участника из общества с ограниченной ответственностью. М., 2014. С. 31 - 46.
<29> См.: Шайдуллин А.И. Принудительное исключение акционера из общества: действующее регулирование и его перспективы // Российский акционерный закон: Сб. ст. к 25-летнему юбилею принятия / Отв. ред. А.А. Кузнецов. М., 2021. С. 337 - 341.
<30> Ключевыми факторами в пользу такого решения являются, по-видимому, (а) традиционное восприятие ПАО в качестве объединения капиталов (в отличие от непубличных корпораций, обычно квалифицируемых как объединения лиц) и (б) допустимость свободного выхода из ПАО посредством продажи акций на биржевом рынке. Строго говоря, ни один из этих аргументов не выглядит однозначно убедительным.
Первый из них кажется весьма спорным по той причине, что на основе сугубо доктринального построения делаются далеко идущие выводы, которые с необходимостью из него не следуют. Даже если ПАО - это объединение капиталов, это не основание отрицать наличие фидуциарных обязанностей у акционеров ПАО. А если так, то вполне мыслима постановка вопроса о допустимости применения исключения как последствия нарушения таких фидуциарных обязанностей.
Второй из указанных аргументов также вызывает сомнения, поскольку возлагает на потенциально пострадавшую сторону необходимость выходить из ПАО путем продажи своих акций (вероятнее всего, по более низкой цене, чем могла бы быть при отсутствии нарушения фидуциарных обязанностей). Такая логика выглядит спорной, и, например, применительно к исключению мажоритарного участника непубличной корпорации судебная практика от аналогичного подхода отказалась (ср.: п. 8 Обзора судебной практики по некоторым вопросам применения законодательства о хозяйственных обществах (утв. Президиумом ВС РФ 25.12.2019) и п. 11 информационного письма Президиума ВАС РФ от 24.05.2012 N 151 "Обзор практики рассмотрения арбитражными судами споров, связанных с исключением участника из общества с ограниченной ответственностью"). См. в поддержку, напр.: Кузнецов А.А. Исключение участника из общества с ограниченной ответственностью. С. 12.
В то же время допущение исключения акционера из ПАО в такой ситуации, когда он способен аккумулировать аналогичный пакет акций, приобретя его на публичном рынке, едва ли было бы разумным. Однако этот аргумент вряд ли достаточен для того, чтобы обосновать полную невозможность исключения из ПАО. Аналогичную точку зрения см.: Шайдуллин А.И. Указ. соч. С. 340.
<31> В пользу допустимости исключения из ПАО, являющегося de facto непубличным, см.: Шайдуллин А.И. Указ. соч. С. 341.

В то же время пакет акций, числящийся за Фирмой, является крайне незначительным (0,95%). Это, безусловно, делает намного более сомнительным то, что наличие Фирмы в реестре действительно затрудняло управление "Чиф-Кузбасс". Конечно, нельзя полностью исключать, что запись о принадлежности акций Фирме создавала сложности при принятии каких-то корпоративных решений, например требовавших единогласия со стороны всех акционеров. Но это не выглядит вполне реалистичным сценарием, а кроме того, ни в комментируемом Определении, ни в актах нижестоящих инстанций нет ни слова на этот счет. Более того, суд первой инстанции даже прямо отмечает, что в силу незначительной доли участия в капитале Фирма никак не могла повлиять на кворум общего собрания. Поэтому крайне сложно понять, чем именно наличие в реестре ликвидированного акционера in casu создавало принципиальное затруднение для "Чиф-Кузбасс".
Таким образом, можно констатировать, что рассматриваемая идея о принудительном выкупе в качестве последствия нарушения фидуциарных обязанностей не выражена в комментируемом Определении в явном виде. Кроме того, обоснованность ее применения в конкретном деле с учетом изложенных в судебных актах фактических обстоятельств вызывает сомнения.

4.1.1.5. Промежуточные выводы

Из Определения по делу "Чиф-Кузбасс" крайне сложно понять, какую именно проблему Коллегия предлагает решать за счет выкупа акций у ликвидированного акционера. В мотивировочной части оказались перемешаны как минимум четыре разных линии аргументации, что не позволяет с достоверностью установить, каковы же именно те фактические обстоятельства, которые необходимы и достаточны для такого выкупа. Любой читающий комментируемое Определение рискует сконцентрироваться на той части мотивировки, которая кажется ему ближе всего, в том числе с точки зрения политико-правовых воззрений.
Тем не менее можно робко предположить, что все же основными элементами в аргументации СКЭС были следующие обстоятельства: а) тот факт, что Фирма была исключена из ЕГРЮЛ; б) длительный срок, прошедший с момента исключения. Вся мотивировка комментируемого Определения крутится именно вокруг них: Коллегия неоднократно упоминает о длительности нахождения в реестре ликвидированного лица и специально отмечает нежелательность такого положения вещей. При отсутствии фактов, свидетельствующих о том, что наличие Фирмы реально создавало какие-то трудности для "Чиф-Кузбасс", похоже, что длительный период, прошедший с момента ликвидации Фирмы (более 10 лет), сам по себе показался Коллегии достаточным обстоятельством, чтобы инициировать принудительный выкуп акций.

4.1.2. Дело "Элвис-Плюс"

Хотя использованные в деле "Элвис-Плюс" доводы в пользу выкупа ликвидированного акционера в основном повторяют линии аргументации из Определения по делу "Чиф-Кузбасс", они успели претерпеть некоторые сущностные изменения. Поскольку выше мы уже подробно проанализировали Определение по делу "Чиф-Кузбасс" в этой части, имеет смысл лишь кратко разобрать аналогичные доводы из дела "Элвис-Плюс" и сфокусироваться прежде всего на переменах в позиции СКЭС (произошедших за те полтора месяца, что прошли между публикацией окончательных текстов комментируемых Определений).
Во-первых, хотя Коллегия все еще апеллирует к особому статусу публичного общества, якобы обосновывающему необходимость скорейшего изъятия акций у ликвидированного акционера, эта аргументация существенно сократилась и свелась фактически к одному предложению, в котором констатируется утрата указанными акциями функции "привлечения ликвидности" и нарушение тем самым интересов ПАО. Как было показано выше, эта линия аргументации была, пожалуй, наиболее сомнительной из всех, использованных СКЭС.
Не становится она сильнее и в деле "Элвис-Плюс", особенно если учесть следующее обстоятельство. Во всех судебных актах по делу (включая Определение о передаче дела на рассмотрение СКЭС <32>) "Элвис-Плюс" именуется просто АО, что явно обозначает отсутствие у него статуса ПАО. Впервые истец начинает именоваться публичным акционерным обществом только в самом Определении СКЭС. При этом согласно записи в ЕГРЮЛ о юридическом лице под названием "Элвис-Плюс", имеющем ОГРН 1037739190708, оно является именно непубличным акционерным обществом. Мы, конечно, не можем исключать, что каким-то магическим образом "Элвис-Плюс" стало ПАО в ходе рассмотрения спора в СКЭС (и при этом соответствующая информация не нашла отражения в ЕГРЮЛ), но приведенные выше обстоятельства указывают на возможно допущенную грубую ошибку в Определении по делу "Элвис-Плюс". Впрочем, даже если это общество и стало формально публичным, насколько можно судить, его акции не обращаются ни на какой бирже, а потому, как и "Чиф-Кузбасс", оно точно не является подлинной публичной корпорацией.
--------------------------------
<32> Определение ВС РФ от 16.12.2022 N 305-ЭС22-13675 (судья Е.Е. Борисова).

Во-вторых, в комментируемом Определении СКЭС в принципе не ссылается на то, что с момента исключения из ЕГРЮЛ акционер оказывается не способен исполнять фидуциарные обязанности, в результате чего нарушаются интересы корпорации (это, возможно, связано с отсутствием каких-либо нарушений со стороны Компании).
В-третьих, как уже упоминалось выше, Коллегия исключает указание на нежелательность длительного сохранения ситуации, при которой в реестре акционеров числится неправосубъектное лицо, а также ссылку на срок более 10 лет как индикатор такой длительности. Теперь речь идет просто о недопустимости сохранения описанного положения вещей.
Это изменение в мотивировке, к сожалению, лишь дополнительно затрудняет понимание того, какую же именно позицию Коллегия транслирует нижестоящим судам. Исключение ссылки на длительность срока, прошедшего с момента ликвидации акционера, может быть интерпретировано таким образом, что непосредственно сразу после того, как лицо, указанное в реестре акционеров, утрачивает правосубъектность, акционерное общество может инициировать процедуру выкупа у него акций. При этом Коллегия использует максимально широкие формулировки, которые потенциально не ограничиваются только случаями ликвидации акционера, а охватывают и, например, смерть физического лица - акционера или прекращение юридического лица в результате реорганизации.
Такая модель избавления от "потерянных" акционеров не может не вызывать крайней степени удивления. Она не только позволит выкупать акции у ликвидированных акционеров сразу после ликвидации, но и может помешать обычным правопреемникам акционера (в том числе участникам ликвидированного акционера, получающим ликвидационную квоту) осуществить перерегистрацию на себя акций. Остается надеяться, что Коллегия просто ошибочно использовала рассмотренные слишком широкие формулировки obiter dictum, но в реальности имела перед глазами факты конкретного дела и принимала решение с учетом крайней длительности срока, прошедшего с момента ликвидации Компании (более 20 лет).
В-четвертых, Коллегия, перечисляя аргументы в пользу выкупа акций у Компании, вновь пытается приравнять исключение из ЕГРЮЛ к добровольному выходу из корпорации (хотя и уделяет этому меньше внимания, чем в деле "Чиф-Кузбасс"). Как было показано выше, подобные рассуждения выглядят крайне малоубедительно. Особенно странными они начинают казаться в связке с только что рассмотренным потенциальным исключением длительности срока из числа обстоятельств, необходимых для инициирования процедуры выкупа.
В-пятых, не до конца ясна позиция Коллегии в отношении того, как наличие или отсутствие правопреемников у ликвидированного юридического лица влияет на возможность выкупа. Связано это с тем важным отличием дела "Элвис-Плюс" от дела "Чиф-Кузбасс", что ликвидированным акционером было иностранное юридическое лицо. По этой причине вопрос о последствиях ликвидации Компании с точки зрения правопреемства должен был регулироваться иностранным правом <33>, и, например, п. 5.2 ст. 64 ГК в данном случае не может быть применен. Той же позиции явно придерживается и Коллегия, которая, впрочем, почему-то не ссылается для обоснования своего подхода на подп. 4 п. 2 ст. 1202 ГК, прямо устанавливающий, что вопросы ликвидации регулируются личным статутом юридического лица, т.е. в рассматриваемом споре правом Калифорнии, где была зарегистрирована Компания. При этом, анализируя вопрос о том, должен ли истец доказывать отсутствие у Компании правопреемников, СКЭС воздерживается от занятия четкой позиции. Коллегия обращает внимание на объективные сложности с доказыванием отсутствия у Компании правопреемников, поскольку это отрицательный факт, что, по мнению СКЭС, делает обязанность по его доказыванию заведомо неисполнимой.
--------------------------------
<33> Даже если Компания имела бы правопреемников, вопрос о моменте перехода к ним акций, вероятнее всего, должен был бы решаться по российскому праву с учетом принципа внесения, закрепленного в п. 2 ст. 149.2 ГК.

