ЮРИСПРУДЕНЦИЯ: МАГИСТЕРСКИЕ, ДИПЛОМНЫЕ, КУРСОВЫЕ
Консультационные услуги студентам
Консультационные услуги студентам
Наша компания оказывает помощь по написанию статей по предмету Гражданское право. Используем только актуальное законодательство, проекты федеральных законов, новейшую научную литературу и судебную практику. Предлагаем вам воспользоваться нашими услугами. На все выполняемые работы даются гарантии
Вернуться к списку статей по юриспруденции
"ДВАДЦАТЬ ПЯТОЕ" ПОСТАНОВЛЕНИЕ ПЛЕНУМА: ТОЛКОВАНИЕ ИЛИ... ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО?
В.А. БЕЛОВ
Прошло почти сто лет с тех пор, как в журнале "Вестник гражданского права" была опубликована статья Н.И. Лазаревского "Законодательство под видом толкования законов" <1>, предостерегающая современные "конституционные государства" от практики так называемого абстрактного толкования закона, т.е. толкования, произведенного вне связи с разрешением конкретного дела и обязательного для всех на неопределенно длительное будущее время. Одним из последних крупных поводов для того, чтобы вспомнить об этом предостережении, стало Постановление Пленума ВС РФ от 23.06.2015 N 25 "О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации": в 133 его пунктах при самом скромном подсчете обнаруживается более полусотни норм, неизвестных ГК РФ. И хотя с содержанием некоторых из них можно было бы даже согласиться, вряд ли правильно, что правотворчеством у нас занимается не только законодательная, но и высшая судебная инстанция.
--------------------------------
<1> См.: Лазаревский Н.И. Законодательство под видом толкования законов // Вестник гражданского права. 1916. N 2. С. 104 - 129.
Не в нашем стиле открывать статью конспектом. Но правила, как известно, на то и существуют, чтобы их нарушать. Сейчас именно такой случай: прежде чем перейти к собственно нашим изысканиям и размышлениям, предлагаем ознакомиться с кратким содержанием одной статьи, опубликованной почти 100 лет назад. Надеемся, что читатель не будет за это на нас в обиде, ибо конспект небольшой, произведение, являющееся его предметом, относится к категории классических, т.е. таких, которым не грозит устаревание. Это упоминавшаяся ранее статья Н.И. Лазаревского <2> "Законодательство под видом толкования законов".
--------------------------------
<2> Николай Иванович Лазаревский (1868 - 1921) - русский юрист, специалист по государственному и административному праву, точнее, по проблематике обеспечения свободы личности в ее отношениях с государством; в 1892 г. окончил курс Санкт-Петербургского университета и был оставлен для приготовления к профессуре по кафедре государственного права; в 1905 г. получил звание приват-доцента, позднее - профессора. С 1898 г. состоял одним из ответственных редакторов "Права". Автор ряда монографий, в том числе магистерской диссертации "Ответственность за убытки, причиненные должностными лицами" (1905), двухтомника "Лекции по русскому государственному праву" (1908), "Природа запрещения, налагаемого в обеспечение облигационного займа" (1912), "Русское государственное право" (1913), "Причины и задачи войны 1914 - 1915 гг." (1915) и более двух десятков статей. По сообщению А.И. Каминки, Н.И. Лазаревский "был зверски убит большевиками" (Труды русских ученых за границей: Сб. акад. гр. в Берлине / Под ред. А.И. Каминки. Берлин, 1923. Т. II. С. 7, 8). С.П. Мельгунов уточняет, что Н.И. Лазаревский был расстрелян, в частности, за то, что "по убеждениям был сторонником демократического строя" (Мельгунов С.П. Красный террор в России. М., 1990. С. 113) и к тому же на случай падения советской власти проектировал восстановление местного самоуправления и кредита в России, а также покупательной способности русских бумажных денег. Реабилитирован в мае 1992 г.
Автор - один из немногих в русской литературе - взялся за вопрос о юридической природе актов, которые в свое время издавались различными департаментами и Общим собранием Правительствующего сената, а ныне под общим неофициальным наименованием "руководящих разъяснений" издаются высшей судебной инстанцией - Верховным (а до недавнего времени еще и Высшим Арбитражным) Судом Российской Федерации вне связи с разрешением конкретных дел, в целях обобщения и обеспечения единообразия судебной практики. Автор обращает внимание на этот феномен следующим образом: "...помимо такого толкования закона, которое дается при применении его к конкретному случаю, возможно толкование, даваемое в форме абстрактно высказываемого положения, и если такое толкование обязательно для лиц, применяющих данный закон, то в этом толковании надо видеть источник права, имеющий тем большее значение, чем шире тот круг лиц, для которого это толкование обязательно, и (что практически обыкновенно то же самое) чем выше в иерархии властей стоит толкующая инстанция" <3>.
--------------------------------
<3> Лазаревский Н.И. Указ. соч. С. 104.
"В таком абстрактном толковании закона, предписываемом на будущее время, - продолжает ученый, - надо видеть самостоятельный источник права, ибо это толкование может быть - и нередко бывает - обязательным, независимо от степени своего соответствия действительному смыслу истолкованного закона (здесь и далее в цитатах выделено нами. - В.Б.). Источником нового правила такое толкование является не только в тех (сравнительно исключительных) случаях, когда создается прямое противоречие обязательного толкования истолковываемому закону, но и в тех случаях, когда толкуемый закон по своей неясности равно допускает толкование в двух каких-либо смыслах, а подлежащая инстанция авторитетно останавливается на котором-нибудь одном из них" <4>. И далее: "По своей логической структуре это право носит характер права именно законодательного: оно абстрактно, излагается в форме общего положения, относящегося к неопределимому числу будущих случаев; и если это правило признается общеобязательным, то по силе и по действию своему оно не отличается от закона" <5>.
--------------------------------
<4> Там же. С. 104 - 105.
<5> Там же. С. 105.
Разделив все мыслимые по современному ему русскому праву случаи такого - юридически обязательного - толкования на пять видов (аутентичное, кодификационное, административное, сенатское в форме так называемых циркулярных указов и сенатское, даваемое по инициативе министра юстиции для целей формирования единообразной судебной практики), Н.И. Лазаревский тщательно разбирает исторические истоки, причины происхождения каждого из этих типов, их допустимость (законность) с точки зрения действующего положительного законодательства, а также их достоинства и недостатки. Результаты проведенного исследования оказываются неутешительными.
Автор приходит к выводу, что "настоящим" толкованием закона (толкованием в том смысле, о котором нам сегодня рассказывают учебники по теории и энциклопедии права), толкованием в собственном смысле слова, является только и исключительно конкретное толкование, толкование ad hoc, т.е. толкование, сформулированное в ходе разрешения конкретного случая (дела, казуса) применительно к особенностям его конкретных обстоятельств и обязательное только для лиц, участвующих в соответствующем деле. В этом расчете на единственный случай, в сообразовании с конкретными жизненными обстоятельствами и в определенном, точно известном круге адресатов и заключается отличие толкования от законодательства. Конкретность, жизненность, разрешение вопроса о правах и обязанностях определенных лиц (практическая польза) - в этом смысл толкования закона, оправдание самого его существования и даже главное его достоинство, ибо такое рассчитанное на единичный случай толкование никак не связывает ни суды, ни частных лиц на будущее.
В самом деле, если оно окажется правильным, то никто не мешает следовать этому толкованию добровольно, просто потому, что оно правильно. Конечно, содержащее его решение не может быть предметом формальной ссылки, но никто не может запретить тому или иному судье, размышляющему над смыслом известной нормы закона, прийти к тому же выводу (и тем же путем), к которому (которым) несколько раньше уже пришел (воспользовался) другой судья. Если же известное толкование было ошибочным - не страшно, ибо оно не распространится далее конкретной ситуации: "...каждая ошибка отражается на одном только случае; в следующем же она может быть исправлена, идя ощупью, постепенно устраняя отдельные неправильности, идя от прецедента к прецеденту, право, путем такого рода коллективной работы, может достичь высокого совершенства и при том условии, что авторы отдельных решений и не стоят особенно высоко" <6>. Ну а если речь пойдет о дальнейшем движении жизни, о развитии социальных отношений, изменении тех условий, в которых в свое время было дано известное толкование, то будет абсолютно естественно и нормально, если новые споры, подобные тому, что уже был разрешен при помощи известного толкования закона, станут решаться как-нибудь иначе. В этом не будет никакого противоречия или несообразности; главное, не забывать о том, что более раннее толкование в свое время (применительно к конкретным условиям и обстоятельствам) было столь же основательным, и, значит, не нужно пересматривать прежде состоявшиеся решения, опираясь на позднейшие (новейшие) случаи толкования, придавать последним обратную силу.
--------------------------------
<6> Лазаревский Н.И. Указ. соч. С. 127.
Ни одним из этих качеств не может похвастаться толкование абстрактное. Единственный его плюс заключается в несколько большей близости к жизни, чем толкуемый закон; собственно, сам факт появления абстрактного толкования свидетельствует о недостаточной ясности закона для его применения в действительной жизни. Абстрактное толкование эту неясность устраняет, за что ему, как говорится, большое человеческое (и юридическое) спасибо. Но это и все. Своему ближайшему "сородичу" - толкованию конкретному - абстрактное проигрывает, что называется, по всем статьям. "При толковании в виде общих правил на будущее время отсутствует именно то, что придает жизненность толкованиям, даваемым применительно к определенной обстановке конкретного случая" <7>. Слава Богу, если это толкование правильно - главное не забыть, что его правильность является плодом соответствия определенным жизненным условиям, известному уровню развития социальных отношений, постоянно отслеживать происходящие в них изменения и сообразно им своевременно корректировать однажды данное толкование. Если этого не происходит или же если однажды данное толкование in abstracto неправильно, то ничего, кроме вреда и дополнительных сложностей, оно не создает. "При развитии... права путем толкований, устанавливаемых в виде абстрактных правил, те, кто применяет эти правила, лишены возможности вносить в них какие-либо изменения, и обнаруживающиеся неправильности этих толкований до авторов их доходят столь же мало, как и до законодательной власти. Поэтому, раз допущенная ошибка подлежит повторению в неопределенном числе случаев, и о постепенной эволюции права, прислушивающегося к запросам жизни, не может быть и речи" <8>.
--------------------------------
<7> Там же. С. 126.
<8> Лазаревский Н.И. Указ. соч. С. 127.
"Наконец, - подводит итог Н.И. Лазаревский, - между этими двумя видами толкования - по поводу конкретного случая и по общему вопросу - имеется и то существенное различие, что в первом принимают участие заинтересованные стороны, из которых каждая старается привести доводы в пользу отстаиваемого ею толкования. Если тот или иной прецедент уже установлен, он вызывает критику со стороны тех, кто его считает неправильным, словом, учреждение, толкующее закон при его конкретном применении, почти всегда видит перед собою массу соображений, которые освещают вопрос и помогают в нем разобраться. И это бывает не только в судах с их состязательным производством, но и в административных местах, где заинтересованные лица тоже не лишены права отстаивать свои интересы в подаваемых прошениях и докладных записках. При толковании по поводу общего вопроса, учреждениям приходится действовать без помощи сторон. Таким образом, вся совокупность условий, при которых осуществляется толкование по поводу общего вопроса и в виде общего правила, значительно менее гарантируют правильность этого вида толкования, чем толкования по поводу конкретного случая" <9>.
--------------------------------
<9> Там же. С. 127 - 128.
Автор признает право на существование только за аутентичным абстрактным толкованием, поскольку оно осуществляется самим же законодателем; что же касается всех иных форм толкования закона в общей форме (т.е. не применительно к конкретным случаям), то таковые, с его точки зрения, "...есть не что иное, как обход законодательных учреждений", противоречащий "основам современного политического строя". Даже законодательные нормы, признающие возможность такого толкования, "...подлежат отмене, как нечто отжившее свой век, как нечто, чему не место в конституционном государстве" <10>. Как говорится, ни прибавить, ни убавить.
--------------------------------
<10> Там же. С. 129.
Теперь через призму законспектированного минимума знаний о тех характерных чертах, что отличают абстрактное толкование законов, взглянем на тезисы, сформулированные в Постановлении Пленума ВС РФ от 23.06.2015 N 25 "О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации" (далее - Постановление), которые представляют собой самостоятельное судейское правотворчество, нормы, не имеющие опоры ни в ГК, ни в ГПК, ни в АПК, ни в других российских законах. Практическое значение большинства этих норм таково, что их впору вписывать в подходящие места соответствующих их содержанию кодексов и законов, точно так же, как в них вписываются нормы новых принимаемых законов, приводящие к изменению, а то и к утрате силы прежде действовавших норм.
1. "Поведение одной из сторон может быть признано недобросовестным не только при наличии обоснованного заявления другой стороны, но и по инициативе суда, если усматривается очевидное отклонение действий участника гражданского оборота от добросовестного поведения. В этом случае суд при рассмотрении дела выносит на обсуждение обстоятельства, явно свидетельствующие о таком недобросовестном поведении, даже если стороны на них не ссылались (ст. 56 ГПК РФ, ст. 65 АПК РФ)" (абз. 4 п. 1 Постановления).
Обращение к упомянутым статьям ГПК и АПК (о том, что каждая сторона обязана доказать обстоятельства, на которые она ссылается, и т.д.) убеждает в том, что они посвящены иным вопросам. В пику принципам состязательного процесса Верховный Суд предлагает нижестоящим судам занимать проактивную позицию в процессе, при необходимости изучая даже те вопросы, которые стороны хотели бы оставить за рамками процесса, в том числе вопросы нравственности, справедливости, разумности и т.п. Акцент на очевидном отклонении действий от стандарта добросовестного поведения, увы, не слишком обнадеживает: сегодня уже очень непросто найти дошедшее до кассационной инстанции дело, в котором суд не сослался бы на ст. 10 ГК РФ. На этом фоне вряд ли кто-нибудь обратит внимание на указанное уточнение.
2. "Для лиц, не являющихся сторонами сделки и не участвовавших в деле, считается, что подлежащие государственной регистрации права на имущество возникают, изменяются и прекращаются с момента внесения соответствующей записи в государственный реестр, а не в момент совершения или фактического исполнения сделки либо вступления в законную силу судебного решения, на основании которых возникают, изменяются или прекращаются такие права (п. 2 ст. 8.1, п. 2 ст. 551 ГК РФ). При этом с момента возникновения соответствующего основания для государственной регистрации права стороны такой сделки или лица, участвовавшие в деле, в результате рассмотрения которого принято названное судебное решение, не вправе в отношениях между собой недобросовестно ссылаться на отсутствие в государственном реестре записи об этом праве" (абз. 2 п. 3 Постановления).