В то же время Коллегия не указывает на нерелевантность для разрешения спора того, имелись ли у Компании правопреемники. СКЭС лишь отмечает буквально следующее: "Представленные доказательства, по мнению истца, могут с разумной степенью достоверности подтверждать факт прекращения правосубъектности иностранного лица без правопреемства в отношении акций общества "Элвис-плюс", но в нарушение требования статьи 71 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации данные доказательства фактически оставлены судами без оценки" <34>. В совокупности все это можно интерпретировать таким образом, что, по мнению Коллегии, истец все же должен представить некоторые доказательства в отношении как ликвидации акционера, так и отсутствия у него правопреемников, но используемый при этом стандарт доказывания - это разумная степень достоверности <35>.
--------------------------------
<34> Любопытно отметить, что, вопреки положениям ст. 1191 ГК, нигде в судебных актах не содержится информация о том, предпринимались ли судом попытки установления содержания калифорнийского права.
<35> О стандартах доказывания в российской судебной практике см.: Карапетов А.Г., Косарев А.С. Стандарты доказывания: аналитическое и эмпирическое исследование // Вестник экономического правосудия РФ. Приложение к Ежемесячному журналу. 2019. N 5. Спецвыпуск. С. 3 - 96.

Если логика Коллегии в этой части реконструирована верно, то такой подход выглядит противоречиво по целому ряду причин. Как было отмечено выше, совершенно неясно, как доказывание отсутствия правопреемников влияет на принудительный выкуп акций у ликвидированного акционера. Предположим, что истец не смог представить никаких доказательств отсутствия у ликвидированного акционера правопреемников. Означает ли это, что он не может приступить к процедуре принудительного выкупа? Если это так, то такой подход, по сути, перечеркивает все остальные аргументы Коллегии в пользу допущения принудительного выкупа акций Компании: ведь даже если у Компании и были правопреемники, то за 20 с лишним лет они не предприняли никаких шагов для перерегистрации на себя акций, а в реестре продолжала сохраняться запись о ликвидированном акционере <36>.
--------------------------------
<36> Кроме того, рассматриваемый подход может вызвать трудности еще и с той точки зрения, что Коллегия мыслит принудительный выкуп акций у ликвидированного акционера в качестве внесудебной процедуры, завершающейся списанием акций, осуществляемым реестродержателем по указанию самой корпорации. Означает ли это, что истец должен будет, помимо прочего, представлять реестродержателю доказательства отсутствия у иностранной корпорации правопреемников? Если это так, то, вероятнее всего, любая процедура такого выкупа у иностранного юридического лица будет оказываться предметом судебного спора, так как реестродержателю будет сложно взять на себя риски самостоятельной оценки представленных корпорацией доказательств.

В целом стоит с сожалением констатировать, что дело "Элвис-Плюс" вносит крайне мало ясности в вопрос о том, что именно является необходимым и достаточным основанием для выкупа акций у ликвидированного акционера. Как и в деле "Чиф-Кузбасс", Коллегия перечисляет ряд разнородных обстоятельств, не фокусируя внимание нижестоящих судов на том, какие из них имеют ключевое значение для целей выкупа. Более того, как показано выше, некоторые изменения в линиях аргументации, использованных в мотивировке, способны еще больше запутать как суды, так и участников оборота (особенно с учетом внесудебного порядка выкупа акций, постулированного Коллегией, - об этом подробнее будет сказано ниже).

4.2. Предлагаемое Коллегией решение проблемы с ликвидированным акционером

4.2.1. Дело "Чиф-Кузбасс"

4.2.1.1. Неприменимость норм о бесхозяйных вещах

Начать следует с выражения однозначной поддержки СКЭС в том, что она не стала удовлетворять в заявленном виде требования истца о признании акций, принадлежавших Фирме, бесхозяйными и передаче их в пользу "Чиф-Кузбасс" на основании ст. 225 и 226 ГК. Хотя в практике арбитражных судов иногда встречаются примеры удовлетворения подобных исков <37>, такое юридическое обоснование избавления от "потерянного" акционера было бы крайне неудачным как по формально-юридическим, так и по иным причинам <38>.
--------------------------------
<37> См., напр.: Постановления АС Поволжского округа от 07.12.2017 по делу N А55-4434/2017; Пятого ААС от 03.09.2021 по делу N А51-18729/2020; Одиннадцатого ААС от 18.08.2016 по делу N А49-2517/2016; Тринадцатого ААС от 06.08.2021 по делу N А56-81974/2020; решение АС г. Москвы от 15.07.2021 по делу N А40-3278/2020-58-24.
<38> Критику применимости норм о бесхозяйных вещах в данном деле см. также: Филиппова С.Ю., Шишкина И.С. Указ. соч. С. 8.

Во-первых, применение правил о вещах к бездокументарным ценным бумагам уже само по себе не является точным решением. Об этом было много сказано, в частности, в контексте так называемой виндикации акций <39>: едва ли можно слепо распространять правила, применимые к правам в отношении материальных объектов, на корпоративные права (что, впрочем, не исключает, например, возможности добросовестного приобретения акций в порядке защиты видимости, вытекающей из реестра акционеров <40>).
--------------------------------
<39> Об этой дискуссии см., напр.: Белов В.А. Современное состояние и перспективы развития цивилистической теории ценных бумаг // Вестник гражданского права. 2010. N 4. С. 22 - 57; Степанов Д.И. О теории ценных бумаг в России и о теории понятий вообще. Размышления о востребованности догматических построений // Вестник гражданского права. 2010. N 4. С. 58 - 96.
<40> См., напр.: Чупрунов И.С. К вопросу о принципах ведения корпоративных реестров // Цивилистика. 2020. N 6. С. 67 - 76.

Во-вторых, правила о бесхозяйных вещах предназначены для применения исключительно в отношении физических объектов, так как предполагают возможность присвоения такой вещи, которая не находится ни в чьем владении. Даже если вести речь о возможности некоего "книжного" владения применительно к акциям, то в любом случае следует констатировать, что они не могут не находиться в таком "книжном" владении у кого-либо. Более того, немыслимой является возможность приобретения самой корпорацией какого-либо владения в отношении акций "потерянного" акционера.
Наконец, в-третьих, согласно ст. 226 ГК возможность присвоения бесхозяйной вещи принадлежит любому субъекту <41>. "Чиф-Кузбасс" в своем требовании, напротив, исходило из того, что присвоить "бесхозяйные" акции может только сама корпорация. Это противоречие явно демонстрирует невозможность обоснования требования, заявленного "Чиф-Кузбасс", за счет ст. 226 ГК.
--------------------------------
<41> В результате чего могут возникать трудности с точки зрения догматической квалификации такой правовой возможности в качестве полноценного субъективного права.

Таким образом, нет никаких сомнений, что Коллегия поступила совершенно правильно, отказавшись применять в рассматриваемом деле ст. 225 и 226 ГК.

4.2.1.2. Принудительный выкуп в силу аналогии закона

Вместо применения норм о бесхозяйных вещах СКЭС в комментируемом Определении предложила применять в порядке аналогии закона (п. 1 ст. 6 ГК) правила ст. 72, 73, 75 и 76 Закона об АО, позволяя, таким образом, самому ПАО выкупить акции ликвидированной Фирмы.
Это решение выглядит крайне спорным по следующим двум основным причинам: а) возможность применения норм о выкупе в порядке аналогии закона вызывает очень серьезные сомнения; б) применив сомнительную аналогию закона, Коллегия, по сути, допустила внесудебное изъятие корпоративных прав.
А. Критика применения норм о выкупе через аналогию закона. Начнем с анализа того, насколько справедливой является позиция Коллегии о возможности применения норм о выкупе через аналогию закона.
Ключевыми условиями для использования аналогии закона (п. 1 ст. 6 ГК) являются (а) наличие пробела в правовом регулирования и (б) наличие нормы закона, регулирующей сходные отношения <42>. Если с выполнением первого из условий можно было бы в теории согласиться (хотя это, конечно же, зависит о того, как мы отвечаем на вопрос о мотивах избавления от ликвидированного акционера), то крайне трудно признать, что статьи о выкупе действительно регулируют хоть сколь-либо сходные отношения и могут претендовать на применение для выкупа акций у ликвидированного акционера <43>.
--------------------------------
<42> См., напр.: Быдлински Ф. Основные положения учения о юридическом методе // Вестник гражданского права. 2006. N 2. С. 197 - 199; Основные положения гражданского права: постатейный комментарий к статьям 1 - 16.1 Гражданского кодекса Российской Федерации / Отв. ред. А.Г. Карапетов. М., 2020. С. 441 - 464 (автор комментария к ст. 6 - А.Г. Карапетов).
<43> См. также: Филиппова С.Ю., Шишкина И.С. Указ. соч. С. 13 - 14.

Начать стоит с того, что те же судьи Коллегии, которые участвовали в принятии комментируемого Определения (а также иные судьи, специализирующиеся на вопросах корпоративного права), ранее в отказных Определениях ни разу не видели оснований для применения такой аналогии в отношении исков о признании бесхозяйными акций, принадлежавших ликвидированным обществам <44>. Напротив, в этих отказных Определениях, как и в практике нижестоящих судов, в поддержку отказа в иске признавать акции бесхозяйными и передавать их самому акционерному обществу неоднократно указывалось буквально следующее: "...судами учтен исчерпывающий перечень случаев, при которых права на размещенные обществом акции могут переходить непосредственно к эмитенты [sic!], к которому настоящий случай не относится (пункт 4.1 статьи 17, абзац 4 пункта 1 статьи 34, статьи 72, 75 Федерального закона от 26.12.1995 N 208-ФЗ "Об акционерных обществах")" <45>. Как нетрудно заметить, до рассмотрения комментируемого дела судьи Коллегии последовательно исходили из того, что ст. 72 и 75 не могут быть применены для целей избавления от ликвидированных акционеров.
--------------------------------
<44> См., напр.: Определения ВС РФ от 18.04.2022 N 307-ЭС22-3704 (судья Е.Н. Золотова), от 05.04.2022 N 307-ЭС22-2645 (судья Е.Н. Золотова), от 23.07.2018 N 305-ЭС18-9420 (судья Н.С. Чучунова). Аналогичная практика сложилась и на уровне окружных арбитражных судов, см.: Постановления АС Восточно-Сибирского округа от 23.05.2022 по делу N А69-2050/2021; АС Северо-Западного округа от 11.03.2022 по делу N А56-81973/2020; АС Западно-Сибирского округа от 16.04.2021 по делу N А75-15245/2019, от 05.04.2021 по делу N А75-18996/2019; АС Московского округа от 14.11.2019 по делу N А40-280257/2018, от 27.08.2018 по делу N А40-3919/2018 и от 22.03.2018 по делу N А40-34243/2017; ФАС Московского округа от 25.09.2013 по делу N А40-136014/12-159-1280.
<45> См., напр.: Определения ВС РФ от 09.08.2021 N 304-ЭС21-12283 (судья Н.С. Чучунова), от 03.08.2021 N 304-ЭС21-12087 (судья Н.С. Чучунова), от 26.07.2021 N 304-ЭС21-11230 (судья Н.С. Чучунова). Эта формулировка стала настолько типовой, что даже воспроизводилась в отказных Определениях с одной и той же опечаткой.