Первое предложение абзаца (не выделенное нами) вопросов не вызывает - по сути, это пересказ названных норм ГК. А вот второе предложение уже представляет собой логическое развитие первого, вернее, его толкование методом "от противного": если для третьих (посторонних) лиц последствия известных сделок наступают только со времени ее государственной регистрации, то для участников таких сделок (лиц не посторонних) соответствующие последствия возникают уже со времени их совершения, в том числе и тогда, когда права по этой сделке подлежат государственной регистрации. Верховный Суд предложил различать относительные, или фидуциарные, последствия сделок. Может быть, оно было бы и ничего, если бы не опять сделанная оговорка о недобросовестности: "Не вправе... недобросовестно ссылаться...". А "добросовестно ссылаться" вправе?
3. "Если совершение сделки нарушает запрет, установленный п. 1 ст. 10 ГК РФ, в зависимости от обстоятельств дела такая сделка может быть признана судом недействительной (п. п. 1 или 2 ст. 168 ГК РФ)" (п. 7; в том же смысле п. 8 Постановления).
Практика не новая: как мы уже отметили, сейчас трудно найти дело, в котором суд не упомянул бы ст. 10 ГК РФ, и среди них весомую долю составляют дела о признании недействительными сделок, не соответствующих п. 1 этой статьи. Новым является прямое закрепление законности этой практики, ее освещение авторитетом Верховного Суда: п. 1 ст. 10 ГК РФ запрещает вести себя недобросовестно (обязывает вести добросовестно); стало быть, сделка, совершение которой нарушает этот запрет (эту обязанность), может быть признана недействительной как не соответствующая требованиям закона. В соединении со ст. 168 ГК РФ ст. 10 смотрится особенно угрожающе, поскольку обыкновение признавать недействительным буквально все (не только сделки) просто-таки разложило нашу судебно-арбитражную практику. И без десятой-то статьи трудно найти сделку, на 100% способную устоять в суде, ну а с ее помощью недействительной можно признать любую - без преувеличения, абсолютно любую, без всяких исключений! - сделку.
4. "Если при принятии искового заявления суд придет к выводу о том, что избранный истцом способ защиты права не может обеспечить его восстановление, данное обстоятельство не является основанием для отказа в принятии искового заявления, его возвращения либо оставления без движения. В соответствии со ст. 148 ГПК РФ или ст. 133 АПК РФ на стадии подготовки дела к судебному разбирательству суд выносит на обсуждение вопрос о юридической квалификации правоотношения для определения того, какие нормы права подлежат применению при разрешении спора" (абз. 2 п. 9 Постановления).
Обращение к указанным статьям ГПК и АПК (о подготовке дела к судебному разбирательству) позволяет видеть, что они снова не имеют никакого отношения к делу. И не могут иметь, поскольку перед нами еще один элемент инквизиционного процесса: оказывается, не истец, а сам суд должен выяснить, подлежит ли известный интерес правовой защите, и если да, то на основании какой нормы закона и каким именно способом. Допустим, предъявлен виндикационный иск, основанный на ст. ст. 15 и 1064 ГК РФ, - ничего страшного, суд обязан "подсказать", что виндикационный иск - это ст. ст. 301 и 302 ГК РФ. Более того, этим "подсказка" исчерпываться не может; суду надлежит понять, подходит ли виндикационный иск для восстановления интереса истца, и если нет, то соответствующим образом его "поправить": виндикация тебе не подойдет, а вот возмещение убытков - в самый раз. Коротко говоря, суд сам должен сформулировать и удовлетворить требования, которые... никто не предъявлял! Очень показательно, что суды не обязаны оказывать подобную помощь ответчику в случае "негодности" или неправильности мотивировки представленных им возражений - здесь достаточно написать, что суд находит возражения ответчика не относящимися к делу и не заслуживающими внимания. Не является ли это нарушением принципов состязательности процесса и равенства его сторон перед законом и судом?
5. "Согласно абз. 13 ст. 12 ГК РФ при рассмотрении споров, связанных с защитой гражданских прав, суд не применяет противоречащий закону акт государственного органа или органа местного самоуправления независимо от признания этого акта недействительным" (абз. 4 п. 9 Постановления).
Обратившись к названной норме Кодекса, мы ничего подобного в ней не увидим - одно только название соответствующего способа защиты прав. Об условиях, в которых он работает, в том числе о том, нужно ли предварительно констатировать незаконность акта власти судебным решением, там ничего не говорится. Зато говорится в ст. 13: "Ненормативный акт государственного органа или органа местного самоуправления, а в случаях, предусмотренных законом, также нормативный акт, не соответствующие закону или иным правовым актам и нарушающие гражданские права и охраняемые законом интересы гражданина или юридического лица, могут быть признаны судом недействительными" (ч. 1 ст. 13). И только после этого, т.е. "в случае признания судом акта недействительным нарушенное право подлежит восстановлению либо защите иными способами, предусмотренными статьей 12 настоящего Кодекса" (ч. 2 ст. 13). Бесспорно, реализация нормы, введенной Верховным Судом, способна заметно укрепить правовое положение частных лиц, но за чей счет? За счет государственных и муниципальных образований! Это совсем не похоже на наш Верховный Суд.
6. "По смыслу (да и по букве, вообще-то, тоже. - В.Б.) ст. ст. 1 и 14 ГК РФ самозащита гражданских прав может выражаться в том числе в воздействии лица на свое собственное или находящееся в его законном владении имущество. Самозащита может заключаться также в воздействии на имущество правонарушителя, в том случае если она обладает признаками необходимой обороны (ст. 1066 ГК РФ) или совершена в состоянии крайней необходимости (ст. 1067 ГК РФ)" (абз. 2 п. 10 Постановления).
Иными словами, воздействовать на личность посягающего в целях самозащиты гражданских прав, получается, вообще нельзя! Даже если государство не в состоянии оперативно помочь с защитой гражданских прав, прибегнуть к наиболее эффективному способу самозащиты (воздействию на личность нарушителя) управомоченному лицу запрещено; воздействие на личность - это, так сказать, исключительная государственная прерогатива, монополия. Однако ни одна из упомянутых Пленумом статей Кодекса не содержит ни слова о подобном ограничении права самозащиты; в этом смысле разъяснение ст. 14, действовавшее прежде (п. 9 Постановления Пленумов ВС и ВАС РФ от 01.07.1996 N 6/8), было куда более осторожным и точным, хотя и нельзя не признать - мало информативным и оттого почти бесполезным.
7. "Размер подлежащих возмещению убытков должен быть установлен с разумной степенью достоверности. По смыслу п. 1 ст. 15 ГК РФ в удовлетворении требования о возмещении убытков не может быть отказано только на том основании, что их точный размер невозможно установить. В этом случае размер подлежащих возмещению убытков определяется судом с учетом всех обстоятельств дела, исходя из принципов справедливости и соразмерности ответственности допущенному нарушению" (абз. 2 п. 12 Постановления).
Появление этих норм объяснить довольно трудно, поскольку ст. 15 ГК РФ за все время своего более чем 20-летнего действия и применения ни разу не изменялась, в том числе в ходе происходящей ныне "реформы" Кодекса. Выходит, в один и тот же текст закона вполне себе можно вкладывать различный смысл (можно сравнить с действовавшими ранее по этому вопросу п. п. 10 и 11 Постановления Пленумов ВС и ВАС РФ от 01.07.1996 N 6/8), причем в обоих случаях это смысл общий, абстрактный, никак не связанный с особенностями обстоятельств конкретного случая.
Прежде ст. 15 ГК РФ читали в том смысле, что каждая копейка убытков должна быть доказана стороной, которая ссылается на факт их наличия. Это "классическое прочтение", прекрасно известное всем юристам как уничтожившее на корню практически все иски об убытках. Теперь предложена новая трактовка того же самого текста: по истечении 20 лет заметили, наконец, что ст. 15 ГК РФ ни о каком "доказывании размера убытков" не говорит и что размер этот достаточно установить "с разумной степенью достоверности", причем - опять-таки в нарушение принципов состязательности и диспозитивности процесса, равенства его сторон перед законом и судом - это может сделать сам суд сообразно обстоятельствам дела, принципам справедливости и соразмерности. Конечно, лучше поздно, чем никогда, тем более что пресловутое "новое прочтение" вполне соответствует не только содержанию ст. 15 ГК РФ, но и общемировым тенденциям. Вот только странно, отчего же два десятка лет ту же самую статью читали и понимали не просто иначе, но прямо противоположным образом?
8. "Если для устранения повреждений имущества истца использовались или будут использованы новые материалы, то за исключением случаев, установленных законом или договором, расходы на такое устранение включаются в состав реального ущерба истца полностью, несмотря на то, что стоимость имущества увеличилась или может увеличиться по сравнению с его стоимостью до повреждения. Размер подлежащего выплате возмещения может быть уменьшен, если ответчиком будет доказано или из обстоятельств дела следует с очевидностью, что существует иной более разумный и распространенный в обороте способ исправления таких повреждений подобного имущества" (абз. 2 п. 13 Постановления).
Это тоже совершенно новое решение тянущегося еще с советских времен вопроса, и оно прямо противоположно тому, которым практика руководствовалась ранее <11>. Причем это решение было предложено при отсутствии каких бы то ни было изменений в гражданском законодательстве, которые могли бы его объяснить.
--------------------------------
<11> См., напр.: письмо ВС СССР от 12.12.1983 N 01-14/19-83.
9. "Уменьшение стоимости имущества истца по сравнению с его стоимостью до нарушения ответчиком обязательства или причинения им вреда является реальным ущербом даже в том случае, когда оно может непосредственно проявиться лишь при отчуждении этого имущества в будущем (например, утрата товарной стоимости автомобиля, поврежденного в результате дорожно-транспортного происшествия)" (абз. 3 п. 13 Постановления).
Остается только добавить: может проявиться, но не проявляется, например потому, что потерпевший не продает автомобиль, потерявший товарный вид в ДТП, а так и ездит на побитом и поцарапанном. Даже в этом случае реальный ущерб налицо. Некоторым объяснением этого правила может служить то, что хотя оно Кодексу и неизвестно, но по содержанию вполне ему соответствует.
10. Несмотря на неприменение с 1 марта 2013 г. к договорам дарения недвижимого имущества, совершенным после этой даты, правила о государственной регистрации такого договора, сделки по принятию недвижимого имущества в качестве дара, а также иные сделки с недвижимым имуществом с учетом положений ст. ст. 8.1 и 131 ГК РФ за малолетних могут совершать от их имени только их родители, усыновители или опекуны (п. 8 ст. 2 Федерального закона от 30.12.2012 N 302-ФЗ "О внесении изменений в главы 1, 2, 3 и 4 части первой ГК РФ", п. п. 1 и 2 ст. 28 ГК РФ). Из упомянутых норм к обсуждаемому вопросу относятся только п. п. 1 и 2 ст. 28 ГК РФ, сохранившиеся в той редакции, когда отличительной чертой сделок с недвижимостью была их государственная регистрация, а еще раньше (до 28.01.1998 - даты вступления в силу Федерального закона от 21.07.1997 N 122-ФЗ "О государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним") - нотариальное удостоверение.
Очевидно, что нормы, исключавшие возможность совершения таких сделок, надлежало соответствующим образом модифицировать всякий раз при изменении круга этих сделок. По каким-то причинам, однако, модернизация не производилась, ст. 28 ГК РФ предпочли все это время сохранять в неприкосновенном виде (подобно уже рассмотренной ст. 15). На это обратил, наконец, внимание, Верховный Суд. В итоге теперь подп. 2 п. 2 ст. 28 ГК РФ следует читать: "2. Малолетние в возрасте от шести до четырнадцати лет вправе самостоятельно совершать... 2) сделки, направленные на безвозмездное получение выгоды, не требующие нотариального удостоверения либо государственной регистрации, а также не являющиеся сделками с недвижимым имуществом". Выделенные слова, по сути, добавлены в Кодекс Пленумом ВС РФ.
11. "Согласно п. 2 ст. 51 ГК РФ данные государственной регистрации юридических лиц включаются в Единый государственный реестр юридических лиц (далее - ЕГРЮЛ), открытый для всеобщего ознакомления. Презюмируется, что лицо, полагающееся на данные ЕГРЮЛ, не знало и не должно было знать о недостоверности таких данных" (абз. 1 п. 22 Постановления).
Вроде бы все правдоподобно, но сравним выделенный текст с соответствующей нормой Кодекса: "Лицо, добросовестно полагающееся на данные Единого государственного реестра юридических лиц, вправе исходить из того, что они соответствуют действительным обстоятельствам" (абз. 2 п. 2 ст. 51 ГК РФ). Это одно и то же? Представляется что нет, что Пленум ВС РФ опять пошел значительно дальше Кодекса, который все-таки предлагает убеждаться в добросовестности лица, положившегося на данные ЕГРЮЛ, в то время как для Пленума сам факт действия лица исходя из данных ЕГРЮЛ - свидетельство его добросовестности.
12. "По общему правилу закон не устанавливает обязанности лица, не входящего в состав органов юридического лица и не являющегося его учредителем или участником... по проверке учредительного документа юридического лица с целью выявления ограничений или разграничения полномочий единоличного исполнительного органа юридического лица или нескольких единоличных исполнительных органов, действующих независимо друг от друга либо совместно" (абз. 3 п. 22 Постановления) <12>.
--------------------------------
<12> Из этого правила следует множество других выводов, разбросанных по всему Постановлению, в том числе (а) о праве третьих лиц (не учредителей и не участников соответствующего юридического лица) исходить из презумпции неограниченности полномочий лиц, указанных в ЕГРЮЛ, выступать от имени юридического лица (там же, абз. 4 п. 22, абз. 2 п. 122); (б) о том, что все неясности и противоречия положений учредительных документов об ограничениях полномочий толкуются в смысле отсутствия таких ограничений (там же, абз. 7), причем (в) при наличии нескольких таких лиц - в смысле презумпции их раздельного осуществления, т.е. возможности совершения действия по всем вопросам компетенции исполнительного органа каждым из них единолично (п. 24); (г) даже последующее признание недействительным решения общего собрания об избрании единоличного исполнительного органа юридического лица не влияет на права того, кто добросовестно положился на сведения об этом органе, внесенные в ЕГРЮЛ (абз. 2 п. 119).
Действительно, подобной "обязанности" в юридическом смысле слова Кодекс не устанавливает, но ведь необходимость известного поведения совсем не обязательно обусловливается исполнением обязанности. Носят одежду, принимают пищу и ходят в туалет не потому, что кто-нибудь обязан это делать, а потому что иное поведение было бы неразумным.
Представляется, что вступление в какие бы то ни было юридические (договорные, например) отношения с юридическим лицом без уточнения вопроса не только о том, кто может выступать в гражданском обороте от его имени, но и о том, какие действия он в этих целях может совершать, является столь же неразумным, как и отказ от ношения одежды, приема пищи и отправления естественных потребностей. Да, один будущий контрагент может ввести другого в заблуждение (например, предоставив ему для ознакомления недействующую редакцию устава или подменив необходимый лист в его действующей редакции), но такие действия не принесут лицу, их совершившему, ничего, кроме неприятностей. Во всяком случае, оспорить сделки на этом основании он не сможет.
13. "По смыслу п. 1 ст. 58 ГК РФ при слиянии все права и обязанности каждого из участвующих в слиянии юридических лиц переходят к вновь возникшему юридическому лицу в порядке универсального правопреемства вне зависимости от составления передаточного акта и его содержания... Равным образом согласно п. 2 ст. 58 ГК РФ при присоединении юридического лица к другому юридическому лицу к последнему переходят все права и обязанности присоединяемого юридического лица в порядке универсального правопреемства вне зависимости от составления передаточного акта" (абз. 1 и 2 п. 26 Постановления).
Наверное, это так. Но все-таки таких норм в Кодексе нет. К тому же остаются непонятными два момента. Первый: в чем суть разницы между формулировками абзацев, в первом из которых (при слиянии) говорится о независимости универсального правопреемства и от составления акта, и от его содержания, а во втором (при присоединении) - только от составления? От содержания, значит, зависит? И второй: если эти тезисы верны, то почему ст. 59 ГК РФ отказывает в регистрации результатов реорганизации при непредставлении передаточных актов или отсутствии в них положений о правопреемстве по всем обязательствам?
14. Пунктом 29 Постановления (который, за его обширностью, здесь полностью не цитируется) закрепляется возможность и устанавливаются условия ликвидации юридического лица - корпорации по требованию любого из ее участников в двух ситуациях: (а) "если иные учредители (участники) юридического лица уклоняются от участия в нем, делая невозможным принятие решений в связи с отсутствием кворума, в результате чего становится невозможным достижение целей, ради которых создано юридическое лицо, в том числе если осуществление деятельности юридического лица становится невозможным или существенно затрудняется, в частности ввиду длительной невозможности сформировать органы юридического лица" (абз. 2); (б) "в случае длительного корпоративного конфликта, в ходе которого существенные злоупотребления допускались всеми участниками хозяйственного товарищества или общества, вследствие чего существенно затрудняется его деятельность" (абз. 3).
Главное условие применения ликвидации в описанных случаях выражается в ее субсидиарном характере, т.е. в возможности применения лишь тогда, "когда все иные меры для разрешения корпоративного конфликта и устранения препятствий для продолжения деятельности юридического лица (исключение участника юридического лица, добровольный выход участника из состава участников юридического лица, избрание нового лица, осуществляющего полномочия единоличного исполнительного органа и т.д.) исчерпаны или их применение невозможно" (абз. 4). Подпункт 5 п. 3 ст. 61 ГК РФ, на который сослался Пленум, действительно говорит о возможности ликвидации юридического лица по иску его учредителя (участника) "в случае невозможности достижения целей, ради которых оно создано, в том числе в случае, если осуществление деятельности юридического лица становится невозможным или существенно затрудняется". Существуют, однако, такие юридические лица, которые (будучи созданными в целях оптимизации структуры бизнеса) никакой деятельности, требующей их участия в гражданском обороте, не осуществляют; причем, как правило, именно в них обычно провоцируются, зреют и протекают корпоративные конфликты. С известной долей условности можно сказать, что само создание подобных организаций предполагает такие конфликты, а их протекание является нормальной стадией существования и деятельности этих организаций. Вряд ли обсуждаемые разъяснения Пленума приложимы к ним.
15. Пунктами 30 и 113 Постановления (опять-таки не цитируются в целях экономии места) установлено разграничение компетенции по спорам с созданием юридических лиц, управлением ими и участием в них (в том числе по искам об оспаривании решений собраний участников) между арбитражными судами и судами общей юрисдикции. Общий смысл: все споры, так или иначе связанные с созданием коммерческих организаций, управлением ими, участием в них, а также их участием в организациях некоммерческих, рассматриваются арбитражными судами. Интересно, что ни одна из законодательных норм, упоминающихся в указанных пунктах Постановления (п. 1 ст. 2, п. п. 2 и 3 ст. 50, п. 1 ст. 65.1 ГК РФ, п. 4.1 ч. 1 ст. 33, ст. 225.1 АПК РФ, ст. 22 ГПК РФ), не имеет никакого отношения к обсужденным и решенным в них вопросам.
16. "Учредительными документами [корпорации] не может быть предусмотрен такой порядок уведомления, который создаст существенные препятствия для обращения истца в суд, в частности возложит на участника чрезмерные расходы. Например, не допускается установление требования о направлении уведомления или связанных с ним документов акционерам публичного акционерного общества на их почтовые адреса" (абз. 3 п. 33 Постановления). "Учредительными документами не может быть предусмотрен такой порядок уведомления, который создаст существенные препятствия для обращения истца в суд. В частности, не допускается установление требования о направлении уведомления или связанных с ним документов акционерам публичного акционерного общества на их почтовые адреса" (абз. 2 п. 114 Постановления).
В обоих случаях речь идет об уведомлениях, предметом которого является факт предъявления участником корпорации иска либо в защиту прав и интересов последней (п. 33), либо в целях оспаривания решения общего собрания ее участников (п. 114). И эти положения могут быть, конечно, предметами пожеланий, но нормативно-правового закрепления они вряд ли заслуживают: достаточно вспомнить о том, что поведение неразумное или невозможное предметом юридической обязанности просто не может быть.
17. Абзацем 2 п. 35 Постановления детализирован содержащийся в абз. 4 п. 1 ст. 67 ГК РФ не исчерпывающий перечень нарушений обязанностей участника корпорации, которые считаются грубыми и могут стать основанием для принятия другими участниками корпорации решения о его исключении. "К таким нарушениям, в частности, может относиться [а] систематическое уклонение без уважительных причин от участия в общем собрании участников общества, лишающее общество возможности принимать значимые хозяйственные решения по вопросам повестки дня общего собрания участников, если непринятие таких решений причиняет существенный вред обществу и (или) делает его деятельность невозможной либо существенно ее затрудняет; [б] совершение участником действий, противоречащих интересам общества, в том числе при выполнении функций единоличного исполнительного органа (например, причинение значительного ущерба имуществу общества, недобросовестное совершение сделки в ущерб интересам общества, экономически необоснованное увольнение всех работников, осуществление конкурирующей деятельности, голосование за одобрение заведомо убыточной сделки), если эти действия причинили обществу существенный вред и (или) сделали невозможной деятельность общества либо существенно ее затруднили".
В принципе эта детализация не противоречит указанной норме ГК; настораживает лишь одно обстоятельство - как бы суды не стали применять подобные рекомендации чисто механически, формально. Три раза подряд не был на собрании - пошел вон из корпорации! Заключил убыточную для нее сделку - тем более: возмести убытки и тоже убирайся! Конечно, буквально в следующем (третьем) абзаце п. 35 специально оговаривается, что не должно быть такого автоматизма, что всякий раз "суд дает оценку степени нарушения участником своих обязанностей, а также устанавливает факт совершения участником конкретных действий или уклонения от их совершения и наступления (возможности наступления) негативных для общества последствий". Осталось лишь добиться исполнения этих предписаний.
18. "Иск об исключении участника не может быть удовлетворен в том случае, когда с таким требованием обращается лицо, в отношении которого имеются основания для исключения" (абз. 4 п. 35 Постановления).
Смысл правила понятен, оно призвано предупредить встречные иски об исключении, т.е. ситуации типа "Я тебя исключу! - Нет, это я тебя исключу! - А я тебя первый исключу! - А я тебя еще скорее исключу!". Однако нормативно-правового основания оно не имеет: показательно, что при его формулировании Верховный Суд не сослался ни на одну норму закона, ни материального (ГК), ни процессуального (ГПК, АПК).
19. "По смыслу ст. 131 ГК РФ закон в целях обеспечения стабильности гражданского оборота устанавливает необходимость государственной регистрации права собственности и других вещных прав на недвижимые вещи, ограничения этих прав, их возникновение, переход и прекращение" (первое предложение абз. 3 п. 38 Постановления).
Это, конечно, не совсем норма права, ибо здесь нет правила поведения, но в ней весьма ценно наконец состоявшееся почти правильное определение смысла и назначения института государственной регистрации прав на недвижимость. Действительно, система регистрации прав на недвижимые вещи нужна не государству для некоего мифического "контроля" за принадлежностью и оборотом "наиболее ценного" и "важного" в хозяйственном отношении имущества, а самим частным лицам во имя обеспечения не просто стабильности, но и самой возможности оборота недвижимости, самого его существования. Не всегда и не всякий собственник в состоянии продемонстрировать всем посторонним лицам свое фактическое господство (владение) над принадлежащими ему объектами недвижимости - вот и приходится заменять фактическое господство юридическим суррогатом (регистрацией).
20. "По общему правилу государственная регистрация права на вещь не является обязательным условием для признания ее объектом недвижимости (п. 1 ст. 130 ГК РФ).
Поэтому, в частности, являются недвижимыми вещами здания и сооружения, построенные до введения системы государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним, даже в том случае, если ранее возникшие права на них не зарегистрированы. Равным образом правомерно возведенное здание или сооружение является объектом недвижимости, в том числе до регистрации на него права собственности лица, в законном владении которого оно находится" (второе предложение абз. 3 и абз. 4 п. 38 Постановления).
Абсолютно верно, спорить с этим невозможно. Странно лишь, что для того, чтобы прийти к этому выводу, понадобились 20 лет и вмешательство Верховного Суда, который почему-то здесь поосторожничал - сказал только об общем правиле. Впрочем, никаких примеров исключений из него Пленум не привел; остается только догадываться, что имелось в виду. Быть может, самовольная постройка? На такое предположение наводит уточнение о "правомерно возведенном здании или сооружении".
21. "При разрешении вопроса о признании правомерно строящегося объекта недвижимой вещью (объектом незавершенного строительства) необходимо установить, что на нем, по крайней мере, полностью завершены работы по сооружению фундамента или аналогичные им работы (п. 1 ст. 130 ГК РФ). Замощение земельного участка, не отвечающее признакам сооружения, является его частью и не может быть признано самостоятельной недвижимой вещью (п. 1 ст. 133 ГК РФ)" (абз. 5 п. 38 Постановления).
Формально Пленум обозначил тот минимум требований, которым должен отвечать объект незавершенного строительства как недвижимая вещь; фактически - впервые определил понятие объекта незавершенного строительства. Правильно ли? Думаем, что нет, поскольку, во-первых, фундамент (аналогичная конструкция, выполняющая функции фундамента при строительстве над- или подводных, а также подземных сооружений) - это отнюдь не единственная возможность "прочной" связи вещи с земной поверхностью (недрами, или водной средой); во-вторых, "прочность" этой связи определяется исходя не из физических, а из хозяйственных критериев - возможности или невозможности его использования по назначению вне связи с землей (см. п. 1 ст. 131 ГК) <13>; в-третьих, следует учесть тезис об организации и обеспечении стабильности оборота. Пресловутое "замощение", например, немыслимо иначе, как в связи с конкретным участком; если природа земельных участков вообще такова, что требует замены фактического владения им его юридическим суррогатом, то почему должен применяться иной подход к участкам замощенным?
--------------------------------
<13> Очень хорошо видна некорректность приведенного Пленумом примера с замощением земельного участка: само такое замощение вне связи с земельным участком не то что переместить или использовать - его и представить как-то затруднительно. Во всяком случае, об обороте подобного "объекта" - самого замощения как такового - нам слышать не приходилось.
22. "Под обнародованием изображения гражданина по аналогии с положениями ст. 1268 ГК РФ необходимо понимать осуществление действия, которое впервые делает данное изображение доступным для всеобщего сведения путем его опубликования, публичного показа либо любым другим способом, включая размещение его в сети Интернет" (абз. 1 п. 43 Постановления).
Здесь важно не только то, что теперь в нашем праве появляется определение понятия "обнародование изображения гражданина", но и "чистосердечное" признание сформулировавшего его Пленума ВС РФ в том, что сформулировано оно по аналогии с понятием об обнародовании произведения - объекта авторского права. Отличный пример не только для практики, но и для учебной литературы - пример применения закона по аналогии.
23. Пунктом 44 Постановления (не цитируется целиком) фактически по-новому (иначе, чем в ГК РФ) определено условие необходимости получения согласия на обнародование и использование изображения гражданина. Согласно п. 1 ст. 152.1 ГК РФ (и абз. 2 п. 43 Постановления) такое согласие необходимо всегда, кроме буквально трех случаев, здесь же прямо перечисленных: (а) публичные интересы; (б) изображение из мест свободного посещения или с публичных мероприятий; (в) гражданин позировал за плату.
Авторы абз. 1 п. 44 Постановления считают, что к случаям использования изображения в публичных интересах относится использование изображения гражданина, который "является публичной фигурой (занимает государственную или муниципальную должность, играет существенную роль в общественной жизни в сфере политики, экономики, искусства, спорта или любой иной области), а обнародование и использование изображения осуществляется в связи с политической или общественной дискуссией или интерес к данному лицу является общественно значимым". Сомнительно, что под публичными интересами ГК РФ имел в виду такой случай. Он подходит, скорее, под иное исключение (об изображении из мест свободного посещения или с публичных мероприятий), а примеры использования изображений в публичных интересах, не вызывающие сомнений, приведены в абз. 3 п. 44. Как в таком случае объяснить абз. 2 п. 44 Постановления: "...вместе с тем согласие необходимо, если единственной целью обнародования и использования изображения лица является удовлетворение обывательского интереса к его частной жизни либо извлечение прибыли?" Судя по сочетанию слов "вместе с тем", синонимичным в данном контексте слову "однако", указывающему на противопоставление формулируемого тезиса прежде сказанному, речь идет об исключении из исключения: обнародование и использование изображений "публичных фигур" допускается без их согласия, кроме случаев, когда оно обусловлено единственным желанием "удовлетворения обывательского интереса" (т.е. любопытства, желания порыться в чужом белье) или извлечением прибыли.