Той же позиции явно придерживались и представители исполнительной власти, разработавшие законопроект о "потерянных" акционерах, одна из более ранних редакций которого позволяла при определенных обстоятельствах (отличных от тех, что перечислены в ст. 72 и 75 Закона об АО) осуществлять выкуп акций у "потерянных" акционеров <46>. Таким образом, ранее и ВС РФ, и другие государственные органы явно исходили из того, что ни о каком применении статей о выкупе в порядке аналогии закона вести речь не приходится. Эта же точка зрения находит поддержку и среди представителей доктрины <47>.
--------------------------------
<46> Анализ положений законопроекта о "потерянных" акционерах см. в разделе 5.
<47> См.: Филиппова С.Ю., Шиткина И.С. Указ. соч. С. 10 - 11.

Одним из наиболее парадоксальных элементов изменившейся позиции СКЭС в отношении аналогии закона является то, что Коллегия предлагает применять к принудительному выкупу одновременно и ст. 72, и ст. 75 Закона об АО, хотя те устанавливают две совершенно разные процедуры выкупа. При этом ни одна из этих статей в реальности не регулирует отношения, которые имели бы сходство с изобретенным Коллегией выкупом акций у ликвидированного акционера.
Статья 72 позволяет акционерному обществу на основании решения общего собрания акционеров или (в случаях, установленных законом) совета директоров выкупить акции у тех акционеров, кто направил добровольные заявления о выкупе. Фундаментальным условием такого выкупа является обеспечение равенства всех акционеров, т.е. предоставление каждому из них равных возможностей участвовать в выкупе. Как несложно убедиться, отношения, регулируемые ст. 72 Закона об АО, не имеют ничего общего с выкупом акций у ликвидированного акционера: такой выкуп затрагивает конкретного акционера, а не всех, и производится в реальности на недобровольной основе.
Статья 75 Закона об АО, как и ст. 72, закрепляет секундарное право акционера на добровольный выход из акционерного общества (путем предъявления акций к выкупу), но в исчерпывающем числе случаев, когда такой акционер не согласен с некоторым фундаментальным изменением, затрагивающим корпорацию, например с одобрением крупной сделки (предметом которой является имущество, стоимость которого составляет более 50% балансовой стоимости активов общества) или принятием решения о реорганизации. Иными словами, ст. 75 Закона об АО говорит о случаях, когда акционер сам выходит из корпорации (предъявляет акции к выкупу), а не оказывается связан решением корпорации о принудительном выкупе. Собственно, уже здесь можно было бы поставить точку и констатировать отсутствие сходности отношений, необходимой для применения аналогии закона. Однако Коллегия все равно пытается приравнять такую добровольную реализацию секундарного права акционером к исключению акционера из ЕГРЮЛ, так как "исключение акционера из ЕГРЮЛ приводит к тем же последствиям, что и выход участника из общества применительно к корпоративным правам и обязанностям". С точки зрения формальной логики эти рассуждения не выдерживают никакой критики, так как здесь напрочь перепутаны причины и следствия. Как уже указывалось выше, исключение акционера из ЕГРЮЛ в принципе не может влечь те же последствия, что и выкуп акций по ст. 75 Закона об АО: принадлежавшие исключенному акционеру права, воплощенные в акциях, просто-напросто не переходят к самому АО. Хотя указанные права в моменте не могут быть осуществлены, акции все еще могут перейти к новому акционеру в результате распределения имущества, оставшегося после ликвидации, в порядке п. 5.2 ст. 64 ГК. Кроме того, ст. 75 Закона об АО применяется в исчерпывающем числе ситуаций, представляющих собой фундаментальное изменение в жизни корпорации, а Коллегия предлагает ее применять тогда, когда жизнь ПАО никак не затронута, а имеется лишь длительное нахождение ликвидированного лица в реестре акционеров.
Таким образом, совершенно невозможно найти реальное сходство отношений, регулируемых ст. 72 и 75 Закона об АО, и отношений, связанных с сохранением в реестре ликвидированного акционера.
Создается ощущение, что Коллегия всячески пыталась изобрести основания для применения аналогии закона там, где их просто нет. Исключение акционера из ЕГРЮЛ может привести к тем же последствиям, что и выкуп по ст. 72 или 75 Закона об АО, только в одном случае - если в российском праве появится норма, позволяющая акционерному обществу выкупать акции ликвидированного акционера. Фактически СКЭС в деле "Чиф-Кузбасс" пошла по пути создания такой новой нормы, отказываясь, однако, это прямо признать и пытаясь спрятаться за применением в порядке аналогии таких норм закона, которые не приспособлены к применению в рассматриваемом казусе. Эта неприспособленность становится особенно очевидной, если учесть принципиальные различия между порядком выкупа по ст. 72 и 75, которые были упомянуты выше.
Как, по мысли Коллегии, эти статьи должны применяться при выкупе акций у ликвидированного акционера?
Статьи 72 и 75 предполагают наличие волеизъявления о выходе из корпорации со стороны покидающего ее акционера (заявления о выкупе) <48>. Как уже упоминалось, Коллегия, по-видимому, пытается найти в исключении акционера из ЕГРЮЛ своеобразную фикцию добровольного волеизъявления о выходе <49>. Однако если бы ст. 72 и 75 действительно применялись по аналогии, то мы должны были бы признать, что такое волеизъявление оказывается сделано уже в момент ликвидации. Это означало бы, что АО уже в этот момент становится связано волеизъявлением акционера и должно выкупить его акции в течение 30 дней (п. 4 ст. 76 Закона об АО). "Аналогия закона" в исполнении Коллегии оказывается творчески переосмысленной: непосредственным основанием для выкупа оказывается не заявление ликвидированного акционера, а решение собрания акционеров <50> о выкупе его акций. Иными словами, если обычно сначала должно быть принято некое решение собрания акционеров (например, о приобретении акций по ст. 72 или об одобрении крупной сделки), дающее акционеру секундарное право заявить о выкупе акций, то в модели принудительного выкупа, изобретенной Коллегией, все происходит прямо наоборот: сначала акционер исключается из ЕГРЮЛ и тем самым "добровольно" заявляет о выходе, и только затем - через долгие годы - общее собрание акционеров может принять решение о выкупе. Очевидно, что это совершенно не похоже на применение правил ст. 72, 73, 75 и 76 и на аналогию закона - СКЭС в данном случае явно создает новый правовой институт с отдаленной опорой на положения Закона об АО.
--------------------------------
<48> Добровольность выкупа по ст. 72 и 75 справедливо подчеркивается в доктрине, см.: Филиппова С.Ю., Шишкина И.С. Указ. соч. С. 12 - 13.
<49> "Данная ситуация свидетельствует о выходе участника (акционера) из корпорации как юридическом факте, в связи с чем правовые последствия этого факта могут определяться по аналогии закона... как если бы участник прекратил свое участие в обществе не ввиду исключения из ЕГРЮЛ, а приняв самостоятельное решение (курсив мой. - И.Ч.)".
<50> При этом Коллегия почему-то не упоминает возможность принятия такого решения советом директоров (хотя бы он и был наделен полномочиями принимать решение о выкупе акций в соответствии с абз. 1 п. 2 ст. 72 Закона об АО) - см. третий с конца абзац на с. 7 комментируемого Определения.

Это становится тем более заметно, если учесть, что к принудительному выкупу Коллегия предлагает применять одновременно и ст. 72, и ст. 75, которые в реальности, как было сказано, устанавливают разные процедуры выкупа. Как следствие, СКЭС вынуждена специально комбинировать положения закона, относящиеся к каждой из указанных процедур, с тем чтобы они хоть как-то смогли быть применены при принудительном выкупе акций у ликвидированного акционера. Например, из сценария выкупа по ст. 72 Коллегия берет норму об органе, уполномоченном принимать решение о выкупе (абз. 1 п. 2 ст. 72) <51>, а из сценария выкупа по ст. 75 - правила об определении цены выкупа (п. 3 ст. 75) (цена выкупа по ст. 72 законом в принципе не регулируется).
--------------------------------
<51> СКЭС формально ссылается на весь п. 2 ст. 72 Закона об АО, но поясняет, что речь идет именно об "органе, который вправе принять решение о... выкупе", поэтому более точно было бы сослаться на абз. 1 п. 2 ст. 72.