Откуда же это исключение взялось? Ни малейшего его следа в Гражданском кодексе не обнаруживается. О чьем "обывательском интересе" здесь идет речь - интересе лица, которое обнародует и (или) распространяет изображение, или все-таки лиц, которые будут его приобретать и использовать? Как устанавливать наличие такого интереса, тем более в качестве "единственного"? И потом: почему сказанное относится только к публичным фигурам? А разве изображения обычных граждан в целях "удовлетворения обывательского интереса" или извлечения прибыли обнародовать и распространять без их согласия можно? Очевидно, нельзя; мы бы даже сказали, что если даже публичных (!) фигур нельзя, то иных граждан (непубличных) - тем более нельзя <14>.
--------------------------------
<14> Может быть, конечно, что абз. 2 п. 44 Постановления вопреки открывающим его словам "вместе с тем" вообще не имеет отношения к предыдущему (первому) абзацу и касается изображений любых граждан, не обязательно "публичных фигур". Но это меняет смысл ст. 152.1 ГК РФ на противоположный, поскольку выходит, что согласия гражданина на обнародование и распространение изображения по общему правилу вообще не нужно, кроме случаев, когда то или другое действие совершены во имя удовлетворения обывательского интереса или в коммерческих целях.
24. Согласно абз. 1 п. 46 Постановления "согласие на обнародование и использование изображения гражданина представляет собой сделку (ст. 153 ГК РФ)"; судя по всему, одностороннюю. Всякая сделка, как известно, направляется на динамику субъективных гражданских прав и (или) юридических обязанностей; согласие на обнародование и использование изображения дает, очевидно, тому лицу, которому оно дано (адресату односторонней сделки) субъективное гражданское право на обнародование и использование изображения определенного гражданина, может быть, с соблюдением известных условий (п. 47 Постановления).
Субъективные гражданские права, как известно, неприкосновенны (п. п. 1 и 2 ст. 1, ст. 9 ГК РФ), т.е., будучи однажды установленными, они не могут быть произвольно прекращены или отобраны, в том числе лицом, которое их в свое время предоставило. Права из односторонних сделок в этом смысле исключений не составляют - вспомним "безотзывную оферту" (п. 2 ст. 435 ГК РФ) или вступившее в силу завещание (п. 5 ст. 1118). И вдруг согласно абз. 1 п. 49 Постановления "ранее данное согласие гражданина на использование его изображения может быть отозвано в любое время". При этом прямо не сказано, что такой отзыв прекращает ранее предоставленное право на изображение, но это, очевидно, подразумевается, поскольку "...при этом лицо, которое обладало правом на использование данного изображения, может потребовать возмещения причиненных ему таким отзывом убытков (ст. 15 ГК РФ)" (там же). За что можно было бы требовать убытки, если бы отзыв не прекратил права? Да и в чем ином мог бы состоять смысл пресловутого отзыва? Как же так? Что же это за такое "субъективное гражданское право", которое в любой момент может быть произвольно уничтожено? И что это за "односторонняя сделка", последствия которой можно в любое время отменить без согласия частного лица, за счет которого такая отмена осуществляется <15>?
--------------------------------
<15> Кстати, точно так же обстоит дело и с предварительным согласием на совершение сделки: п. 50 Постановления прямо называет его сделкой, а вот абз. 1 и 2 п. 57 прямо позволяют односторонне отозвать его в любое время, пока сделка не совершена, тем самым отменив созданные было согласием правовые последствия (способность лица, испросившего согласие, к совершению известной сделки) и возместив причиненные отзывом убытки. С принципами недопустимости произвольного вмешательства в чужие частные дела, неприкосновенности гражданских прав, да и с самим понятием об односторонней сделке эти квазиузаконения, конечно, трудно совмещаются.
25. "В случае смерти гражданина, смерти или отсутствия всех перечисленных в п. 1 ст. 152.1 ГК РФ лиц (переживший супруг, дети, родители) какого-либо согласия для обнародования и использования изображения данного гражданина не требуется" (абз. 2 п. 49 Постановления).
Коротко говоря, Пленум закрепил строго личный характер права дачи согласия на обнародование и использование изображения гражданина. Думается, в этом мало кто сомневался, но практика показывает, что из фактов молчания законов по тем или иным вопросам порой делаются выводы куда более красочные и насыщенные, чем из его положительных постановлений. Лишним это уточнение не будет.
26. В п. 50 Постановления среди прочих примеров действий, являющихся сделками (!), назван односторонний отказ от исполнения обязательства. То есть сделкой является противоправное действие? Может быть, имелся в виду не всякий односторонний отказ, а только тот, что заявляется в допустимых законом или договором случаях, т.е. немногочисленные случаи правомерного одностороннего отказа? Непонятно.
27. "Если односторонняя сделка совершена, когда законом, иным правовым актом или соглашением сторон ее совершение не предусмотрено или не соблюдены требования к ее совершению, то по общему правилу такая сделка не влечет юридических последствий, на которые она была направлена" (второе предложение п. 51 Постановления).
Иными словами, не бывает односторонних сделок иных, чем те, что прямо предусмотрены законом, иным правовым актом или соглашением сторон. Основание для такого вывода - норма п. 2 ст. 154 ГК РФ. С нашей точки зрения, перед нами - нормальное логическое развитие данной нормы, сделанное, однако, на уровне положительного общеобязательного предписания впервые и поставившее, наконец, точку в споре о том, какое из предписаний ГК РФ важнее - п. 2 ст. 154 ("односторонней считается сделка, для совершения которой в соответствии с законом, иными правовыми актами или соглашением сторон (!!!) необходимо и достаточно выражения воли одной стороны") или ст. 156, согласно которой "к односторонним сделкам соответственно применяются общие положения об обязательствах и о договорах, поскольку это не противоречит закону, одностороннему характеру и существу сделки", т.е. в том числе и ст. 421 о свободе договора, включая такой ее аспект, как возможность заключения договоров, не предусмотренных законодательством (п. 2 этой статьи). Словом, договоры, неизвестные законодательству, бывают, а вот односторонние сделки, неизвестные закону или хотя бы договору, - нет.
28. "По смыслу п. 3 ст. 157 ГК РФ не запрещено (!) заключение сделки под отменительным или отлагательным условием, наступление которого зависит в том числе и от поведения стороны сделки (например, заключение договора поставки под отлагательным условием о предоставлении банковской гарантии, обеспечивающей исполнение обязательств покупателя по оплате товара; заключение договора аренды вновь построенного здания под отлагательным условием о регистрации на него права собственности арендодателя)" (абз. 2 п. 52 Постановления).
Что же касается ст. 157 ГК РФ, до сего момента почти повсеместно толкуемой в противоположном смысле, то она, оказывается, устанавливает неблагоприятные последствия не всяких, а лишь только "недобросовестных (!) действий (бездействия) стороны сделки, способствовавших наступлению или ненаступлению условия" (абз. 1 п. 52 Постановления). Добросовестное же содействие или, наоборот, препятствие, получается, правомерно и допустимо. Возразить нечего, остается только подивиться тому, что на правильное прочтение нормы закона потребовалось столько лет. Вдвойне удивительно, что такое прочтение осуществил Пленум Верховного Суда, а не кассационные арбитражные суды или ВАС РФ парой-тройкой лет раньше. Дай Бог, чтобы практика отрицательного отношения судов к сделкам с потестативными условиями была скорее сломлена.
29. "В силу принципа осуществления гражданских прав своей волей и в своем интересе (п. 2 ст. 1 ГК РФ) третье лицо, орган юридического лица, а также государственный орган или орган местного самоуправления, если такой орган действует с целью защиты интересов соответствующего публично-правового образования в гражданских правоотношениях (п. 1 ст. 124 ГК РФ), не обязаны давать согласие на совершение сделки" (абз. 1 п. 54 Постановления).
С третьим лицом вопросов нет, но о каких "гражданских правах" органа юридического лица (да еще и осуществляемых своей властью и в своем интересе - чьей и в чьем? - неужели властью и в интересе самого органа?) здесь говорится? Частной гражданской правосубъектности за органами юридического лица ГК не признает, а тут получается, что органы юридических лиц - это субъекты гражданского права наряду с лицами физическими и юридическими, а также публично-правовыми образованиями. Трудно представить, чтобы Пленум ВС РФ настолько пошел против закона, - значит, что-то тут не так, скорее всего, с формулировкой абз. 1 п. 54 Постановления.
30. "Согласие органа публично-правового образования должно быть выражено в письменной форме (в виде ненормативного правового акта, письма и т.п.)" (абз. 2 п. 55 Постановления).
Здесь - кроме того, что ничего подобного законодательством не предусматривается, - стоит обратить внимание еще и на вот какой момент: сделка ведь может не только предварительно санкционироваться, но и последующим образом одобряться. Применимо ли цитированное здесь правило к акту последующего одобрения публично-правовым образованием сделки, совершенной от его имени, но без полномочий? Ознакомление с соответствующим местом Постановления (абз. 2 и 3 п. 123) позволяет увидеть: нет, подобного правила для формы последующего одобрения сделки с превышением или без полномочий Пленум ВС РФ не сформулировал. Получается, если публично-правовое образование дает предварительное согласие на сделку, то это можно сделать только в письменной форме, а если одобряет сделку уже совершенную, таковая совсем не обязательна. Почему? Что это - очередное упущение или следствие какого-то целенаправленного подхода, применения неких концептуальных соображений? Если так, было бы интересно понимать, каких именно. Какая принципиальная разница (по мнению составителей Постановления Пленума) существует между предварительным согласием и последующим одобрением, да еще и проявляющая себя только применительно к публично-правовым образованиям?
31. "Третье лицо вправе дать одно согласие на совершение нескольких сделок. При этом ст. 157.1 ГК РФ не предусматривает возможности выдачи общего согласия третьего лица на совершение любых сделок с конкретно неопределенным имуществом. Допустимость такого согласия может быть предусмотрена законом или вытекать из особенностей правоотношений сторон сделки и третьего лица, согласующего ее" (абз. 2 п. 56 Постановления).
Действительно, ни ст. 157.1, ни какая-либо иная норма ГК РФ или иного закона этого не предусматривает. Тем не менее сформулированное Верховным Судом дополнение к закону в этой части представляется немаловажным, ибо оно снимает давний вопрос практики о том, в каком смысле закон употребляет слово "сделки", когда говорит о согласиях на их совершение. Имеются ли в виду сделки как таковые (сделки вообще), которые непонятно еще, будут ли вообще совершаться (и если будут, то сколько их будет, на каких условиях, когда, с кем, в отношении какого предмета и т.д.), или же точно определенные конкретные сделки? Пленум подчеркнул, что правильным является второй ответ <16>.
--------------------------------
<16> Немаловажно и заключительное (третье) предложение цитированного абзаца о том, что может существовать (как выясняется) и согласие на совершение сделок как таковых, сделок вообще: оно может даваться в случаях, предусмотренных законом или вытекающих из "особенностей правоотношений сторон сделки (обеих или всех вообще сторон. - В.Б.) с третьим лицом". Помимо того что остается не вполне понятным, что за отношения имеются в виду (никаких ориентиров на сей счет Постановление не предлагает), нельзя не обратить внимания и на то, что ГК РФ подобный институт - согласие на сделки как таковые (а по сути этакая индульгенция, освобождение от необходимости согласовывать каждую конкретную сделку) - вовсе неизвестен.
32. "Адресат юридически значимого сообщения, своевременно получивший и установивший его содержание, не вправе ссылаться на то, что сообщение было направлено по неверному адресу или в ненадлежащей форме (ст. 10 ГК РФ)" (абз. 6 п. 63 Постановления).
И это довольно существенное дополнение ст. 165.1 ГК РФ: неважно, как именно частное лицо получило известное сообщение и установило его содержание, главное, что это произошло, и притом своевременно. Какая в таком случае разница, куда и как оно было отправлено, да и было ли отправлено вообще? Зачем запутывать и без того непростые "разборки" с контрагентами выяснением еще и таких вопросов, которые в данном конкретном случае оказались пустой формальностью, не сыграли никакой роли? Вроде бы все логично, но только до тех пор, пока речь идет о юридических сообщениях, направляемых друг другу частными лицами. Увы, как будет видно из последующего изложения, Пленум ВС РФ считает сферу применения норм ст. 165.1 ГК РФ куда более широкой.
33. "Если иное не установлено законом или договором и не следует из обычая или практики, установившейся во взаимоотношениях сторон, юридически значимое сообщение может быть направлено в том числе посредством электронной почты, факсимильной и другой связи, осуществляться в иной форме, соответствующей характеру сообщения и отношений, информация о которых содержится в таком сообщении, когда можно достоверно установить, от кого исходило сообщение и кому оно адресовано (например, в форме размещения на сайте хозяйственного общества в сети Интернет информации для участников этого общества, в форме размещения на специальном стенде информации об общем собрании собственников помещений в многоквартирном доме и т.п.)" (п. 65 Постановления).
Очень современное правило, в полной мере соответствующее иностранной и международной практике общения частных лиц друг с другом, с третейскими и нередко даже государственными судами и органами исполнительной власти. Главное, чтобы способы отправки сообщений соответствовали их характеру и существу отношений сторон, а также позволяли (в каждом конкретном случае) достоверно установить, от кого они исходят (п. 65 Постановления). К сожалению, даже такая предельно позитивная общая оценка сформулированного Пленумом ВС правила не отменяет того, что оснований для него даже в ГК (о других законах нечего и говорить) не имеется.
34. "Статья 165.1 ГК РФ подлежит применению также к судебным извещениям и вызовам, если гражданским процессуальным или арбитражным процессуальным законодательством не предусмотрено иное" (п. 68 Постановления).
А вот это - обнаружение процессуальной нормы в кодексе материального права - выглядит довольно необычно. Бесспорно, в наших процессуальных кодексах (особенно в ГПК) сохранилась масса самых настоящих атавизмов, и сфера судебных уведомлений в этом смысле, увы, не исключение. Скажем больше: фактически целый ряд принципов, заложенных в ст. 165.1 ГК РФ, уже давно применяется судами на практике. Например, уже более десятка лет суды для определения факта надлежащего извещения стороны о процессуальных действиях не принимают во внимание вопрос фактического получения им соответствующего извещения. Даже если судебное извещение возвратилось за отсутствием адресата по его местонахождению, это неважно: адресат все равно считается надлежаще извещенным.
С житейской точки зрения и судей нижестоящих судов, и Пленум легко понять - в конце концов, именно такой подход позволяет экономить, время, деньги, обеспечивает эффективность правосудия и позволяет противодействовать злостным негодяям, специально "не получающим" судебные извещения. И все-таки реализовываться все эти устремления должны иначе - путем внесения изменений и дополнений в процессуальные кодексы. Иного пути быть не должно, ибо взаимодействие государственного суда с частными лицами несколько отличается от взаимодействия последних между собой <17>. В конце концов, тот же Верховный Суд обладает правом не только издания общеобязательных разъяснений, но и законодательной инициативой.
--------------------------------
<17> Возьмем, к примеру, такой аспект: откуда один контрагент узнает, по какому именно адресу надлежит направлять юридически значимые сообщения другому контрагенту договора? Ответ очевиден: от самого контрагента. Естественно, что, если последний сообщает адрес, по которому посланные сообщения его не достигают, это его личные проблемы. Но откуда же о том адресе, по которому следует писать ответчику, узнает суд? Только из искового заявления. Но исковое заявление составляется истцом - лицом, который вполне может желать разрешить дело без противодействия, возражений и вообще лишнего шума со стороны ответчика. Так приятно поставить ответчика перед фактом: вступившим в законную силу решением суда, а если повезет, то и перед исполнительным листом. Что для этого нужно? Держать факт наличия процесса в тайне от ответчика. А для этого достаточно сообщить суду такие "координаты" последнего, по которым судебные извещения его заведомо никогда не застанут. Не нужно кривить душой, сообщая суду заведомо неправильный адрес (хотя и это можно сделать, например "ошибиться" в номере дома или квартиры). Адрес может быть и верным (например, адресом регистрации ответчика по месту жительства), но при этом таким, по которому ответчик не появляется вовсе или появляется там крайне редко, о чем истцу достоверно известно; больше того, известно ему и то, где ответчика нужно искать на самом деле, но разве закон обязывает его в этом признаваться? Конечно, ответчик, не живущий по месту своей постоянной регистрации, совершает административное правонарушение (хотя и это не обязательно - он ведь может быть зарегистрирован и по местонахождению как по месту временного пребывания), но разве это как-нибудь связано с его гражданскими процессуальными правами? За административные правонарушения есть свои санкции - можно ли "наказывать" ответчика еще и заведомо безрезультатным направлением ему процессуальных извещений? И разве умолчание истца об известном ему реальном местонахождении ответчика не напоминает действий из-за угла? Да и затевают ли законное дело так, чтоб о нем по возможности никто не узнал? Заслуживает ли такое поведение поддержки? Статья 165.1 ГК РФ рассчитана на ситуации, когда в получении сообщения заинтересован не только тот, кому оно адресовано, но и тот, кто его направляет, а значит, ее распространение не только на материальные, но и на процессуальные извещения - извещения, направляемые в ситуации наличного конфликта, - нуждается в дополнительном изучении.
35. "Оспоримая сделка может быть признана недействительной, если она нарушает права или охраняемые законом интересы лица, оспаривающего сделку, в том числе повлекла неблагоприятные для него последствия (абз. 2 п. 2 ст. 166 ГК РФ). При этом не требуется доказывания наступления указанных последствий в случаях оспаривания сделки по основаниям, указанным в ст. 173.1, п. 1 ст. 174 ГК РФ, когда нарушение прав и охраняемых законом интересов лица заключается соответственно в отсутствии согласия, предусмотренного законом, или нарушении ограничения полномочий представителя или лица, действующего от имени юридического лица без доверенности" (абз. 2 п. 71; тот же тезис содержится в абз. 1 п. 92 Постановления).
По сути, это, конечно, не новая норма, а действительно нормальное, согласованное (системное) толкование норм ст. 173.1 и п. 1 ст. 174 ГК (об отдельных составах оспоримых сделок) в их взаимосвязи с общим правилом п. 2 ст. 166 ГК: специальные правила не требуют неблагоприятных последствий, а общее требует. Понятно, что согласно принципу lex speciali derogat lex generali подобный конфликт должен решаться в пользу приоритета специальных норм без всякой подсказки со стороны Верховного Суда. Но так уж устроена наша правоприменительная практика: если прямо не написано, что одно исключает другое, значит, будем применять и то и другое! На всякий случай, чтоб не получить упрека в несоблюдении закона. А докажите-ка, что совершение сделки без вашего согласия причинило вам убытки!
36. "Возражение ответчика о том, что требование истца основано на ничтожной сделке, оценивается судом по существу независимо от истечения срока исковой давности для признания этой сделки недействительной" (абз. 4 п. 71 Постановления).
С практической точки зрения это, пожалуй, самый неудачный пункт во всем Постановлении. В самом деле задумаемся: что означает фраза об оценке судом возражения ответчика о ничтожности сделки, лежащей в основании иска "по существу"? Она означает рассмотрение вопроса о ее недействительности; осуществляется оно, как пишет Пленум, независимо от истечения исковой давности. Что (с практической точки зрения) это может значить? Только то, что всякий раз, разрешая такой вопрос в пользу ответчика, суд создает новое самостоятельное основание для предъявления ответчиком встречного иска о применении последствий недействительности такой сделки. Если сделка была кем-либо из сторон исполнена, то последствия эти будут состоять в реституции (одно- или двухсторонней, в зависимости от случая), а если нет, то они будут состоять в отсутствии последствий. Истец, который попытается добиться исполнения по сделке, ничтожной с точки зрения ответчика и разделившего это мнение суда, не сможет этого сделать - суд откажет ему в иске независимо от истечения исковой давности, которая подлежала бы применению, если бы инициативу "разворота" сделки (роль истца) взял бы на себя ответчик, обратившийся с соответствующим иском (о признании ничтожной сделки недействительной и применении последствий такой недействительности).
Возражение оказывается юридически более сильным или, лучше сказать, более "живучим", чем иск: последний уничтожается исковой давностью, а вот давности эксцепции ("возраженческой давности") наше законодательство не знает. Получается, что иск о признании недействительной ничтожной сделки смертен, а возражение о ничтожности сделки бессмертно. Вряд ли такая кардинальная разница в материально-правовых последствиях должна связываться с процессуальным средством реализации интересов.
37. "Договор, условия которого противоречат существу законодательного регулирования соответствующего вида обязательства, может быть квалифицирован как ничтожный полностью или в соответствующей части, даже если в законе не содержится прямого указания на его ничтожность. Например, ничтожно условие договора доверительного управления имуществом, устанавливающее, что по истечении срока договора переданное имущество переходит в собственность доверительного управляющего" (абз. 2 п. 74 Постановления).
Почему? А как же свобода договора, в частности возможность заключения договоров, не предусмотренных законодательством, а также смешанных и комплексных договоров (п. п. 2 и 3 ст. 421 ГК РФ)? Выходит, не только эти нормы, но и большая часть Постановления Пленума ВАС РФ от 14.03.2014 N 16 применению больше не подлежат? Если неудачность пункта, только что рассмотренного выше (насчет бессмертного возражения на фоне смертного иска), главным образом практическая, то предусмотренное в обсуждаемом здесь пункте Постановления - это уже догматическое, глобальное упущение, в основе которого лежит неправильное, характерное для нашей страны понимание норм об отдельных видах договоров. Вспомним, что по своему замыслу это, вообще говоря, должны были быть нормы об отдельных видах обязательств, а не договоров. Об этом свидетельствует не только наименование раздела IV ГК РФ, но и содержание составляющих его норм, - ведь среди них совсем немного правил собственно о договорах (их определении, особенностях субъектных и предметных, специфике их формы, заключения, изменения и расторжения).
Большинство норм посвящены юридическим последствиям этих договоров - правам и обязанностям сторон, главным образом обязательственным правам (требованиям) и обязанностям (долгам), т.е. обязательствам (к тому же возникающим не только из договоров), их содержанию, исполнению, иногда особенностям обеспечения и ответственности за нарушение. Какая разница, из какого именно договора возникнет то или иное обязательство (например, по передаче имущества в собственность за деньги) - из договора, предусматривающего только одну эту "связку" из двух встречных обязательств (Т - Д), т.е. договора купли-продажи, или из договора, согласно которому возникновению такой "связки" будут предшествовать какие-нибудь другие правоотношения сторон (например, по возмездному пользованию чужим имуществом <18> или доверительному управлению им <19>)?
--------------------------------
<18> Кстати, по ГК РФ такие отношения вполне могут переплестись столь тесно, что образуют договор не купли-, а найма-продажи (ст. ст. 491, 501), или аренды с условием о праве выкупа арендованного имущества (ст. 624), или аренды с условием о предварительной покупке будущим арендодателем имущества для сдачи его в аренду - договора лизинга (§ 6 главы 34 ГК). Известны и случаи сплетения купли-продажи с элементами других договоров, в том числе займа и кредита, комиссии, хранения, договоров о передаче исключительных прав и др.
<19> В конце концов, а что есть договор ренты (глава 33 ГК), как не договор о передаче имущества в собственность плательщика ренты за плату (продажа) или бесплатно (дарение) с элементами обязательств по управлению этим имуществом - управлению такому, которое способно приносить доход, достаточный, по крайней мере, для выплаты назначенной договором ренты?
Закономерен и другой вопрос: зачем вообще (при закреплении нашим ГК принципа свободы договора в смысле, описанном в п. п. 2 и 3 ст. 421), помещать в Кодекс правила об отдельных договорах? Почему законодатель избегает говорить об обязательствах, предпочитая говорить о договорах? Лишь потому, что так получается ближе к действительной жизни, понятнее и конкретнее для тех, кто будет соответствующими нормами Кодекса пользоваться, а значит, удобнее для использования. О том, что такое обязательство, знают только юристы (да и то не все, если судить по комментируемому Постановлению Пленума), а что такое договор, знают почти все, или, во всяком случае, все, способные к заключению договоров. Соответственно, логично рассказ об обязательствах каждого типа приурочить к рассказу о тех договорах, для которых они являются видообразующими.
Бывает и так, что по определенным причинам законодатель хотел бы ограничить круг лиц - участников договоров известных типов (трудно представить себе, например, кредитный договор или договор банковского счета в отсутствие банка, а договор страхования без страховой компании на стороне страховщика) или запретить некоторым категориям лиц пользоваться определенными договорами. Как правило, в подобных случаях законодатель еще и несколько видоизменяет (уточняет) общие требования о форме договоров как сделок; иногда (в специальных законах) запрещает использовать некоторые виды договоров для оформления операций с отдельными видами товаров. Все. Только если договор не соответствует таким ограничительным, специальным нормам, возможно рассуждать о его ничтожности. Кстати, именно в таком виде это правило сформулировано в п. 75 Постановления <20>. Договор же, не соответствующий каким бы то ни было элементам конструкции договора известного типа, закрепленного законом, только по одной этой причине никак не может быть ничтожным <21>.
--------------------------------
<20> "Сделка, при совершении которой был нарушен явно выраженный запрет, установленный законом, является ничтожной как посягающая на публичные интересы, например, сделки о залоге или уступке требований, неразрывно связанных с личностью кредитора (п. 1 ст. 336, ст. 383 ГК РФ), сделки о страховании противоправных интересов (ст. 928 ГК РФ). Само по себе несоответствие сделки законодательству или нарушение ею прав публично-правового образования не свидетельствует о том, что имеет место нарушение публичных интересов". Золотые слова.
<21> Логика требует задать и еще один вопрос: а как суд "выбирает" тот предусмотренный законом тип договора, с которым он будет сравнивать спорный конкретный договор на предмет выявления его ничтожности? Ведь этак можно "уничтожить" абсолютно любой договор: достаточно "сравнить", например, классический договор купли-продажи с нормами о договоре... аренды или, скажем, займа - и порядок! Обнаружится полнейшее несоответствие всего, всему и во всем. Возражение в том смысле, что это будет понятно по названию договора, не может считаться состоятельным, поскольку, во-первых, с наименованиями договоров ни ГК, ни иные законы не связывают никаких гражданско-правовых последствий, во-вторых, спорный конкретный договор может быть вообще никак не поименован ни прямо (т.е. называться, скажем, "Договор N 3762"), ни косвенно (т.е. и стороны его будут называться не "продавец" и "покупатель", а "сторона 1" и "сторона 2", или "общество" и "компания"), а в-третьих, он может быть поименован ошибочно (например, договор, который по содержанию является договором займа или кредита, может быть назван договором ссуды, - ошибка, кстати, до сих пор нередкая) - что тогда?
38. "Оценка налоговых последствий финансово-хозяйственных операций, совершенных во исполнение сделок, производится налоговыми органами в порядке, предусмотренном налоговым законодательством. Если суд на основании оценки доказательств, представленных налоговым органом и налогоплательщиком, придет к выводу о том, что налогоплательщик для целей налогообложения не учел операции либо учел операции не в соответствии с их действительным экономическим смыслом, суд определяет объем прав и обязанностей налогоплательщика, исходя из подлинного экономического содержания данной операции или совокупности операций в их взаимосвязи" (абз. 2 и 4 п. 77 Постановления).
Иными словами, наконец-то прямо записано, что налоговые последствия имеют не сами сделки, а финансово-хозяйственные операции, при этом не всякие, не просто запланированные, например, а только действительно совершенные хозяйственные операции, причем совершенные почему-то только во имя исполнения сделок <22>. Соответственно, и определять эти самые налоговые последствия (права и обязанности частного лица в сфере налогообложения) надо не по тому, какой договор был заключен (на деле вообще все зачастую сводится к принципу "как он назван"), а по тому, что реально было сделано хозяйствующим субъектом: какие товары, кому и куда были перемещены, какие деньги кому были уплачены. Основаниями наступления налоговых последствий являются не сделки (договоры), а акты перемещения товаров и денег из сферы фактического господства (в частности, владения) одного частного лица в области фактического господства другого частного же лица.