В результате Коллегия объявляет, что из всех ст. 72, 73, 75 и 76 Закона об АО к принудительному выкупу применяются по аналогии только следующие положения: упомянутые абз. 1 п. 2 ст. 72 и п. 3 ст. 75, а также ст. 73 (ограничения на приобретение обществом размещенных акций), п. 4.1 ст. 76 (порядок выплаты цены выкупа при учете акций в реестре) и п. 6 ст. 76 (порядок дальнейшей реализации приобретенных акций) <52>. Получившаяся процедура выкупа является весьма кастомизированной в сравнении со стандартной, поскольку к ней, по-видимому, не применяются, в частности: а) ограничение на добровольное приобретение акций при отсутствии упоминания об этом в уставе (абз. 1 п. 1 ст. 72); б) ограничение на приобретение акций, если в итоге размер уставного капитала станет меньше минимального (абз. 2 п. 1 ст. 72); в) ограничение на приобретение более 10% акций (абз. 2 п. 2 ст. 72); г) ограничение на выплату более 10% стоимости чистых активов (п. 5 ст. 76) <53>. Кроме того, СКЭС оказывается вынуждена отсечь все нормы, касающиеся порядка подачи добровольных заявлений о выкупе со стороны акционеров (в частности, п. 3 ст. 76), что еще раз подчеркивает иллюзорность какой-либо добровольности в сценарии, когда происходит выкуп акций у ликвидированного акционера. Далее, Коллегия придумывает дополнительные правила такого выкупа, вообще не предусмотренные в Законе. Так, оказывается, что о проведении общего собрания и потенциальном выкупе акций корпорация должна уведомить еще и известных ей участников ликвидированного акционера (при этом из Определения по делу "Чиф-Кузбасс" неясно, должна ли она предпринимать какие-либо меры для их установления).
--------------------------------
<52> Помимо этих норм, прямо указанных как применимые по аналогии в ситуации с выкупом акций у ликвидированного акционера, Коллегия по ходу комментируемого Определения также ссылается на п. 1, 2, 3.2, 4 и 4.2 ст. 76 Закона об АО, из чего можно сделать вывод о том, что, по-видимому, по мысли СКЭС, они также должны применяться в порядке аналогии закона.
<53> Тот факт, что последние два ограничения не применяются при выкупе акций у ликвидированного акционера, существенно отличает такой вариант выкупа от классических вариантов, предусмотренных ст. 72 или 75 Закона об АО. С этой точки зрения подобное решение вряд ли можно рассматривать в качестве системно оправданного.
В то же время само наличие в российском праве рассматриваемых ограничений является случайным обстоятельством и нередко справедливо критикуется в литературе, см.: Гришин К. Приобретение компанией собственных акций или долей в уставном капитале // Корпоративное право: проблемы и решения / Сост. и отв. ред. И.С. Чупрунов. М., 2020. С. 244 - 247.

В итоге при сколь-либо детальном рассмотрении того, каким образом Коллегия предлагает применять аналогию закона к выкупу акций у ликвидированного акционера, сложно не прийти к выводу, что ни о какой аналогии здесь речи идти не может: в реальности СКЭС конструирует совершенно новую процедуру выкупа с очень условной опорой на действующее законодательство.
Даже оставляя в стороне вопрос о границах допустимости такой степени судебного правотворчества (особенно в сфере принудительного выкупа имущества), нельзя не отметить следующие спорные последствия такого решения.
Во-первых, поскольку суд в данном случае прикрывается аналогией закона (вместо того чтобы признаться в создании новой нормы права), неизбежно возникает вопрос об обратной силе применения рассматриваемого подхода к принудительному выкупу акций у ликвидированного акционера <54>. Судя по комментируемым Определениям, Коллегия не видит никаких проблем с применением своих позиций с ретроактивным эффектом: она явно ориентирует суды на допустимость выкупа акций у всех "потерянных" акционеров, которые были ликвидированы в прошлом (в деле "Чиф-Кузбасс" Фирма была ликвидирована в 2007 году, а в деле "Элвис-Плюс" Компания была ликвидирована в 1997 году). Однако такое положение вещей не может не вызывать опасений с точки зрения правовой определенности, особенно если учесть, что ни о какой подлинной аналогии закона в данном случае речи идти не может.
--------------------------------
<54> См. об этом, напр.: Основные положения гражданского права: Постатейный комментарий к статьям 1 - 16.1 Гражданского кодекса Российской Федерации. С. 459 (автор комментария к ст. 6 - А.Г. Карапетов).

Во-вторых, сложно не признать парадоксальным то, что СКЭС направляет дело на новое рассмотрение, давая указание нижестоящим судам проверить, "была ли соблюдена истцом процедура инициирования принятия решения о выкупе акций". Ответ на поставленный вопрос вполне очевиден: эти правила, конечно же, не были и не могли быть соблюдены, поскольку истец и догадываться не мог ни об их существовании, ни об их содержании. Однако истец, конечно же, сможет это сделать до нового рассмотрения дела в нижестоящих судах, что, впрочем, в таком случае, скорее всего, избавит его от какой-либо необходимости идти в суд: ему достаточно будет представить регистратору документы, подтверждающие проведенный выкуп (включая оплату), для того чтобы тот списал акции со счета ликвидированного акционера и перевел их в пользу самого "Чиф-Кузбасс". И только если регистратор откажется это делать, "Чиф-Кузбасс" вынуждено будет воспользоваться "аналогией закона", предложенной СКЭС, и пойти с иском к регистратору.
В-третьих, в полном соответствии с ранее сложившейся судебной практикой Коллегия позволяет суду по собственной инициативе произвести переквалификацию требований, заявленных истцом <55>. Тонким моментом здесь является то, что истец пришел в суд с требованием о безвозмездной передаче ему бесхозяйных акций, а суд интерпретировал преследуемый им материально-правовой интерес таким образом, чтобы дать ему возможность приобрести акции на возмездной основе. В конкретном деле (а вернее, категории дел) это не должно привести к существенным негативным последствиям: если истец не захочет выкупать акции возмездно, то он просто не будет инициировать введенную Коллегией процедуру и/или идти с иском к регистратору. Но в целом такой подход представляется весьма спорным, так как переквалификация иска едва ли может производиться без каких-либо ограничений и, в частности, влечь удовлетворение такого требования, которое оказывается для истца (без его согласия на то) потенциально более обременительным, нежели изначально заявленное <56>. Иначе нарушаются принципы диспозитивности процесса и автономии воли.
--------------------------------
<55> См., в частности: п. 3 Постановления Пленума ВС РФ N 10, Пленума ВАС РФ N 22 от 29.04.2010 "О некоторых вопросах, возникающих в судебной практике при разрешении споров, связанных с защитой права собственности и других вещных прав"; п. 9 Постановления Пленума ВС РФ от 23.06.2015 N 25 "О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации".
Но ср.: Определение ВС РФ от 08.11.2022 N 41-КГ22-30-К4 ("Суд не наделен правом самостоятельно по собственной инициативе изменить основание заявленных требований. Иное означало бы нарушение такого важнейшего принципа гражданского процесса, как принцип диспозитивности").
<56> Примером может служить распространенная переквалификация судами требований о возврате доли участия в корпорации в требование "о восстановлении корпоративного контроля". Такая переквалификация с точки зрения буквы закона влечет возложение на истца бремени уплаты справедливой компенсации (п. 3 ст. 65.2 ГК). Критику такого положения вещей см.: Чупрунов И.С. Иск по п. 3 ст. 65.2 ГК v. восстановление корпоративного контроля // Цивилистика. 2022. N 2. С. 78 - 79.

Наконец, в-четвертых, нельзя не отметить, что выбранный Коллегией подход к решению проблемы ликвидированного акционера посредством бегства в спорную аналогию закона неудачен с точки зрения его применимости к обществам с ограниченной ответственностью, в которых также могут иметься ликвидированные участники. Впрочем, нельзя исключать, что СКЭС в будущем попробует схожим образом "переосмыслить" и применить по аналогии положения п. 2 ст. 23 Закона об ООО о выкупе доли по требованию участника, для того чтобы решить проблему "потерянных" участников.
Б. Внесудебное лишение корпоративных прав. Если оставить в стороне не вполне объяснимое неприменение Коллегией п. 5.2 ст. 64 ГК, то использование ею аналогии закона в комментируемом Определении фактически ведет к внесудебному лишению корпоративных прав.
По логике СКЭС, истцу для осуществления принудительного выкупа акций, принадлежащих Фирме, достаточно одобрить такой выкуп на общем собрании (или на уровне совета директоров), уплатить цену в депозит нотариусу, а затем обратиться к регистратору с требованием о списании акций со счета Фирмы. Ни на одном из этих этапов не проверяется, имеется ли у участников Фирмы возможность требовать распределения акций и не происходит ли какое-либо иное нарушение их прав. Конечно, в конкретном деле острота этих вопросов невысока, так как участники Фирмы пропустили пятилетний срок, предусмотренный п. 5.2 ст. 64 ГК. Однако удивляет то, с какой легкостью СКЭС приходит к выводу о возможности выкупа акций, хотя недопустимость произвольного изъятия субъективных прав без решения суда представляет собой конституционно-правовую ценность (ч. 3 ст. 35 Конституции РФ). Приведенные Коллегией ссылки на практику Конституционного Суда РФ не выглядят слишком убедительно, так как (а) они касаются применения не связанных с делом "Чиф-Кузбасс" конкретных положений закона (в частности, ст. 84.8 Закона об АО) и (б) из конституционности ограничения автономии воли в указанных случаях едва ли может следовать конституционность иных ограничений автономии воли в других произвольным образом определенных ситуациях.
Позиция, занятая Коллегией, особенно удивительна с учетом того, что, как было показано выше, ей не удалось в хоть сколь-либо четком виде сформулировать условия инициирования процедуры выкупа. В этом смысле стоит согласиться с теми авторами, которые призывают к особой осторожности в применении аналогии закона тогда, когда это сопряжено с ограничением прав или изъятием имущества, поскольку иной подход чреват произвольным вмешательством в частные дела и нарушением автономии воли субъектов <57>.
--------------------------------
<57> См.: Филиппова С.Ю., Шиткина И.С. Указ. соч. С. 13 - 14.

4.2.2. Дело "Элвис-Плюс"

Определение по делу "Элвис-Плюс" мало чем отличается от Определения по делу "Чиф-Кузбасс" с точки зрения предлагаемого решения проблемы ликвидированного акционера. Коллегия вновь ссылается на применение ст. 72, 73, 75 и 76 Закона об АО в порядке аналогии закона для обоснования принудительного выкупа акций Компании.
При этом СКЭС в комментируемом Определении более лаконично описывает механизм применения указанных норм и избегает многих подробностей, упомянутых в деле "Чиф-Кузбасс". В частности, Коллегия прямо не говорит о необходимости уведомить известных истцу участников ликвидированного акционера о проведении общего собрания акционеров по вопросу принудительного выкупа. Это, без сомнения, порождает неопределенность в отношении того, требуется ли все же это делать, с учетом позиции, занятой ранее по делу "Чиф-Кузбасс".
В этом контексте весьма любопытно, что в отличие от дела "Чиф-Кузбасс" Коллегия вспомнила о существовании п. 5.2 ст. 64 ГК и о том, что по истечении установленного там пятилетнего срока участники и кредиторы ликвидированного юридического лица утрачивают возможность инициировать процесс распределения принадлежавшего ему имущества. Как следствие, СКЭС указывает, что уплачивать цену за принудительный выкуп акций у ликвидированного акционера корпорация должна лишь тогда, когда пятилетний срок еще не истек. Именно такое решение, как мы обсудим дальше, представляется наиболее адекватным вариантом решения проблем, связанных с сохранением ликвидированных лиц в реестре акционеров. Однако парадоксальным образом это утверждение Коллегии совершенно нерелевантно in casu ввиду неприменимости п. 5.2 ст. 64 ГК в рассмотренном деле, поскольку, повторим, ликвидированным акционером было иностранное юридическое лицо.

4.3. Альтернативное решение проблемы ликвидированных акционеров. Утрата права на распределение имущества, оставшегося после ликвидации

Как уже отмечалось выше в комментарии к Определению по делу "Чиф-Кузбасс", позиция, занятая СКЭС, парадоксальна в том числе по той причине, что вместо тяжелого (и в итоге безуспешного) обоснования применения норм о выкупе акций в порядке аналогии закона Коллегия могла бы пойти по намного более понятному и прямому пути.
Дело в том, что имущество, оставшееся после ликвидации Фирмы, в соответствии с действующим российским правом может быть распределено между ее участниками и/или кредиторами в соответствии с п. 5.2 ст. 64 ГК. Это имущество не является бесхозяйным, но и не перешло в порядке универсального правопреемства к участникам Фирмы (в том числе по той причине, что согласно п. 1 ст. 61 ГК ликвидация в принципе не влечет универсального правопреемства). Именно на это указывает, например, п. 41 Постановления Пленума ВС РФ от 11 июня 2020 года N 6 "О некоторых вопросах применения положений Гражданского кодекса Российской Федерации о прекращении обязательств": права требования, оставшиеся после ликвидированного лица, автоматически не переходят к участникам или кредиторам, как следствие, они не могут их осуществлять и могут лишь воспользоваться правом на их распределение по п. 5.2 ст. 64 ГК.
Однако указанное секундарное право инициировать процедуру распределения имущества, обнаруженного после ликвидации, по российскому праву имеет строгий срок существования <58>. Согласно п. 5.2 ст. 64 ГК оно может быть реализовано в течение пяти лет после ликвидации юридического лица. Это означает, что по истечении данного срока прекращается не только рассматриваемое секундарное право участников и/или кредиторов, но также и сами права и обязанности, обнаруженные после ликвидации.
--------------------------------
<58> В соответствии с классическими взглядами срок действия секундарного права - это всегда пресекательный срок (что, впрочем, не может предрешать ответ на вопрос о применимости к нему тех или иных правил об исковой давности). См. об этом, напр.: Асосков А.В. Пресекательные сроки и их соотношение с другими видами гражданско-правовых сроков // Вестник гражданского права. 2018. N 4. С. 57 - 58; Чупрунов И.С. Срок на реализацию преимущественного права покупки доли (акций). Проблемы исчисления // Закон. 2020. N 11. С. 105 - 106.

При таком подходе акции в корпорации, принадлежавшие ликвидированному акционеру, должны просто погашаться по истечении пяти лет после его ликвидации, поскольку в этот момент уже никто больше не может претендовать на их присвоение (распределение в порядке п. 5.2 ст. 64 ГК) <59>. Собственно, именно таким образом Коллегия и могла бы разрешить спор в деле "Чиф-Кузбасс" (что, помимо прочего, в большей степени согласовывалось бы с требованиями, заявленными истцом): права и обязанности, воплощенные в акциях, прекращались бы в силу ст. 419 ГК, применяемой в совокупности с п. 5.2 ст. 64 ГК, т.е. права и обязанности по ведению общего дела, воплощенные в акциях, прекращались бы вследствие истечения срока на их распределение после ликвидации юридического лица - акционера.
--------------------------------
<59> Но ср.: Филиппова С.Ю., Шиткина И.С. Указ. соч. С. 9 - 10. Авторы, по-видимому, считают, что с истечением пятилетнего срока участники ликвидированного юридического лица не утрачивают право на получение ликвидационной квоты. Такой подход выглядит очень спорным, поскольку во многом лишает смысла положения п. 5.2 ст. 64 ГК: неясно, зачем законодатель вводит срок на заявление иска о распределении имущества, если впоследствии все равно происходит некоторое преемство в таком имуществе?

Тем не менее Коллегия почему-то проигнорировала такой вариант решения проблемы в деле "Чиф-Кузбасс" и, более того, несколько загадочным образом намекнула на то, что у участников Фирмы может еще сохраняться возможность получения цены за принадлежавшие ей акции по результатам принудительного выкупа. По крайней мере, СКЭС, описывая порядок осуществления расчетов при принудительном выкупе акций у ликвидированного акционера, указала на необходимость уведомить участников такого акционера, а также выплатить цену за выкупаемые акции, в том числе в депозит нотариусу. Возникает логичный вопрос: зачем такая цена должна уплачиваться в пользу ликвидированного "продавца", если его участники уже не могут претендовать на ее распределение? Впрочем, ответ на него в комментируемом Определении не дается: помимо прочего, Коллегия указывает нижестоящим судам в рамках нового рассмотрения дела установить, имелось ли "право акционеров ликвидированного хозяйствующего субъекта (Фирмы) на получение возмещения при условии выкупа ценных бумаг". Поэтому, возможно, что в реальности СКЭС не хотела сказать ничего нового в отношении последствий истечения срока, установленного в п. 5.2 ст. 64 ГК. Впрочем, это не делает рассуждения Коллегии в деле "Чиф-Кузбасс" на этот счет менее загадочными и противоречивыми вследствие незамеченных положений п. 5.2 ст. 64 ГК.
Крайне любопытно, что в деле "Элвис-Плюс" Коллегия, наоборот, неожиданно вспомнила про существование п. 5.2 ст. 64 ГК, хотя в этом споре указанная норма не могла претендовать на применение, поскольку ликвидированный акционер был иностранным юридическим лицом. Прочтение соответствующего фрагмента Определения оставляет ощущение, что, несмотря на in casu нерелевантность п. 5.2 ст. 64 ГК, СКЭС постаралась "исправить" недочет, допущенный при разрешении предыдущего спора: "...если на момент выкупа не истек пятилетний срок, в течение которого согласно пункту 5.2 статьи 64 Гражданского кодекса заинтересованное лицо или уполномоченный государственный орган вправе обратиться в суд с заявлением о назначении процедуры распределения обнаруженного имущества ликвидированного юридического лица, причитающиеся за акции денежные средства зачисляются на депозитный счет нотариуса...". Судя по всему, этот фрагмент хотя бы и obiter dictum, но подтверждает верность приведенных выше рассуждений о том, что по истечении срока, установленного в п. 5.2 ст. 64 ГК, участники и кредиторы ликвидированного юридического лица более не имеют права претендовать на распределение принадлежавших ликвидированному лицу акций, а равным образом и цены, которая могла бы выплачиваться в рамках их принудительного выкупа.

4.4. Выводы по результатам анализа комментируемых Определений

Фактически СКЭС предоставила акционерному обществу ранее не признававшееся секундарное право принудительного выкупа у ликвидированного акционера акций с выплатой их рыночной стоимости. Однако условия применения такого права были сформулированы Коллегией чрезвычайно расплывчато. В частности, неясно, какое именно из оснований, упомянутых в комментируемых Определениях, является ключевым, а также должно ли право на принудительный выкуп применяться только в публичных акционерных обществах. Подобная неопределенность условий применения принудительного выкупа выглядит тем более опасной, что в его основе лежит крайне спорная и противоречивая аналогия закона.
При этом по не вполне объяснимым причинам Коллегия почему-то не применила в деле "Чиф-Кузбасс" п. 5.2 ст. 64 ГК, хотя это позволило бы учесть то, что участники ликвидированного акционера утратили возможность инициировать процедуру распределения акций.

5. Возможные подходы к решению более общей проблемы "потерянных" акционеров

В делах "Чиф-Кузбасс" и "Элвис-Плюс" Коллегия разбиралась со сравнительно частной проблемой - избавлением от ликвидированного акционера. Однако, как было обозначено выше, существуют и иные категории "потерянных" акционеров. Следует ли вводить возможность избавляться от них? И если да, то в каких случаях и в каком порядке?
Для начала стоит сделать два предварительных замечания.
Во-первых, оба разобранных выше Определения формально касаются именно ликвидированных акционеров, а потому, строго говоря, не дают ясности в отношении того, готова ли Коллегия распространять сформулированные позиции на другие категории "потерянных" акционеров. Как было показано ранее, ни одно из Определений не позволяет в четком виде понять, что именно, по мысли СКЭС, служит основанием для выкупа акций у ликвидированного акционера. По этой причине анализ ниже будет представлять собой скорее рассуждения de lege ferenda, нежели анализ возможности распространить подходы, выработанные Коллегией в делах "Чиф-Кузбасс" и "Элвис-Плюс", на другие категории дел.
Во-вторых, проблема избавления от "потерянных" акционеров фундаментально сложна, так как предполагает вынесение суждения по вопросу, лежащему практически целиком в области политики права. Отвечать на такой вопрос исключительно с точки зрения догматического анализа едва ли вполне верно - требуется также разобраться с тем, насколько на практике распространены "потерянные" акционеры и какова реальная степень их негативного влияния на деятельность корпораций <60>. Поэтому изложенные ниже соображения в первую очередь намечают возможные пути решения рассматриваемой проблемы и не претендуют на то, чтобы окончательным образом ее устранить.
--------------------------------
<60> В пояснительной записке к законопроекту о "потерянных" акционерах приводится число в 6 миллионов "потерянных" акционеров-граждан. Однако поскольку это число дается без пояснений в отношении методики расчета и источников, на которых он основывался, проверить его адекватность не представляется возможным.

Начать стоит с того, чтобы попробовать разобраться со следующим вопросом, имеющим, пожалуй, ключевое значение: что может составлять причину избавления от "потерянного" акционера?
Хотя и в литературе, и в разобранных Определениях однозначно утверждается, что любой неправосубъектный акционер создает проблему для корпорации, это утверждение на самом деле не такое уж и бесспорное. Наличие в реестре акционеров кого-то, кто не пользуется своими корпоративными правами и не исполняет корпоративных обязанностей, далеко не всегда будет вести к каким-либо сложностям для юридического лица.
Так, если подобный акционер владеет сверхминоритарным пакетом акций, то отсутствие его на собраниях акционеров едва ли способно каким-либо образом сказаться на способности собрания принимать решения. Если же, например, решение относится к той редкой категории, что требует единогласия, то при системной неявке такого акционера на собрания судебная практика допускает вынесение волезамещающего судебного решения, которое вводит в силу соответствующее решение собрания <61>. Хотя в литературе нередко утверждается, что наличие в реестре "потерянных" акционеров способно привести к отсутствию кворума на общих собраниях акционеров и невозможности принятия решений <62>, нам не удалось обнаружить примеров подобных ситуаций, в том числе в судебной практике. Поэтому в реальности наличие "потерянного" акционера далеко не всегда будет создавать сложности с точки зрения принятия корпоративных решений на уровне собрания акционеров.
--------------------------------
<61> См.: п. 14 Обзора судебной практики по некоторым вопросам применения законодательства о хозяйственных обществах (утв. Президиумом ВС РФ 25.12.2019). См. также комментарий к нему: Горчаков Д.С., Глазунов А.Ю., Чупрунов И.С. Комментарий к Обзору судебной практики по некоторым вопросам применения законодательства о хозяйственных обществах (часть 2) // Вестник экономического правосудия РФ. 2020. N 11. С. 121 - 129 (автор комментария к п. 14 - И.С. Чупрунов); Шайдуллин А.И. Указ. соч. С. 345 - 348.
<62> См., напр.: Филиппова С.Ю., Шиткина И.С. Указ. соч. С. 5; Филипенко В. Избавление от "потерянных" акционеров: возможные способы и предложения // Цивилистика. 2021. N 4. С. 206.