--------------------------------
<22> Еще бывают хозяйственные операции, совершенные во имя заключения сделок: так, например, без реального предоставления займа не может быть заключено договора займа; без уплаты страховых взносов - договора страхования, без реальной сдачи груза к перевозке или товара на хранение - соответственно, договоров перевозки и хранения и т.д.
Конечно, эти положения не для закона, их место в курсах лекций, учебниках и пособиях по налоговому и гражданскому праву. Но что поделать, если знания, почерпнутые в университетских аудиториях, у нас считаются чисто теоретическими, т.е. не имеющими обязательной (юридической) силы и, значит, никакой практической ценности. Куда проще и эффективнее разместить соответствующий принцип среди квазизаконоположений - "руководящих и направляющих разъяснений" Пленума ВС РФ, чем перевоспитывать армию отечественных юристов, упорно не желающих понимать того элементарного обстоятельства, что обязательность не сводится к одной только юридической обязательности, что есть еще и обязательность, предопределяемая законами мироустройства и общественного развития, соображениями разумности, нравственности, самим существом дела, предыдущим поведением, сложившимися ранее отношениями и многими другими факторами.
39. "Исходя из системного толкования п. 1 ст. 1, п. 3 ст. 166 и п. 2 ст. 168 ГК РФ иск лица, не являющегося стороной ничтожной сделки, о применении последствий ее недействительности может также быть удовлетворен, если гражданским законодательством не установлен иной способ защиты права этого лица и его защита возможна лишь путем применения последствий недействительности ничтожной сделки... В исковом заявлении такого лица должно быть указано право (законный интерес), защита которого будет обеспечена в результате возврата каждой из сторон всего полученного по сделке. Отсутствие этого указания в исковом заявлении является основанием для оставления его без движения (ст. 136 ГПК РФ, ст. 128 АПК РФ)" (абз. 2 и 3 п. 78 Постановления).
Иными словами, Верховный Суд констатировал субсидиарное значение иска третьего лица о применении последствий недействительности ничтожной сделки.
Ни одна из приведенных в обоснование этого тезиса норм ГК РФ его не предусматривает - перед нами действительно новое законоположение, дополняющее Кодекс, по сути совершенно правильное. Если его и можно за что-либо покритиковать, так лишь за то, что оно сформулировано применительно к одним только третьим лицам. Представляется, что в целях обеспечения стабильности и прочности оборота принцип субсидиарности следует распространить на любые иски, касающиеся недействительности сделок и применения последствий их недействительности, в том числе предъявляемые их сторонами.
Это было бы очень полезно, поскольку, как отмечалось в начале статьи, у нас в последние 10 лет плюнуть, извините, некуда, чтоб не попасть или в злоупотребление правом, или во что-нибудь недействительное (сделку, любую из предшествующих сделок, передачу, уплату, уступку, административный акт, решение собрания, протокол заседания совета директоров, разрешение на строительство, план приватизации, саму приватизацию, передаточный акт, доверенность, вообще любой документ, эмиссию, долю, право, раздел, сведения, подпись и т.д.). При этом почему-то предпочитают не замечать, что наше законодательство позволяет признавать недействительными только (а) сделки (а судя по тому, как написаны нормы § 2 главы 9 ГК РФ, даже и не всякие-то сделки, а только договоры); (б) решения собраний участников гражданско-правовых сообществ и (в) акты органов государственной власти и местного самоуправления (индивидуальные и нормативные). Ничего другого "недействительным" не бывает и не может быть.
Иски о недействительности сделок - это (пользуясь сравнением одного из не очень широко известных советских юристов) яд, который в небольших дозах может быть лекарством, но в больших способен убить. Продолжая это сравнение, можно сказать, что наша практика "принимала" его поначалу не очень большими дозами, но делала это регулярно, в продолжение многих лет, из-за чего постепенно к нему и привыкла. Затем стали требоваться все большие и большие дозы, все чаще и чаще, и вот результат - судебно-арбитражная практика и правосознание участников гражданского оборота, находящиеся в состоянии тяжелейшей интоксикации. Думается, что предложенное Пленумом в п. 78 обсуждаемого Постановления "лекарство" при его регулярном "приеме" не только третьими лицами, но и сторонами сделки способно достаточно быстро снять симптомы отравления, а затем и постепенно излечить "правовой организм".
40. "При удовлетворении требования одной стороны недействительной сделки о возврате полученного другой стороной суд одновременно рассматривает вопрос о взыскании в пользу последней всего, что получила первая сторона, если иные последствия недействительности не предусмотрены законом" (второе предложение п. 80 Постановления).
Иными словами, акцентировано, наконец, внимание на том, что реституция по недействительным сделкам не просто юридически, но и фактически должна быть двусторонней; следовательно, требование одной стороны о возврате всего, полученного по сделке другой стороной (например, квартиры), не может быть рассмотрено (и удовлетворено?) в отрыве, т.е. без рассмотрения (и удовлетворения?) встречного требования о возврате всего, что получило само это лицо (например, денег).
Если истец (продавец квартиры) по иску о признании сделки (договора купли-продажи квартиры) недействительной полученное от ответчика (покупателя квартиры) по сделке (деньги) вернуть не в состоянии, то и рассчитывать на удовлетворение своего требования о возврате квартиры ему также не придется. Или возвращается все (т.е. не только переданное, но и полученное), или не возвращается ничего - перед нами тот редкий случай, когда "хоть что-нибудь" хуже, чем ничего. Строго говоря, все это давно было написано в ГК РФ, но читали эти положения почему-то иначе. Поэтому обсуждаемую норму следует признать новым законоположением, исправляющим существующую норму п. 2 ст. 167 ГК с учетом смысла, обычно придаваемого ей судебно-арбитражной практикой. Думается, что было бы весьма полезно указать и в самом Кодексе, что неспособность истца по иску о признании сделки недействительной или о применении последствий ее недействительности возвратить все, полученное им по оспариваемой сделке, должна служить основанием отказа в удовлетворении соответствующего иска. Всегда. Без каких-либо исключений.
41. "При рассмотрении требования лица, передавшего индивидуально-определенную вещь по недействительной сделке, к лицу, которому эта вещь была передана, о ее возврате истец не обязан доказывать свое право собственности на спорное имущество..." (первое предложение п. 81 Постановления).
Это тезис об одном из ключевых отличий реституционного иска от виндикационного: даже если предметом реституции является индивидуально-определенная вещь, для ее истребования истцу по реституционному иску не нужно доказывать свое право собственности на таковую. Более того, даже если будет доказано отсутствие у истца, требующего возврата вещи, права на нее, вещь все равно должна быть ему возвращена, поскольку именно от него она в свое время была получена ответчиком. Если отсутствие права не смущало ответчика при принятии вещи, то оно тем более не может его смутить при ее возврате. "Обеспокоенность" ответчика тем, что истец не имеет права на предмет спора (значит, это право имеет кто-то другой и он пострадает, если вещь будет возвращена истцу, и т.д.), не свидетельствует ни о чем другом, кроме его стремления любыми способами уклониться от возврата вещи, на которую он сам (ответчик) также не имеет никакого права, т.е. о поведении ответчика за пределами права, по общепринятой терминологии - о его противоправном поведении. Конечно, оно не должно пользоваться защитой суда.
42. "Индивидуально-определенная вещь подлежит возврату, если она сохранилась у получившей ее стороны" (второе предложение п. 81 Постановления).
На это положение было бы нелишне обратить внимание самому Пленуму Верховного Суда и судьям нижестоящих судов в связи с систематически принимаемыми ими решениями о возврате приватизированных квартир (индивидуально-определенных вещей) их первоначальному собственнику (государственному или муниципальному образованию) по причине их незаконной приватизации. При этом вопрос о том, кому эти квартиры принадлежат, у кого они отбираются - у самих ли участников незаконной приватизации или же у третьих лиц (добросовестных приобретателей), не имеющих к этой приватизации никакого отношения, - почему-то не обсуждается.
Как тогда оценивать сформулированный здесь тезис? Кто является "получившей стороной" по недействительной сделке приватизации? Ясное дело - участник приватизации. Квартира у него сохранилась ли? Принадлежит ли она ему на момент предъявления иска о применении последствий недействительности сделки приватизации? Если принадлежит (т.е. если индивидуально-определенная вещь сохранилась у получившей ее стороны) - вопросов нет <23>; но если нет - как ее можно истребовать? У участника приватизации истребовать нечего; у добросовестного ее приобретателя ее истребование безосновательно, поскольку он не является стороной по недействительной сделке приватизации. Да, конечно, он - сторона по другой (позднее заключенной) сделке (купли-продажи, например), но что же из этого? Из каких норм ГК РФ (или, может быть, иного закона) следует вывод о том, что "все недействительно" или (если говорить точнее) "недействительность какой-либо из сделок с индивидуально-определенной вещью автоматически влечет недействительность и всех последующих сделок с ней"? Нет таких норм (и не может быть), но даже если бы и были, есть ст. 302 ГК, работающая даже (!) в целях ограничения виндикации - иска собственника к добросовестному приобретателю. Тем более она должна применяться в случае с иском менее глубоким - реституционным.
--------------------------------
<23> Но, может быть, и здесь вопросы возникнут. Например, если незаконность приватизации выразилась в нарушениях, допущенных государственным или муниципальным служащим, оформлявшим сделку приватизации, то вряд ли правильно заставлять расплачиваться (в буквальном смысле слова) за такие нарушения даже частное лицо - участника сделки приватизации. О добросовестных приобретателях нечего и говорить. Единственный выход в данном случае для публично-правового образования состоит в том, чтобы разыскать нерадивого (или злоупотребившего своим положением) чиновника (скорее всего, конечно, бывшего) и требовать с него возмещения причиненного ущерба. Вообще же говоря, ввиду того, что приватизация жилья у нас была бесплатной (т.е. государство ничего не приобретало от ее осуществления, никакого дохода из нее не извлекало), не может быть и речи ни о возмещении "ущерба" с бывших чиновников, ни тем более о возврате квартир государству их нынешними собственниками, поскольку (даже если согласиться с тезисом о том, что "все недействительно") не существует такого интереса публично-правового образования, который был бы нарушен. Приватизация все равно была бы рано или поздно осуществлена, а кем именно - тем, кто ее осуществил, или кем-то другим - для государства нет никакой разницы. Вот если бы лица, имевшие право на приватизацию, но не сумевшие его реализовать из-за того, что его незаконно осуществил кто-то другой, получали бы с государства за это какие-нибудь возмещения или компенсации - тогда, конечно, другое дело. Но ведь этого и близко нет; никто об этом даже не помышляет.
С этим, кстати, в свое время согласились пленумы двух высших судебных инстанций, указав: "Если имущество приобретено у лица, которое не имело права его отчуждать, собственник вправе обратиться с иском об истребовании имущества из незаконного владения приобретателя (ст. ст. 301, 302 ГК РФ). (Почему? Потому что реституционный иск не поможет, ибо собственник (бывший собственник) не участвовал в той сделке, по которой получил имущество добросовестный приобретатель.) Когда в такой ситуации предъявлен иск о признании недействительными сделок по отчуждению имущества, суду при рассмотрении дела следует иметь в виду правила, установленные ст. ст. 301, 302 ГК РФ" (п. 35 Постановления Пленумов ВС и ВАС РФ от 29.04.2010 N 10/22 "О некоторых вопросах, возникающих в судебной практике при разрешении споров, связанных с защитой права собственности и других вещных прав").
При этом "недействительность сделки, во исполнение которой передано имущество, не свидетельствует сама по себе о его выбытии из владения передавшего это имущество лица помимо его воли. Судам необходимо устанавливать, была ли воля собственника на передачу владения иному лицу" (абз. 2 п. 39 Постановления N 10/22). Иными словами, ограничения виндикации по ст. 302 ГК РФ срабатывают именно по общему правилу - иное должно быть доказано (не предполагается). Наконец, для добросовестных приобретателей недвижимости есть еще и абз. 2 п. 2 ст. 223 ГК РФ. В общем, никоим образом к сделкам приватизации их не привязать, но все же привязывают. Как же так? Может быть, мы в этом вопросе следуем примеру США? Ведь именно американские юристы говорят, что для них существуют только две заведомо безнадежные ситуации - смертельная болезнь и процесс с правительством (государством)?
43. В качестве сделок, совершенных с целью, заведомо противной основам правопорядка или нравственности, "могут быть квалифицированы сделки, которые нарушают основополагающие начала российского правопорядка, принципы общественной, политической и экономической организации общества, его нравственные устои. К названным сделкам могут быть отнесены, в частности, сделки, направленные на производство и отчуждение объектов, ограниченных в гражданском обороте (соответствующие виды оружия, боеприпасов, наркотических средств, другой продукции, обладающей свойствами, опасными для жизни и здоровья граждан, и т.п.); сделки, направленные на изготовление, распространение литературы и иной продукции, пропагандирующей войну, национальную, расовую или религиозную вражду; сделки, направленные на изготовление или сбыт поддельных документов и ценных бумаг; сделки, нарушающие основы отношений между родителями и детьми... Нарушение стороной сделки закона или иного правового акта, в частности уклонение от уплаты налога, само по себе не означает, что сделка совершена с целью, заведомо противной основам правопорядка или нравственности" (абз. 2 и 3 п. 85 Постановления).
Впервые на уровне Постановления Пленума ВС РФ сформулирован неисчерпывающий перечень сделок не просто ничтожных, а ничтожных по ст. 169 ГК РФ, противных основам правопорядка или нравственности, т.е. не просто незаконных, но откровенно незаконных, особо циничных сделок. Одновременно дан ответ на многие годы мучивший практику вопрос насчет сделок, направленных на уклонение от уплаты налога (отрицательный).
Нужен ли такой перечень? Строго логически в любом перечне нет никакого смысла до тех пор, пока он не закрыт. К тому же есть опасение, что, получив такой перечень, суды станут рубить с плеча, т.е. подходить к делу чисто формально, не выясняя истинных намерений сторон (см. следующий пункт). Однако очевидно, что жизнь много богаче фантазии судей Верховного Суда, а значит, может преподнести и такие сюрпризы (антиобщественные сделки), которых пока никто и представить себе не может. Как их потом вписывать в закрытый перечень? В общем, сейчас трудно судить - практика покажет.