В литературе также иногда отмечается, что наличие в реестре "потерянного" акционера увеличивает издержки корпорации. Так, ей приходится направлять такому акционеру уведомления о проведении общих собраний, несмотря на то что они могут не доходить или даже возвращаться назад <63>. Кроме того, корпорация должна замораживать на своих счетах суммы невостребованных дивидендов, формально причитающиеся "потерянному" акционеру, на срок не менее трех лет (п. 9 ст. 42 Закона об АО) <64>. Из этого порой делается вывод, что допущение избавления от "потерянного" акционера поможет сократить подобного рода издержки <65>. Но и это утверждение выглядит небесспорным. Если допустить избавление от "потерянного" акционера на возмездной основе, то корпорация должна будет понести расходы, выкупая его, и либо погасить акции, либо разместить их заново. В обоих случаях корпорация не сможет совершенно бесплатно снять с себя бремя, связанное с неправосубъектным акционером: в частности, даже при новом размещении акций ей все равно придется направлять уведомления (теперь в адрес нового акционера) и выплачивать по этим акциям дивиденды. Таким образом, могут быть определенные сомнения в том, что избавление от неправосубъектного акционера действительно сильно облегчит жизнь корпорации.
--------------------------------
<63> См.: Филиппова С.Ю., Шиткина И.С. Указ. соч. С. 5; Синицын С.А. Неопределенность правового статуса "потерянных" акционеров: проблемы правового регулирования // Двадцать пять лет российскому акционерному закону: проблемы, задачи, перспективы развития / Отв. ред. Д.В. Ломакин. М., 2021.
<64> В. Филипенко справедливо обращает внимание также на сложности, связанные с налогообложением невостребованных дивидендов, причитавшихся "потерянным" акционерам, и использует это в качестве одного из доводов в пользу необходимости решения проблемы "потерянных" акционеров с точки зрения корпоративного права (см.: Филипенко В. Указ. соч. С. 206 - 207). Хотя такие сложности трудно отрицать, есть серьезные сомнения в том, что проблемы налогового права должны решаться с помощью норм права гражданского.
<65> С точки зрения государства как основного акционера многих ПАО, это также потенциально могло бы повысить размер выплачиваемых в публичные бюджеты дивидендов.

Наконец, в пользу устранения "потерянных" акционеров может быть выдвинут аргумент о том, что тем самым мы будем бороться с правовой неопределенностью. Так, наличие в реестре акционера, уже не имеющего правосубъектности, не может не вызвать когнитивного диссонанса: как может считаться субъектом прав (пусть и только с формальной точки зрения) тот, кто не является субъектом права? Если такая ситуация сохраняется продолжительное время, то возникает серьезный соблазн объявить подобное положение вещей ошибкой, требующей устранения. Собственно, именно в этом направлении и двигается Коллегия, если судить по мотивировке Определений по делам "Чиф-Кузбасс" и "Элвис-Плюс".
Между тем нельзя забывать, что, если мы разрешаем "исправлять" такую ошибку через устранение "потерянного" акционера, мы, возможно, будем лишать кого-то принадлежащих ему субъективных прав. Даже если при этом выплачивается адекватная рыночная цена, это тем не менее существенное вторжение в частную автономию, что требует крайней степени осторожности и продуманности. Особенно это очевидно, когда речь идет об обычных пассивных акционерах, которые просто не участвуют в жизни корпорации. Однако та же степень осторожности требуется и тогда, когда "потерянным" акционером является неправосубъектное лицо, после которого остались правопреемники (наследники после наследодателя; юридические лица - правопреемники при реорганизации) или потенциальные правопреемники (участники/кредиторы после ликвидированного лица в течение пяти лет после ликвидации). По-видимому, именно по этой причине в некоторых правопорядках естественным основным решением проблемы "потерянного" акционера является совершение шагов по розыску его самого или его правопреемников <66>.
--------------------------------
<66> См., напр.: 17 CFR § 240.17Ad-17 - Lost security holders and unresponsive payees [62 FR 52237, Oct. 7, 1997; 63 FR 1884, Jan. 12, 1998, as amended at 68 FR 14316, Mar. 25, 2003; 78 FR 4784, Jan. 23, 2013]. Также см. об этом: Филипенко В. Указ. соч. С. 215 - 217.

Кроме того, важно подчеркнуть, что, даже если нахождение в реестре "потерянного" акционера создает некоторые неудобства для юридического лица, любое недобровольное приобретение у него акций может осуществляться исключительно на возмездной основе. В этом смысле можно целиком поддержать Коллегию: несмотря на любую продолжительность бездействия или пассивности акционера, невозможно обосновать безвозмездное изъятие у него акций. Даже при исключении из непубличной корпорации в связи с нарушением фидуциарных обязанностей исключаемому участнику выплачивается стоимость его доли участия (абз. 4 п. 1 ст. 67 ГК). Иной подход невозможно представить, поскольку любое приобретение доли участия в корпорации самой корпорацией представляет собой фактически расторжение с соответствующим участником договора о ведении общего дела, а потому должно сопровождаться выплатой причитающегося ему вклада. Исключение из данного правила - это казус, который стал предметом рассмотрения в деле "Чиф-Кузбасс", т.е. когда "потерянный" акционер был ликвидирован, а его участники и кредиторы уже утратили возможность требовать распределения оставшегося после ликвидации имущества.
В любом случае, если мы все же считаем неудобства, связанные с наличием в реестре "потерянного" акционера, чрезмерными, возможны как минимум следующие точки компромисса между стремлением избавиться от такого акционера и ограничением потенциального вмешательства в частную автономию (при условии возмездности выкупа акций) <67>.
--------------------------------
<67> В литературе предлагаются и иные варианты решения проблемы "потерянного" акционера. Так, В. Филипенко рассматривает в качестве опций (а) принудительный выкуп акций у миноритария на основании ст. 84.8 Закона об АО и (б) преобразование АО в ООО, при котором "потерянные" акционеры получают деньги, а не акции (см.: Филипенко В. Указ. соч. С. 211 - 214).
Однако первый из этих вариантов, хотя и решает рассматриваемую проблему, в реальности направлен на достижение совершенно иных целей - приобретение абсолютного контроля над ПАО с его превращением в непубличное общество. Поэтому (что признает и сам В. Филипенко) это едва ли годное средство решения проблемы "потерянных" акционеров.
Второй же из вариантов едва ли соответствует принятому в России принципу континуитета при реорганизации юридического лица (об этом упоминает и сам В. Филипенко). См. об этом, напр.: Кузнецов А.А. Реорганизация хозяйственных обществ: гражданско-правовые способы защиты прав и интересов участников и кредиторов: Дис. ... д-ра юрид. наук. М., 2021. С. 82 - 97; Определение ВС РФ от 22.11.2022 N 305-ЭС22-14990.

Во-первых, мыслимым является вариант, при котором мы рассматриваем принудительный выкуп акций у "потерянного" акционера в качестве частного случая исключения участника непубличной корпорации <68>. При таком подходе выкуп допускался бы только при условии, что акционер из-за своей пассивности (или неспособности исполнять фидуциарные обязанности, в том числе принимать участие в собраниях акционеров) причиняет вред обществу или существенно затрудняет его деятельность и достижение целей, ради которых оно создавалось, - именно такие основания исключения установлены в абз. 4 п. 1 ст. 67 ГК. Так, если нахождение в реестре акционеров "потерянного" лица делает невозможной оперативную смену генерального директора, что критично важно для деятельности корпорации (например, предыдущий генеральный директор умер и больше не осталось лиц, полномочных совершать от имени корпорации определенные категории сделок), то такое лицо может быть принудительно выкуплено. Однако подобный выкуп должен происходить в соответствии с общим порядком исключения участника из непубличной корпорации. Требование об исключении должно быть заявлено одним из участников корпорации (а не ею самой) и только в судебном порядке, что должно служить гарантией реальной проверки доводов истца о наличии оснований для исключения ответчика.
--------------------------------
<68> О таком подходе см.: Филипенко В. Указ. соч. С. 208 - 210 (автор в целом скептически оценивает перспективы применения исключения участника непубличной корпорации в качестве способа решения проблемы "потерянных" акционеров).

При таком подходе решение любых практических проблем, связанных с наличием в реестре "потерянных" акционеров, не требовало бы никаких изменений в законодательстве - достаточно было бы лишь начать применять действующие нормы закона в ситуациях, затрагивающих "потерянных" акционеров. Гражданский кодекс уже сейчас позволяет исключить участника даже тогда, когда в связи с ним возникают существенные затруднения для достижения целей юридического лица, и не требует при этом, чтобы в наступлении этих обстоятельств обязательно наличествовала вина такого участника (абз. 4 п. 1 ст. 67 ГК). Судебная практика уже на текущий момент исходит из возможности исключения участника, если соответствующие трудности в деятельности корпорации вызваны объективными факторами, которые не вполне просто поставить в вину конкретному участнику <69>. Фактически от судов потребовалось бы лишь прямо признать, что "существенные затруднения деятельности юридического лица" (условие для исключения по абз. 4 п. 1 ст. 67 ГК) могут быть вызваны в том числе пассивностью "потерянного" акционера или его неспособностью участвовать в деятельности корпорации, в том числе по причине ликвидации. Такое решение вполне вписывается в общую логику расторжения нарушенного договора: если одна из сторон оказывается неспособна исполнить свои обязательства, то, хотя она за это не отвечала, у другой стороны появляется право на односторонний выход из договорной связи.
--------------------------------
<69> См., напр.: п. 6 информационного письма Президиума ВАС РФ от 24.05.2012 N 151 "Обзор практики рассмотрения арбитражными судами споров, связанных с исключением участника из общества с ограниченной ответственностью" (длительная болезнь не была признана уважительным основанием для неучастия в общих собраниях участников, если это влекло существенные затруднения для деятельности общества). Впрочем, А.А. Кузнецов полагает, что в данном случае также имеет место виновное неисполнение фидуциарных обязанностей, лежащих на участнике корпорации, см.: Кузнецов А.А. Исключение участника из общества с ограниченной ответственностью. С. 101 - 102.
В любом случае вызывает сомнения квалификация исключения в качестве меры ответственности, которая весьма распространена в отечественной литературе (см., напр.: Гутников О.В. Исключение участника юридического лица: мера ответственности и способ защиты корпоративных прав // Вестник экономического правосудия РФ. 2015. N 2. С. 104 - 106). В действительности исключение участника корпорации представляет собой особый вариант адресного (т.е. в отношении конкретной стороны) расторжения договора о ведении общего дела посредством корпорации. Ср.: Кузнецов А.А. Исключение участника из общества с ограниченной ответственностью. С. 41 - 42, 47 (хотя автор анализирует исключение участника в качестве расторжения договора о ведении общих дел посредством корпорации, он тем не менее последовательно называет его санкцией).

В то же время с точки зрения действующего законодательства исключение может применяться только в непубличных корпорациях, что в теории могло послужить одной из причин неприменения соответствующих норм в деле "Чиф-Кузбасс" (несмотря на отмечавшуюся сомнительность квалификации "Чиф-Кузбасс" в качестве подлинного ПАО). Как следствие, для применения рассматриваемого подхода к ПАО должен быть принципиально решен вопрос о том, следует ли законодательно допускать исключение акционеров в публичных обществах вообще или применительно к узкой категории случаев, связанных с "потерянными" акционерами <70>.
--------------------------------
<70> Данный вопрос, безусловно, важен, однако его сколь-либо детальное рассмотрение выходит за рамки настоящей статьи. Анализ аргументов за и против допустимости исключения акционера из ПАО см.: Шайдуллин А.И. Указ. соч. С. 337 - 341.

Во-вторых, мыслим и альтернативный вариант избавления от "потерянного" акционера: основанием для такого избавления может являться исключительно длительный период сохранения в реестре неправосубъектного лица (вне зависимости от того, причиняет ли это вред или создает иные затруднения для корпорации). При таком подходе фактически вводился бы своеобразный давностный срок, истечение которого служило бы индикатором отпадения affectio societatis со стороны преемников (или потенциальных преемников) "потерянного" акционера и основанием для инициирования процедуры принудительного выкупа. Поскольку в этом случае все равно происходило бы недобровольное изъятие субъективных прав, такое изъятие едва ли допустимо применять к правосубъектным "потерянным" акционерам. Кроме того, оно вряд ли может производиться во внесудебном порядке (как это предлагает Коллегия, по крайней мере, применительно к ликвидированным акционерам). Наоборот, истец (в качестве которого могла бы выступать либо сама корпорация, либо другой ее участник) должен будет обратиться в суд и доказать, что числящийся в реестре "потерянный" акционер не обладает правосубъектностью (например, умер или был исключен из реестра в результате реорганизации) в течение долгого времени. При этом соответствующий период должен быть действительно продолжительным, т.е. речь могла бы идти, например, о 10 годах с момента утраты правосубъектности (упоминаемых, кстати, в Определении по делу "Чиф-Кузбасс"). В любом случае логично было бы, чтобы этот срок превышал пять лет, установленные в п. 5.2 ст. 64 ГК, - при таком подходе проблема с ликвидированными акционерами решалась бы просто за счет погашения их акций по прошествии пяти лет с момента ликвидации (о чем было сказано выше в разделе 4.3). Описанный вариант избавления от неправосубъектных "потерянных" акционеров мог бы применяться как в ООО, так и в любых типах АО.
В то же время едва ли можно обосновать возможность принудительного выкупа акций у правосубъектного акционера всего лишь за то, что он проявляет пассивность (не участвует в общих собраниях, не запрашивает информацию и т.д.), если тот не создает никаких препятствий для деятельности корпорации. Так, пассивный инвестор может долгие годы не интересоваться деятельностью ПАО, поскольку его полностью устраивает система и порядок управления им. Или, например, миноритарный акционер мог приобрести акции в ПАО с горизонтом инвестирования более 10 лет и намерением продать их по истечении такого срока - неужели есть достаточная причина лишить его такой возможности и принудительно забрать его пакет акций? Длительная пассивность едва ли сама по себе может рассматриваться в качестве достаточного основания для того, чтобы лишить кого-либо субъективных прав помимо его воли.
В-третьих, мыслим и следующий компромиссный вариант выкупа, который был закреплен в одной из предыдущих редакций законопроекта о "потерянных" акционерах <71>.
--------------------------------
<71> Редакция до внесения в ГД ФС РФ, текст по состоянию на 19.08.2021 (доступен в паспорте законопроекта: https://sozd.duma.gov.ru/bill/103501-8).

Сначала общество может принять решения о приостановлении (а) направления в адрес "потерянного" акционера сообщений о проведении общих собраний акционеров, бюллетеней для голосования и иной информации (п. 1 ст. 35.1) и (б) выплаты в адрес "потерянных" акционеров объявленных дивидендов в денежной форме (п. 2 ст. 35.1). Для принятия каждого из таких решений, помимо прочего, требуется, чтобы (а) в течение двух предшествующих лет подряд информация и дивиденды не доходили до соответствующего "потерянного" акционера (возвращались в адрес общества) и (б) общество направило ему уведомление о предстоящем приостановлении и публично разместило информацию о приостановлении в предусмотренном законом порядке (п. 5 ст. 35.1). Такие меры могут быть приняты исключительно в ПАО или в таком НПАО, где либо менее 50 акционеров, либо устав предусматривает возможность приостановления вне зависимости от числа акционеров (п. 4 ст. 35.1). Далее, если право на выкуп предусмотрено уставом, то общее собрание акционеров (если иное не предусмотрено уставом) вправе было бы принять решение о выкупе акций у таких "потерянных" акционеров, в отношении которых в течение трех предшествующих лет были приостановлены одновременно и направление сообщений, и выплата дивидендов (п. 10 ст. 35.1) <72>. Такой выкуп осуществлялся бы по рыночной цене, которая определялась бы независимым оценщиком (п. 16 ст. 35.1) и при необходимости выплачивалась в депозит нотариусу (п. 19 ст. 35.1).
--------------------------------
<72> Схожие правила о выкупе акций у пассивных акционеров нам удалось обнаружить в законодательстве Японии, где закон признает "потерянными" акционерами тех, кто не получал извещения и дивиденды в течение как минимум пяти лет (ст. 197 (1) Закона о компаниях 2005 г.). Кроме того, выкуп акций у "потерянных" акционеров (untraceable shareholders) корпорацией на практике допускается в Англии, если он прямо предусмотрен уставом.

Важным элементом описанных правил являлось бы закрепление за акционером возможности предотвратить выкуп на всякой его стадии. Так, он мог бы в любой момент направить заявление о возобновлении предоставления информации и/или выплаты дивидендов (п. 7 и 8 ст. 35.1), в результате чего выкуп (если о нем уже было принято решение собрания акционеров) не должен был бы осуществляться (п. 15 ст. 35.1) <73>. Кроме того, в течение года со дня списания выкупленных акций акционер был бы вправе потребовать отмены выкупа путем направления заявления регистратору (при условии возврата полученной цены) (п. 22 ст. 35.1).
--------------------------------
<73> Законопроект также наделял правом возражать против выкупа акций у залогодержателя и иных лиц, в чьих интересах установлены обременения в отношении акций (п. 15 ст. 35.1). При осуществлении такого права выкуп не мог осуществляться.

Таким образом, законопроект (если бы он был принят в обсуждаемой редакции) позволил бы осуществить выкуп акций любого "потерянного" акционера вне зависимости от того, утратил ли он правоспособность или лишь проявлял пассивность с точки зрения участия в жизни корпорации. Для этого фактически было бы необходимо, чтобы (а) информация об адресе и реквизитах выплаты дивидендов соответствующего акционера стала неверной и (б) прошло как минимум пять лет с этого момента. Однако описанный выкуп в реальности являлся бы квазидобровольным, так как мог бы быть не просто остановлен в любое время, а даже и отменен в течение года после завершения <74>. Соответственно, если "потерянный" акционер обладал бы правоспособностью, то он волен был бы не согласиться с выкупом, а если он утратил бы правосубъектность, но после него остались правопреемники (или потенциальные правопреемники), то они могли бы реализовать соответствующие секундарные права в отношении присвоения акций, а затем также выразить несогласие с выкупом.
--------------------------------
<74> Более того, "потерянный" акционер мог бы косвенно выразить согласие с выкупом (одобрить его), так как законопроект давал ему возможность направить обществу банковские реквизиты для перевода денежных средств за акции (п. 18 ст. 35.1). По-видимому, такое подразумеваемое одобрение должно было бы лишать акционера шанса в дальнейшем инициировать отмену выкупа.

В целом подобная схема выкупа акций у "потерянного" акционера выглядит вполне допустимой, так как кажется, что с учетом квазидобровольного характера выкупа здесь не происходит чрезмерного вторжения в вопросы частной автономии. Однако нужно понимать, что она все равно не стала бы панацеей: так, ее невозможно было бы применить, если по каким-то причинам, несмотря на утрату акционером правосубъектности, направляемые ему уведомления и/или дивиденды не возвращались бы в адрес общества. Кроме того, поскольку соответствующие правила планировалось внести исключительно в Закон об АО, нерешенной оставалась бы проблема "потерянных" акционеров в ООО (хотя, по-видимому, там она является намного менее актуальной, по крайней мере на текущий момент).
Как бы то ни было, описанный порядок выкупа акций у "потерянного" акционера не был включен в тот текст законопроекта о "потерянных" акционерах, который был внесен в Государственную Думу РФ и одобрен в первом чтении. Текущая редакция указанного законопроекта регулирует исключительно вопросы приостановления направления "потерянным" акционерам информации, а также выплаты дивидендов. Следует согласиться с теми авторами, кто справедливо говорит о половинчатости такого регулирования, поскольку оно a priori не способно разрешить проблемы "потерянных" акционеров <75>. При этом описанная выше редакция законопроекта была намного более понятна с точки зрения как условий, так и процедуры выкупа акций у "потерянных" акционеров, если сравнить ее с путаным описанием условий и процедуры выкупа в Определениях Коллегии по делам "Чиф-Кузбасс" и "Элвис-Плюс" <76>. В любом случае законодательное регулирование вопроса изъятия акций, формально числящихся за "потерянным" акционером, выглядит намного более адекватным решением с точки зрения системности и правовой определенности, нежели попытка СКЭС выработать абстрактные правила при разрешении конкретного спора <77>.
--------------------------------
<75> См.: Филиппова С.Ю., Шиткина И.С. Указ. соч. С. 7.
<76> Так, позиция, занятая Коллегией в деле "Чиф-Кузбасс", порождает вопрос о том, может ли выкуп применяться в той ситуации, когда в отношении акций ликвидированного акционера установлен залог. Если такой залог обеспечивает обязательство третьего лица, то либо залогодержатель должен иметь возможность возражать против выкупа, либо залог должен охватывать денежные средства, получаемые от выкупа акций.
Законопроект же предлагал прямо урегулировать поставленный вопрос: залогодержатель, а равным образом обладатель иного обеспечения, может воспрепятствовать выкупу (абз. 2 п. 15 ст. 35.1).
<77> Аналогичную точку зрения см.: Филиппова С.Ю., Шишкина И.С. Указ. соч. С. 13 - 15.

6. Заключение

В качестве общих выводов можно указать следующее.
С одной стороны, проблема "потерянных" акционеров уже достаточно давно обсуждается российскими специалистами в сфере корпоративного права, а потому попытки Коллегии подобраться к ее разрешению можно было бы поприветствовать. С другой стороны, Определения по делам "Чиф-Кузбасс" и "Элвис-Плюс" показывают, что у СКЭС отсутствовало четкое понимание того, в чем именно состоит эта проблема, т.е. по каким именно мотивам должен осуществляться принудительный выкуп акций у ликвидированного акционера. Как следствие, в обоих Определениях крайне путано описаны условия для такого выкупа: в частности, невозможно понять, требуется ли для этого прошествие длительного срока с момента ликвидации, или уже сам факт ликвидации акционера может давать условие для выкупа.
Кроме того, крайне спорно выглядит попытка СКЭС обосновать возможность принудительного выкупа акций у ликвидированного акционера за счет применения аналогии закона (п. 1 ст. 6 ГК). В действительности Коллегия смешала между собой нормы о совершенно разных процедурах покупки обществом размещенных акций и так и не смогла убедительно продемонстрировать сходство соответствующих отношений с ситуацией нахождения в реестре записи о ликвидированном акционере.
Наконец, крайне странно выглядит игнорирование Коллегией в деле "Чиф-Кузбасс" положений п. 5.2 ст. 64 ГК. Данная норма позволила бы очень простым образом обосновать возможность погашения акций, принадлежавших ликвидированной Фирме, ввиду прошествия пяти лет на распределение активов, оставшихся после ликвидации.
С учетом описанных обстоятельств разумнее всего было бы не распространять позицию, занятую СКЭС по делам "Чиф-Кузбасс" и "Элвис-Плюс", на дела, затрагивающие иные категории "потерянных" акционеров. В отношении таких акционеров мыслимо было бы рассмотреть сочетание двух подходов (за пределами сферы действия п. 5.2 ст. 64 ГК): а) использование действующих норм об исключении участника непубличной корпорации в случае причинения вреда или существенного затруднения деятельности такой корпорации; б) введение возможности принудительного выкупа акций у неправосубъектных "потерянных" акционеров при условии прошествия существенно длительного периода с момента утраты правосубъектности. Также вариантом решения проблемы "потерянных" акционеров могло бы стать введение процедуры квазидобровольного выкупа, которую на более раннем этапе законодательного процесса предусматривал законопроект о "потерянных" акционерах.

References

1. Asoskov A.V. Preclusive Time Limits and Their Relationship to Other Types of Civil Law Time Limits [Presekatelnye sroki i ikh sootnoshenie s drugimi vidami grazhdansko-pravovykh srokov]. Civil Law Review [Vestnik grazhdanskogo prava]. 2018. No. 4. P. 46 - 73.
2. Belov V.A. Current State and Prospects for the Development of Civil Theory of Securities [Sovremennoe sostoyanie i perspektivy razvitiya tsivilisticheskoi teorii tsennykh bumag]. Civil Law Review [Vestnik grazhdanskogo prava]. 2010. No. 4. P. 22 - 57.
3. Boyko T.S. Protection of the Rights and Interests of Minority Shareholders in a Non-Public Company under Russian, US and UK Law: A PhD Thesis in Law [Zaschita prav i interesov minoritarnykh uchastnikov nepublichnogo obschestva v prave Rossii, SShA i Velikobritanii: dis.... kand. yurid. nauk]. Moscow, 2017. 209 p.
4. Bydlinsky F. Key Points of the Doctrine of Legal Method [Osnovnye polozheniya ucheniya o yuridicheskom metode]. Civil Law Review [Vestnik grazhdanskogo prava]. 2006. No. 2. P. 185 - 226.
5. Chuprunov I.S. Beginning of a "New Life" in Russian Corporate Law. Case Comment to the Judgment of the Chamber for Commercial Disputes of the SC RF No. 306-ЭС19-24912, 11 June 2020 [Nachalo 'novoi zhizni' v rossiiskom korporativnom prave. Kommentariy k Opredeleniyu Sudebnoi kollegii po ekonomicheskim sporam VS RF ot 11.06.2020 No. 306-ЭС19-24912]. The Herald of Economic Justice of the Russian Federation [Vestnik ekonomicheskogo pravosudiya Rossiiskoi Federatsii]. 2020. No. 8. P. 25 - 68.
6. Chuprunov I.S. Claim under Article 65.2 (3) of the Civil Code v. Restoration of Corporate Control [Isk po p. 3 st. 65.2 GK v. vosstanovlenie korporativnogo kontrolya]. Civilistics [Tsivilistika]. 2022. No. 2. P. 52 - 81.
7. Chuprunov I.S. Regarding the Principles of Corporate Registers [K voprosu o printsipakh vedeniya korporativnykh reestrov]. Civilistics [Tsivilistika]. 2020. No. 6. P. 34 - 88.
8. Chuprunov I.S. The Period for Exercising the Right of Pre-Emption in Respect of Participatory Interest (Shares). Problems with Calculation [Srok na realizatsiyu preimuschestvennogo prava pokupki doli (aktsiy) Problemy ischisleniya]. Statute [Zakon]. 2020. No. 11. P. 99 - 113.
9. Filipenko V. Getting Rid of 'Lost' Shareholders: Possible Ways and Suggestions [Izbavlenie ot 'poteryannykh' aktsionerov: vozmozhnye sposoby i predlozheniya]. Civilistics [Tsivilistika]. 2021. No. 4. P. 205 - 220.
10. Filippova S.Yu, Shitkina I.S. The Fate of Shares Held by a Shareholder Who Has Lost Legal Capacity. Case Comment to the Judgment of the Chamber for Economic Disputes of the SC RF No. 304-ЭС22-10636, 15 December 2022 [K voprosu o sud'be aktsiy, prinadlezhavshikh aktsioneru, utrativshemu pravosposobnost'. Kommentariy k Opredeleniyu Sudebnoi kollegii po ekonomicheskim sporam VS RF ot 15 dekabrya 2022 goda No. 304-ЭС22-10636]. The Herald of Economic Justice of the Russian Federation [Vestnik ekonomicheskogo pravosudiya Rossiiskoi Federatsii]. 2023. No. 2. P. 4 - 19.
11. Gorchakov D.S., Glazunov A.Yu, Chuprunov I.S. Commentary to the Review of Court Practice on Some Issues of Application of Legislation on Business Companies (Part 2) [Kommentariy k Obzoru sudebnoi praktiki po nekotorym voprosam primeneniya zakonodatelstva o khozyaistvennykh obschestvakh (chast' 2)]. The Herald of Economic Justice of the Russian Federation [Vestnik ekonomicheskogo pravosudiya Rossiiskoi Federatsii]. 2020. No. 11. P. 101 - 171.
12. Grishin K. Acquisition by the Company of Its Own Shares or Equity Interests [Priobretenie kompaniey sobstvennykh aktsiy ili dolei v ustavnom kapitale], in: Chuprunov I.S., ed. Corporate Law: Problems and Solutions [Korporativnoe pravo: problemy i resheniya]. Moscow, AV RShChP, 2020. P. 222 - 291.
13. Gutnikov O.V. The Forced Exclusion from a Corporate Organisation: Corporate Liability and Protection of Corporate Rights [Isklyuchenie uchastnika yuridicheskogo litsa: mera otvetstvennosti i sposob zaschity korporativnykh prav]. The Herald of Economic Justice of the Russian Federation [Vestnik ekonomicheskogo pravosudiya Rossiiskoi Federatsii]. 2015. No. 2. P. 102 - 127.
14. Karapetov A.G., ed. Basic Provisions of Civil Law: Article-by-Article Commentary to Articles 1 - 16.1 of the Civil Code of the Russian Federation [Osnovnye polozheniya grazhdanskogo prava: postateinyi kommentariy k stat'yam 1 - 16.1 Grazhdanskogo kodeksa Rossiiskoi Federatsii]. Moscow, M-Logos, 2020. 1469 p.
15. Karapetov A.G., Kosarev A.S. Standards of Proof: Analytical and Empirical Research [Standarty dokazyvaniya: analiticheskoe i empiricheskoe issledovanie]. The Herald of Economic Justice of the Russian Federation. Special Issue [Vestnik ekonomicheskogo pravosudiya Rossiiskoi Federatsii. Spetsialnyi vypusk]. 2019. No. 5. 96 p.
16. Kuznetsov A.A. Exclusion of a Member from a Limited Liability Company [Isklyuchenie uchastnika iz obschestva s ogranichennoi otvetstvennost'yu]. Moscow, Statut, 2014. 141 p.
17. Shaydullin A.I. Involuntary Removal of a Shareholder from a Company: Current Regulation and Its Prospects [Prinuditelnoe isklyuchenie aktsionera iz obschestva: deistvuyuschee regulirovanie i ego perspektivy], in: Kuznetsov A.A., ed. The Russian Shareholder Law: A Collection of Articles on the 25th Anniversary of the Adoption [Rossiiskiy aktsionernyi zakon: sb. st. k 25-letnemu yubileyu prinyatiya]. Moscow, Statut, 2021. P. 324 - 359.
18. Sinitsyn S.A. Uncertainty of the Legal Status of 'Lost' Shareholders: Problems of Legal Regulation [Neopredelennost' pravovogo statusa 'poteryannykh' aktsionerov: problemy pravovogo regulirovaniya], in: Lomakin D.V., ed. Twenty-Five Years of Russian Shareholder Law: Problems, Challenges, Development Prospects [Dvadtsat pyat' let rossiiskomu aktsionernomu zakonu: problemy, zadachi, perspektivy razvitiya]. Moscow, Statut, 2021. P. 169 - 175.
19. Stepanov D.I. On the Theory of Securities in Russia and on the Theory of Concepts in General. Reflections on the Relevance of Dogmatic Constructions [O teorii tsennykh bumag v Rossii i o teorii ponyatiy voobsche. Razmyshleniya o vostrebovannosti dogmaticheskikh postroeniy]. Civil Law Review [Vestnik grazhdanskogo prava]. 2010. No. 4. P. 58 - 96.

 

Наша компания оказывает помощь по написанию курсовых и дипломных работ, а также магистерских диссертаций по предмету Гражданское право, предлагаем вам воспользоваться нашими услугами. На все работы дается гарантия.

"Горячие" документы:

ИА ГАРАНТ