44. "Для применения ст. 169 ГК РФ необходимо установить, что цель сделки, а также права и обязанности, которые стороны стремились установить при ее совершении, либо желаемое изменение или прекращение существующих прав и обязанностей заведомо противоречили основам правопорядка или нравственности, и хотя бы одна из сторон сделки действовала умышленно" (абз. 3 п. 85 Постановления).
Все верно: не может быть сделок, которые нарушают ст. 169 по самой своей сущности (природе), но в то же время любую сделку можно совершить таким образом, что она нарушит эту статью. От чего это зависит? От тех целей, которые хотели достичь участники сделки с ее помощью: если среди этих целей была такая, как потрясение основ правопорядка или нравственности, то будет применяться ст. 169 ГК РФ. Сразу оговоримся, что в личной практике мы подобных сделок не встречали; вообще основы правопорядка и нравственности - это, пожалуй, последнее, о чем думают участники сделок (если вообще они о них думают). Как в плане их поддержания и укрепления, так и (слава Богу) в плане их потрясения. Если от каких-то сделок основы правопорядка или нравственности все же содрогаются, то происходит это независимо от того, ставили себе такую цель их участники или нет.
45. Как определить мнимость мнимой сделки? Как установить совершение сделки "лишь для вида, без намерения создать соответствующие ей правовые (!) последствия"? Пленум напоминает судам, что "стороны такой сделки могут также осуществить для вида ее формальное исполнение. Например, во избежание обращения взыскания на движимое имущество должника заключить договоры купли-продажи или доверительного управления и составить акты о передаче данного имущества, при этом сохранив контроль соответственно продавца или учредителя управления за ним... Равным образом осуществление сторонами мнимой сделки для вида государственной регистрации перехода права собственности на недвижимое имущество не препятствует квалификации такой сделки как ничтожной на основании п. 1 ст. 170 ГК РФ" (абз. 2 и 3 п. 86 Постановления).
Такое разъяснение способно, пожалуй, только усугубить недоумение: как же так? Ведь Пленум предлагает устанавливать мнимый характер сделки по признакам чисто фактическим, а не правовым. Проще говоря, предостережение Пленума звучит так: стороны могут заключать какие угодно договоры, составлять какие угодно акты и даже зарегистрировать переход права собственности на имущество, словом, они могут сделать все что угодно (даже реально передать имущество) - и все равно это все не то! Что бы стороны ни делали, какие бы правовые последствия ни создавали, они все равно не гарантируют себя от риска последующего признания сделки мнимой. Почему? Потому что главное - не в правовых последствиях, а в сохранении фактического контроля над соответствующим имуществом.
Сделка, итогом которой не становится смена обладателя фактического контроля над имуществом, рискует быть признана мнимой. Ею могут быть созданы права и обязанности; более того, права могут быть осуществлены, а обязанности исполнены, и даже факт перехода права собственности может отразиться в системе ЕГРПН. Но если стороны, несмотря на все это, договорились между собой, что де-факто над имуществом продолжает господствовать бывший собственник (новый собственник - только юридический, а фактическим собственником остается бывший юридический собственник), сделка будет мнимой. Это разъяснение прямо противоречит определению мнимой сделки, данному законом (п. 1 ст. 170 ГК РФ).
46. Пункт 88 Постановления (цитируется ниже) констатирует возможность квалификации в качестве притворной (прикрывающей другую сделку) не одной, а нескольких взаимосвязанных сделок. В качестве примера приведена очень широко распространенная до недавнего времени практика "дарения" участником ООО маленькой части принадлежащей ему доли для последующей продажи большой части этой самой доли в обход норм о преимущественном праве покупки. В таком случае "договор дарения и последующая купля-продажа части доли могут быть квалифицированы как единый договор купли-продажи, совершенный с нарушением названных правил. Соответственно, иной участник общества вправе потребовать в судебном порядке перевода на него прав и обязанностей покупателя (п. 2 ст. 93 ГК РФ, п. 18 ст. 21 Федерального закона от 08.02.1998 N 14-ФЗ "Об обществах с ограниченной ответственностью")".
Пример на первый взгляд может смутить: какое отношение он имеет к проблематике притворной сделки? Можно согласиться, что описанная в нем операция совершена с нарушением преимущественного права покупки, - и что же? Разве это является основанием для констатации ничтожности оформляющих ее сделок (дарения и продажи) по п. 2 ст. 170 ГК РФ? Ничего подобного: сам Пленум написал, что сделка считается нормальной (действительной), а лица - обладатели нарушенного преимущественного права могут требовать перевода на себя прав и обязанностей покупателя по таковой.
При чем тут притворная сделка? При более внимательном прочтении становится ясно при чем: речь идет о двух различных юридических явлениях. Участники нашей операции преподносят внешнему миру юридический состав, включающий в себя дарение и куплю-продажу, совершенную (внимание!) в ситуации, когда соблюдения преимущественного права покупки не требуется. Этой совокупностью они прикрывают совсем другой юридический факт - тот, который они хотели бы от внешнего мира укрыть, а именно куплю-продажу, совершенную с нарушением преимущественного права. Совокупность из двух сделок ничтожна по правилам о сделке притворной (прикрывающей), из-за чего становится очевидной настоящая сделка (прикрываемая): да, она действительна, но нарушает преимущественное право, а значит, влечет специальные последствия, предусмотренные законом и описанные выше.
47. "Сделка может быть признана недействительной по основанию, предусмотренному п. 1 ст. 173.1 ГК РФ, только тогда, когда получение согласия третьего лица, органа юридического лица или государственного органа либо органа местного самоуправления. на ее совершение необходимо в силу указания закона (п. 2 ст. 3 ГК РФ)... Не может быть признана недействительной по этому основанию сделка, получение согласия на которую необходимо в силу предписания нормативного правового акта, не являющегося законом. По общему правилу последствием заключения такой сделки без необходимого согласия является возмещение соответствующему третьему лицу причиненных убытков (ст. 15 ГК РФ)" (абз. 1 и 2 п. 90 Постановления).
Первый тезис - абсолютно профессиональное, грамотное, ограничительное толкование слова "закон", употребляемого п. 1 ст. 173.1 ГК РФ. Второй (о сделках, совершенных без согласия третьего лица в нарушение нормативно-правового акта иного, чем закон) - его логическое развитие. Третий (о возмещении убытков как последствии совершения сделки без согласия, требуемого подзаконным актом) - абсолютно новая правовая норма, до сего момента в нашем законодательстве отсутствовавшая. Пленум ВС РФ тем самым признал наличие известной имущественной подкладки (имущественного интереса) у права выдачи согласия на совершение сделки, хотя бы предусмотренного и не законом, а иным нормативно-правовым актом. Правильно ли? Не уверены: нам лично кажется, что текст ст. 173.1 ГК РФ вообще не оставляет места для существования подзаконных нормативно-правовых актов, требующих согласия на совершение каких бы то ни было сделок. Не должно таких актов быть, а если они есть, то соответствующие их нормы применяться не должны. Гражданско-правовое положение лиц должно определяться законами, а не иными нормативно-правовыми актами <24>.
--------------------------------
<24> Ответив на один вопрос, данное разъяснение невольно, видимо, породило другой: каковы последствия совершения сделки без согласия, требуемого частным актом, например договором или решением общего собрания участников гражданско-правового сообщества?
48. "В случае нарушения предусмотренного законом преимущественного права покупки какого-либо имущества ст. 173.1 ГК РФ не подлежит применению" (абз. 1 п. 91 Постановления).
Этот тезис четко разграничил две вещи: преимущественное право покупки не надо путать с правом дачи согласия на совершение сделки. Это два разных права, преследующих различные цели: первое позволяет имеющему его лицу самому купить интересующее его имущество преимущественно перед другими лицами, т.е. позволяет понудить обязанное лицо к заключению договора купли-продажи именно с ним, а не с кем-либо другим; второе же ограничивается тем, что препятствует совершению обязанным лицом определенной сделки. Первое способствует заключению известной сделки, второе, наоборот, усложняет или исключает ее совершение. Следовательно, преимущественное право покупки не представляет собой частного случая права согласия, а значит, его нарушение не позволяет воспользоваться ст. 173.1 ГК РФ. Логично и просто, хотя, поскольку "в законе не записано", заставляет относиться к себе с недоверием.
49. "Положения п. 2 ст. 174.1 ГК РФ не распространяются на случаи наложения ареста по требованиям, предполагающим возврат в натуре имущества, в отношении которого наложен арест, в частности об истребовании имущества из чужого незаконного владения (ст. 301 ГК РФ), о возврате индивидуально-определенного имущества, переданного по недействительной сделке (ст. 167 ГК РФ), об отобрании индивидуально-определенной вещи у должника (ст. 398 ГК РФ), о возвращении имущества, составляющего неосновательное обогащение приобретателя (ст. 1104 ГК РФ)" (п. 97 Постановления).
Интересно, почему? Такого ограничения в Кодексе нет. Попробуем разобраться. О чем говорит п. 2 ст. 174.1 ГК РФ? О том, что "сделка, совершенная с нарушением запрета на распоряжение имуществом должника, наложенного в судебном или ином установленном законом порядке в пользу его кредитора или иного управомоченного лица, не препятствует реализации прав указанного кредитора или иного управомоченного лица, которые обеспечивались запретом (а теперь внимание!), за исключением случаев, если приобретатель имущества не знал и не должен был знать о запрете". Как же понимать п. 97 Постановления Пленума? Что из цитированной нормы Кодекса не применяется?
Первый вариант толкования: в норме сказано "не препятствует", значит, Пленум имел в виду "препятствует". Сделка, нарушающая арест, наложенный для целей обеспечения, скажем, виндикационного иска, "препятствует реализации прав указанного кредитора или иного управомоченного лица, которые обеспечивались запретом". Хотел ли Пленум сказать, что предпочтительнее накладывать "арест вообще" - арест в обеспечение каких-нибудь требований (например, денежных), а не арест специализированный, направленный на обеспечение требования в конкретной вещи? Общий арест сохраняет свою силу в отношении всех последующих его приобретателей, кроме добросовестных; специальный разрушается первым же актом отчуждения арестованного предмета. Такое толкование маловероятно, но все-таки возможно. Вспомним второе предложение ст. 398 ГК (кстати, Пленумом тоже упомянутой): право лица в индивидуально-определенной вещи "отпадает, если вещь уже передана третьему лицу, имеющему право собственности, хозяйственного ведения или оперативного управления". Значит, специального ареста можно вовсе не опасаться: если арестованное имущество успеть продать и (главное!) вручить (передать) новому приобретателю, то арест прекратит свое существование. В то время как общий арест сохраняется, несмотря ни на какие акты отчуждения (хотя и не в отношении всех приобретателей имеет силу). Странный вывод, заставляющий искать иной вариант прочтения обсуждаемого пункта Постановления Пленума ВС РФ.
Второй вариант заключается в том, что этот пункт можно отнести не ко всему правилу п. 2 ст. 174.1 целиком, а только к его окончанию, к изъятию из него. Тогда получится результат противоположный - в том смысле, что специальный арест много "сильнее" и "глубже" общего, поскольку позволяет реализовать обеспеченные им права всегда и может быть противопоставлен даже добросовестным приобретателям. Такое толкование гораздо более логично и последовательно, поскольку соответствует специальному характеру ареста и исчерпывающему перечню тех случаев, в которых он (по мнению Пленума ВС РФ) может применяться (ст. ст. 167, 301, 398, 1104 ГК РФ). Словом, разъяснение не из ясных, да и в Постановлении Пленума ему явно "тесновато".
50. "Признание судом недействительной части сделки не должно привести к тому, что сторонам будет навязан договор, который они не намеревались заключать" (второе предложение п. 100 Постановления).
Как известно, в ГК РФ имеется только одно (и несколько иное) условие удовлетворения требования о признании недействительной части сделки: оно допустимо, "если можно предположить, что сделка была бы совершена и без включения недействительной ее части". Пленум ВС сформулировал еще одно условие, закону неизвестное. Правильно ли? Возможно, в каких-то конкретных случаях оно и вправду может оказаться полезным, но в качестве общего правила - не уверены. В конце концов, даже выполнение того единственного условия, что установлено ст. 180 ГК РФ, приводит к тому, что стороны будут связаны сделкой, которую они не совершали, а значит, и не намеревались совершать. Как же в таком случае выполнить условие, выставленное Пленумом ВС РФ? Не спровоцирует ли оно ряд "отказных" решений по делам о частичной недействительности сделок, а вслед за ними - решений, для истцов положительных, но уничтожающих те же самые сделки целиком? И если да, то хорошо ли это? Разве не предпочтительнее сохранить договорные отношения сторон хоть в каком-нибудь приемлемом для всех виде, чем разрушить их совсем?
51. "Решения очных собраний участников хозяйственных обществ, не удостоверенные нотариусом или лицом, осуществляющим ведение реестра акционеров и выполняющим функции счетной комиссии, в порядке, установленном подпунктами 1 - 3 п. 3 ст. 67.1 ГК РФ, если иной способ удостоверения не предусмотрен уставом общества с ограниченной ответственностью либо решением общего собрания участников такого общества, принятым участниками общества единогласно, являются ничтожными применительно (?!) к п. 3 ст. 163 ГК РФ" (абз. 3 п. 107 Постановления).
Чтобы в полной мере оценить значение цитированного пункта, нужно, видимо, напомнить, что ст. 181.5 ГК определяет исчерпывающий (!) перечень оснований ничтожности решений собраний участников гражданско-правовых сообществ <25>. Правда, он предварен оговоркой "если иное не предусмотрено законом", которая, однако, вряд ли должна пониматься в том смысле, что законом могут устанавливаться еще какие-то основания ничтожности - скорее уж наоборот, им могут определяться случаи, когда, несмотря на то или иное нарушение, упомянутое в ст. 181.5 ГК РФ, решение собрания все-таки ничтожным не является. Да и в любом случае "иное" должно предусматриваться законом, а Постановление Пленума ВС РФ при всем нашем к нему уважении по своему статусу до закона все-таки не дотягивает.
--------------------------------
<25> А именно: решение собрания ничтожно в случае, если оно "(1) принято по вопросу, не включенному в повестку дня, за исключением случая, если в собрании приняли участие все участники соответствующего гражданско-правового сообщества; (2) принято при отсутствии необходимого кворума; (3) принято по вопросу, не относящемуся к компетенции собрания; (4) противоречит основам правопорядка или нравственности".
Однако Пленум в дополнение к ст. 181.5 ГК РФ констатирует еще одно новое, закону неизвестное основание ничтожности одного из видов решений собраний участников гражданско-правовых сообществ - решений очных собраний участников хозяйственных обществ, подлежащих нотариальному удостоверению. Законно ли? Сомнительно. Особенно показательна сделанная при этом Пленумом ссылка на п. 3 ст. 163 ГК РФ о ничтожности сделок, заключенных с несоблюдением нотариальной формы. Выходит, что Верховный Суд стал считать решения собраний (сейчас даже на уровне норм ГК четко размежеванные со всеми другими юридическими фактами) сделками? При чем тут сделки, если речь идет о решениях собраний? Да и сама формулировка ссылки вызывает некоторое недоумение. Было бы понятно, если бы там было написано: "являются ничтожными по п. 3 ст. 163", "в соответствии с п. 3 ст. 163" или "на основании п. 3 ст. 163". Но что означает выражение "применительно к п. 3 ст. 163"? Как это - являться ничтожным "применительно" к какой-либо норме Кодекса?
52. "Согласно п. 2 ст. 181.4 ГК РФ решение собрания, принятое с нарушением порядка его принятия и подтвержденное впоследствии новым решением собрания, не может быть признано недействительным, за исключением случаев, когда такое последующее решение принято после признания судом первоначального решения собрания недействительным или когда нарушение порядка принятия выразилось в действиях, влекущих ничтожность решения, в частности решение принято при отсутствии необходимого кворума (п. 2 ст. 181.5 ГК РФ)" (абз. 1 п. 108 Постановления).
Можно видеть, что здесь искаженно "переписан" п. 2 ст. 181.4 ГК РФ, гласящий, что "решение собрания не может быть признано судом недействительным по основаниям, связанным с нарушением порядка принятия решения, если оно подтверждено решением последующего собрания, принятым в установленном порядке до вынесения решения суда". И точка. Никаких исключений. Откуда же их вывел Верховный Суд? Заключительная фраза ("до вынесения решения суда") объясняет только первый случай, названный ВС РФ среди исключений (набран обычным шрифтом, не выделенным), - значит, к нему нет никаких претензий, хотя саму формулировку Постановления в этой части вряд ли можно назвать удачной. Но второй случай? При чем тут вообще "действия, влекущие ничтожность", в том числе "отсутствие необходимого кворума"?
Из четырех перечисленных в ст. 181.5 (цитирована в сноске 25) оснований ничтожности решений собраний первые три (в том числе отсутствие кворума), по сути, действительно могут быть квалифицированы как нарушения порядка, но имеет ли это обстоятельство какое-нибудь значение при толковании п. 2 ст. 181.4? Ровным счетом никакого, поскольку законодатель, исходя из своих собственных целей, посчитал необходимым эти три типа "нарушений порядка" вынести за скобки данного (общего, родового) понятия и приписать им собственные, самостоятельные юридические последствия. Это значит, что, когда п. 2 ст. 181.4 ГК РФ говорит о нарушении порядка в целом, он имеет в виду не любые вообще нарушения, а только те из них, с которыми не связаны специальные последствия, т.е. нарушения порядка все, кроме тех, о которых говорит ст. 181.5. Это и понятно, ибо подтверждать ничтожное решение собрания, не имеющее правовых последствий, нет ни смысла, ни возможности: что тут можно было бы подтвердить, если ничего и не возникло? В итоге получается следующее: в существе своем мысль Пленума не противоречит мысли законодательной, но излагается так, что это становится ясным далеко не сразу. Зачем так делать?
53. "Учитывая особый характер представительства юридического лица, которое приобретает гражданские права и принимает на себя гражданские обязанности через свои органы, что предполагает применение законодательства о юридических лицах, на органы юридического лица распространяются только отдельные положения гл. 10 ГК РФ: п. п. 1, 3 ст. 182, ст. 183 и в случае наделения полномочиями единоличного исполнительного органа нескольких лиц (п. 3 ст. 65.3 ГК РФ) - п. 5 ст. 185 ГК РФ" (третье предложение п. 121 Постановления) <26>.
--------------------------------
<26> Далее в этом, а также в следующем (122-м) пункте описываются дополнительные ограничения, в которых к деятельности органов юридического лица не подлежат применению даже п. п. 1 и 3 ст. 182 ГК РФ.
В Кодексе ничего подобного нет. Правильно ли такое его "уточнение" и чем вообще вызвана сама постановка вопроса о пределах применения каких бы то ни было норм о представительстве (!) к деятельности органов юридических лиц? Дело в том, что Федеральным законом от 05.05.2014 N 99-ФЗ абз. 1 п. 1 ст. 53 ГК РФ, гласивший, что "юридическое лицо приобретает гражданские права и принимает на себя гражданские обязанности через свои органы, действующие от его имени", был дополнен отсылкой к п. 1 ст. 182 ГК РФ, т.е. к правилу, описывающему, что представляет собой действие от чужого имени. Отсылка эта снискала себе скандальную известность: почти немедленно с ее появлением на всю страну прогремело ее "толкование" в том смысле, что органы юридических лиц теперь считаются их представителями (а значит, и самостоятельными субъектами гражданского права). Мы уже имели случай выразить свое отношение к этому "толкованию", не имеющему никакого основания в ГК. Действительно, если бы дело обстояло именно так, то об этом было бы прямо написано в ст. 53, например, посредством ссылки либо на всю главу 10, либо хотя бы на всю ее ст. 182, а не только на один ее первый пункт.
Пленум ВС РФ, по всей видимости, решил занять некую серединную позицию: он, конечно, не назвал органы юридических лиц их представителями и не распространил на их деятельность всю главу 10 ГК РФ, но и ограничиться одним только п. 1 ст. 182 не решился - отобрал нормы, по сути своей более-менее подходящие к деятельности не только представителей, но и органов, после чего выписал их в п. 121 рассматриваемого Постановления. Но вот незадача: то ли законодатель, то ли сама судьба решили посмеяться и над Верховным Судом, и над сразившим юридическую общественность "толкованием": Федеральным законом от 29.06.2015 N 210-ФЗ слова "от его имени (п. 1 ст. 182)" из абз. 1 п. 1 ст. 53 ГК РФ были исключены. Скандальная "новация" прожила ровно 10 месяцев. Получилось так, что вызванные ею "разъяснения" Пленума, изданные 23 июня 2015 г., были актуальными всего лишь шесть дней. Усилия по отбору из главы о представительстве норм, подходящих под деятельность органов юридического лица, конечно, не пропали даром - ничто не мешает применять их по аналогии или придавать им расширительное толкование, но сам факт очень показателен: не подобает Пленуму ВС РФ заниматься тем, чем должен заниматься законодатель, в том числе исправлять за него его ошибки и неточности. Теперь, очевидно, нужно вносить изменение в п. 121 Постановления Пленума.
54. "Независимо от формы одобрения (сделки, совершенной без полномочий или с их превышением) оно должно исходить от органа или иного лица, уполномоченного заключать такие сделки или совершать действия, которые могут рассматриваться как одобрение" (абз. 3 п. 123 Постановления).
Как известно, слово "уполномоченный" означает "имеющий полномочие", а полномочие - это возможность совершения сделки от чужого имени (п. 1 ст. 185 во взаимосвязи с определением представительства из п. 1 ст. 182 ГК РФ). Следовательно, быть уполномоченным к совершению фактических действий, в которых также может выражаться одобрение сделки, никак нельзя: можно ли уполномочить кого-нибудь от чужого имени пообедать или прочитать книгу? За вычетом этой неточности в словоупотреблении сформулированное Пленумом ВС РФ правило не вызывает возражений. Более того, оно может принести существенную практическую пользу, в особенности в спорах с юристами, искренне уверенными в том, что даже штамп в получении юридическим лицом почтовой корреспонденции должен быть подписан его директором, потому что согласно уставу именно он является единоличным исполнительным органом юридического лица и, следовательно, он и только он представляет юридическое лицо в отношениях с другими лицами. Следуя такой логике, всякий отпуск товара со склада акционерного общества должен осуществляться лично его директором, а признание претензии на сумму, превышающую 25% активов, получать одобрение совета директоров или общего собрания участников. Комментируемое разъяснение отчасти устраняет почву для подобных квазиюридических извращений.
55. "Когда по условиям доверенности полномочия должны осуществляться совместно, отказ одного из представителей влечет за собой прекращение доверенности в целом. Отмена доверенности в отношении одного представителя влечет прекращение доверенности только в отношении его" (абз. 2 п. 126 Постановления).
Очень важные и ценные правила, которые Пленум не обосновал ни единой ссылкой. Это и не удивительно, ибо ГК РФ на них даже не намекает. С содержательной точки зрения они абсолютно логичны и грамотны, ибо сформулированы исходя из интересов доверителя - того самого лица, по инициативе которого и устанавливается всякое отношение представительства. Назначение им нескольких представителей, действующих совместно, очевидно, не случайно: по всей видимости, он имел в виду, что волеизъявления, сформулированного кем-либо из них, для полноценного обеспечения своих интересов недостаточно. Один назначен им представителем из-за того безграничного доверия, которое питает к нему представляемый, другой - из-за высоких профессиональных познаний в юридической и адвокатской профессиях, третий - тоже за профессионализм, но в той области, в которой ему надлежит совершать сделки за представляемого. Получается весьма всесторонняя забота и максимально объективный подход. Положим, один из таких сопредставителей отказывается от возложенных на него функций <27>. Можно ли в таком случае предположить, что представляемый готов оказать доверие только двум другим оставшимся сопредставителям? Очевидно, нет, ибо в противном случае он допустил бы возможность раздельного представления своих интересов либо вовсе не назначал бы третьего соучастника (ограничился бы только двумя). Даже если представляемый и готов сохранить доверенность с двумя совместно действующими представителями, он должен это положительно подтвердить, выдав новую доверенность. Обратная ситуация: представляемый дезавуирует (отзывает) полномочия одного из трех совместно действующих сопредставителей, но ничего не говорит при этом о полномочиях двух других. Что в этом случае логично предположить? Только то, что совместные полномочия этих последних он желал бы сохранить; в противном случае он не преминул бы прекратить и их тоже. Именно так и написал Пленум: отказ одного - прекращение доверенности в целом; но отмена полномочий одного - сохранение в отношении всех остальных.
--------------------------------
<27> Или умирает, или становится недееспособным и т.д. - словом, наступает любое из оснований прекращения представительства, предусмотренных п. 1 ст. 188 ГК РФ.
56. "Полномочия руководителя филиала (представительства) должны быть удостоверены доверенностью и не могут основываться лишь на указаниях, содержащихся в учредительных документах юридического лица, положении о филиале (представительстве) и т.п., либо явствовать из обстановки, в которой действует руководитель филиала" (абз. 1 п. 129 Постановления).
И это ограничение формулируется на фоне п. п. 3 и 4 ст. 185 ГК РФ (а также воспроизводящего его п. 125 Постановления) о том, что правила ГК о доверенности применяются практически к любому документу о полномочиях (договору, решению собрания, верящему письму, приказу о назначении на должность, предполагающую исполнение известных распорядительных функций, и т.д.). Откуда же это ограничение берется и чем объясняется? Абзац 3 п. 129 Постановления (не цитируем) позволяет предположить: оно сделано для того, чтобы можно было воспользоваться нормой п. 3 ст. 187 ГК РФ, позволяющей не прибегать к нотариальной форме доверенностей в порядке передоверия, выданных от имени юридических лиц. Если это предположение верно, то сформулированное Пленумом ограничение не абсолютно: руководитель филиала или представительства в принципе может действовать, основывая свои полномочия на решении (приказе) о собственном назначении на должность и положении о филиале (представительстве), но, если он захочет кому-то передоверить свои полномочия, он сможет сделать это не иначе как посредством нотариально удостоверенной доверенности.
57. Абзац 2 п. 132 Постановления (в целях экономии места не цитируется) несколько сужает сферу применения нормы абз. 2 п. 1 ст. 189 ГК РФ о возможности отмены (отзыва) доверенности посредством одной только публикации об этом. В самой статье Кодекса никаких ограничений на сей счет нет, есть только оговорка о том, что такая публикация по-разному вступает в силу в отношении представителя и в отношении третьих лиц: представитель считается знающим об отзыве с момента публикации, а третьи лица - по истечении месяца со дня публикации, "если они не были извещены об отмене доверенности ранее".
Видимо, "зацепившись" за эту оговорку, Пленум ВС РФ заявляет: нет, все не так! Вернее, не совсем так: доверенность, выданную на совершение сделок с конкретными контрагентами, вообще нельзя отменить посредством одной только публикации. Откуда это взято, если Кодекс не дал на сей счет ни малейшего намека? Да и верно ли такое правило по сути? Если уж с помощью публикации можно отменить даже доверенность, рассчитанную на взаимодействие с неопределенным заранее кругом лиц, то уж в противоположной ситуации публикации будет более чем достаточно. Правда, быть может, Верховный Суд хотел сказать не совсем то, что сказал? Возможно, он имел в виду, что посредством публикации нельзя отменить доверенностей, выданных в форме верящих писем - сообщений о полномочиях, направленных непосредственно тем третьим лицам, перед которыми будет осуществляться представительство (абз. 1 п. 3 ст. 185 ГК РФ)?
***
Мы прокомментировали далеко не все "разъяснения" из Постановления Пленума ВС РФ от 23.06.2015 N 25, которые на самом деле, конечно, никакие не разъяснения, а изменения и дополнения ГК РФ. Но и приведенного материала более чем достаточно для того, чтобы осмыслить его с точки зрения, предложенной сто лет назад Н.И. Лазаревским, конспектом которой была открыта настоящая статья: а все ли из этих изменений-дополнений достойны того, чтобы считаться общеобязательными, подлежащими применению всякий раз, безотносительно к обстоятельствам конкретного случая, нормами? Возможность ответить на этот вопрос мы предоставляем читателям.
References
Наша компания оказывает помощь по написанию курсовых и дипломных работ, а также магистерских диссертаций по предмету Гражданское право, предлагаем вам воспользоваться нашими услугами. На все работы дается гарантия.
Навигация по сайту:
Контакты:
197839245
"Горячие" документы: