Наша компания оказывает помощь по написанию статей по предмету Теория государства и права. Используем только актуальное законодательство, проекты федеральных законов, новейшую научную литературу и судебную практику. Предлагаем вам воспользоваться нашими услугами. На все выполняемые работы даются гарантии
Вернуться к списку статей по юриспруденции
УСТАНОВЛЕНИЕ ПРЕДЕЛОВ ПРАВОВОГО РЕГУЛИРОВАНИЯ В ПРАВОПРИМЕНЕНИИ
Е.С. ЗАЙЦЕВА
Основная нагрузка по установлению пределов правового регулирования возложена на субъектов правотворчества. Именно в результате этой деятельности сфера правового регулирования фиксируется в качестве его предмета <1>. Но это не означает, что проблема установления пределов возникает только в процессе правотворчества, с ней сталкиваются также субъекты, осуществляющие и другие виды правовой деятельности, в частности правоприменительной, хотя и в ином ракурсе.
--------------------------------
<1> Подробнее о соотношении сферы и предмета правового регулирования см.: Зайцева Е.С. Предмет правового регулирования, сфера правового регулирования, объект правового регулирования: взаимосвязи и соотношение понятий // Современное право. 2018. N 6. С. 14 - 18.
В процессе правоприменения проблема установления пределов правового регулирования возникает, во-первых, в ситуации пробела в позитивном праве и использования в дальнейшем способов их преодоления - аналогии закона и аналогии права, во-вторых, в случаях "квалифицированного молчания законодателя", предполагающего существенные возможности усмотрения правоприменителя.
Обращение к заявленной проблеме требует уточнения ключевого понятия "пределы правового регулирования". На наш взгляд, пределы правового регулирования - это родовое понятие, которое включает два видовых: пределы сферы правового регулирования и пределы предмета правового регулирования. Пределы сферы правового регулирования - это границы, в рамках которых должно осуществляться правовое регулирование общественных отношений. Соответственно, сфера правового регулирования представляет собой совокупность общественных отношений, которые объективно должны быть подвергнуты правовой регламентации. В свою очередь, субъекты правотворчества, определяя фактическую, реально существующую, обеспеченную государством область правового регулирования, могут с большей или меньшей степенью точности эту границу установить. Эту установленную границу и следует обозначать как пределы предмета правового регулирования.
Какие же пределы следует устанавливать правоприменителю? Еще в советский период было высказано мнение, что как в ситуации использования аналогии, так и в случае толкования оценочных правовых понятий, формирования новых правоконкретизирующих положений возможно правомерное расширение пределов, установленных законодателем <2>. Представляется, что делать общий вывод, оценивая различные ситуации, не совсем правильно. Как было указано выше, в процессе правоприменения проблема установления пределов правового регулирования возникает, во-первых, в ситуации пробела в позитивном праве, во-вторых, в случаях "квалифицированного молчания законодателя". Обозначение специфики установления пределов правового регулирования в каждой из названных ситуаций обусловливает необходимость изложения авторской позиции соотношения понятий "пробел в праве" и "квалифицированное молчание законодателя" как одного из наиболее спорных вопросов современной теории права.
--------------------------------
<2> См.: Рабинович Н.М. Сферы и пределы правового регулирования: понятие, виды, факторы развития. XXVII съезд КПСС и развитие теории государства и права: межвузовский сборник научных трудов. Свердловск, 1987. С. 59.
Сложность в соотношении анализируемых понятий обусловлена неопределенностью понимания "квалифицированного молчания законодателя", многообразием предлагаемых вариантов различных форм его проявления, некоторые из них по своей сущности очень близки к пробелу. На наш взгляд, пробелы в праве и "квалифицированное молчание законодателя" - это самостоятельные и даже противоположные по сути явления. Пробел в позитивном праве - это полное или частичное отсутствие нормы права в отношении фактических обстоятельств, находящихся в сфере правового регулирования. В свою очередь, "квалифицированное молчание законодателя" - это целенаправленное делегирование конкретизации правового регулирования субъектам подзаконного правотворчества, правоприменителю, иным субъектам реализации правовых норм. Соответственно, указанная конкретизация может найти отражение как в подзаконном либо правоприменительном акте, так и в акте (в том числе акте-действии) правореализующего субъекта. Прежде чем аргументировать свое понимание "квалифицированного молчания законодателя", считаем необходимым обратиться к анализу мнений, высказанных по этому вопросу в научной литературе.
Одним из первых относительно "квалифицированного молчания" высказался В.В. Лазарев, употребляя понятие квалифицированного молчания права. Отличая его от пробела, ученый отметил, что "квалифицированное молчание" предполагает нежелание законодателя регулировать определенные отношения посредством правовой нормы <3>. Позднее В.В. Лазарев наряду с "квалифицированным молчанием законодателя" выделил иные варианты молчания, такие как намеренное, красноречивое, подчеркивая, что молчание молчанию рознь. Несмотря на то что в статье не дается определения "квалифицированного молчания законодателя", анализ примеров и оценки, озвученные автором, позволяют сделать вывод, что оно может находить проявление в следующих вариантах: во-первых, когда молчание означает дозволение, предполагающее отсутствие правоконкретизирующих положений относительно действий управомоченного субъекта, и это объективно не требуется; во-вторых, когда молчание означает нежелание законодателя осуществлять правовое регулирование, хотя объективная потребность в этом существует; в-третьих, когда законодатель сознательно оставляет вопрос открытым с целью предоставить его решение на усмотрение правоприменителю <4>.
--------------------------------
<3> См.: Лазарев В.В. Пробелы в праве и пути их устранения. М., 1974. С. 15.
<4> См.: Лазарев В.В. Технико-юридические приемы сокрытия законодательной воли // Юридическая техника. 2007. N 1. С. 26 - 27.
Довольно широко трактует "квалифицированное молчание законодателя" В.М. Баранов, рассматривая его как многомерный, поливекторный, многопространственный, динамичный, противоречивый, относительно самостоятельный юридический феномен, который может быть представлен в разнообразном качестве, и предлагает 54 варианта проявления этих качеств, впоследствии именуя их факторами <5>. Разбирая различные варианты "квалифицированного молчания законодателя", В.М. Баранов акцентирует внимание на ситуациях, когда законодатель осознанно по каким-либо причинам не прибегает к правовому регулированию, и исходя из этого определяет "квалифицированное молчание законодателя" как "понятие, отражающее и выражающее отсутствие правовой регламентации той или иной сферы, вида деятельности, ее какого-то фрагмента, этапа, процесса, состояния. Это отсутствие юридического регулирования там, где оно возможно или с точки зрения профессионального правосознания необходимо, но в силу разных обстоятельств не появляется" <6>.
--------------------------------
<5> См.: Баранов В.М. Риски "квалифицированного молчания законодателя": доктрина, практика, техника // Юридическая техника. 2019. N 13. С. 68 - 69.
<6> Там же. С. 64.
В то же время пример подтверждения "квалифицированного молчания законодателя" Конституционным Судом РФ, который приводит В.М. Баранов, позволяет сделать вывод, что ученый не исключает возможность его существования не только в отсутствие правовой регламентации, но и при целенаправленном осуществлении правового регулирования <7>. Речь идет о Постановлении КС РФ от 10 ноября 2017 г. N 27-П по делу о проверке конституционности положений Федерального закона "О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в части совершенствования законодательства о публичных мероприятиях", в котором Конституционный Суд указал, что "неупоминание в Федеральном законе от 7 июня 2017 г. N 107-ФЗ о незапланированных встречах депутатов с избирателями является квалифицированным - соответствующим правовой природе института встреч депутатов с избирателями - умолчанием федерального законодателя". Этот пример демонстрирует проявление "квалифицированного молчания" в виде дозволения, позволяющего конкретизировать положения закона в процессе реализации и не требующего ненужной детализации нормы права со стороны законодателя. Отметим, что и Конституционный Суд РФ обозначил именно такой вариант молчания законодателя как квалифицированное.
--------------------------------
<7> См.: Баранов В.М. Риски "квалифицированного молчания законодателя": доктрина, практика, техника. С. 70.
По мнению Л.А. Морозовой, квалифицированное, или преднамеренное, молчание законодателя предполагает, что он сознательно оставляет вопрос открытым, предлагая передать его решение на усмотрение правоприменителя, или сознательно выводит данные общественные отношения за сферу правового регулирования <8>.
--------------------------------
<8> См.: Морозова Л.А. Теория государства и права: учебник. М., 2008. С. 341.
На страницах научной литературы высказывались и иные, в том числе похожие с обозначенными, позиции по этому спорному вопросу. Не преследуя цель представить их все, мы обратились к мнениям авторитетных ученых, анализ которых позволяет сделать вывод, что "квалифицированное молчание законодателя" может находить проявление как в пределах предмета правового регулирования, так и за границей не только предмета правового регулирования, но и сферы правового регулирования. При этом оно может оцениваться как позитивно, например, в том случае, когда происходит делегирование полномочий по конкретизации правового регулирования на уровень правоприменения, так и негативно, в случае нежелания законодателя осуществлять правовое регулирование, хотя объективная потребность в этом существует.
На наш взгляд, "квалифицированное молчание законодателя" - это позитивное явление. На это указывает и семантическое значение слова "квалифицированный", которое предполагает наличие высокой степени квалификации специальных знаний, опыта <9>, в идеале не подразумевающее негативных проявлений, связанных с непрофессионализмом. В отличие от пробела в праве, который независимо от причин его появления, объективных или субъективных, является дефектом правового регулирования и имеет негативную окраску.
--------------------------------
<9> См.: URL: https://dic.academic.ru/dic.nsf/ushakov/832906 (дата обращения: 02.05.2020).
Что касается возможности проявления "квалифицированного молчания законодателя" как за пределами предмета и сферы правового регулирования, так и в рамках указанных границ, то представляется, что обозначение одним и тем же понятием столь разных по существу явлений затрудняет возможность идентификации "квалифицированного молчания законодателя" в теории, а самое главное - на практике. Мы исходим из необходимости ограничения смысла последнего понятия в границах данного нами выше определения. И здесь тоже необходимо провести четкую границу между пробелом в праве и "квалифицированным молчанием законодателя". Наличие пробела в праве предполагает, что отношения, находящиеся в сфере правового регулирования, не охвачены законодателем и не закреплены в качестве его предмета, соответственно, пределы сферы правового регулирования и пределы предмета правового регулирования не совпадают. При "квалифицированном молчании законодателя" предполагается, что законодатель абсолютно правильно определил те общественные отношения, которые нуждаются в правовом регулировании (сфера правового регулирования), и закрепил их (предмет правового регулирования), но с целью повышения эффективности правового регулирования делегировал правомочия по конкретизации изложенных правовых норм на уровень субъектов подзаконного правотворчества, правоприменителя или иного правореализующего субъекта.
Необходимость ограничения содержания понятия "квалифицированное молчание законодателя" обусловлена также и тем, что, если рассматривать его проявление за пределами предмета и сферы правового регулирования, далеко не всегда можно определить, является это молчание квалифицированным, неквалифицированным или же просто молчанием, поскольку невозможно во всех ситуациях достоверно установить наличие или отсутствие выражения законодательной воли, а также форму ее выражения. Например, многие отношения, находящиеся за пределами сферы правового регулирования, в принципе не попадают в поле зрения законодателя и не предполагают выражения законодательной воли, даже отрицательной, по поводу необходимости их правового регулирования, и определить достоверно, является ли это молчание результатом выражения законодательной воли ("квалифицированным") или законодатель молчит, потому что в принципе эти отношения не попали в его поле зрения, представляется практически невозможным, за исключением тех редких случаев, когда законодатель публично выражает свою отрицательную волю. Возможна и другая ситуация, когда отношения находятся в сфере правового регулирования, но по каким-то причинам не были включены в предмет правового регулирования. В этом случае также сложно определить, связано это с нежеланием законодателя и целенаправленным проявлением его воли (ряд исследователей рассматривают это как проявление "квалифицированного молчания") или упущением законодателя, когда никакой воли проявлено не было, а следовательно, о квалифицированном характере молчания, даже в его расширительной трактовке, говорить не приходится. На наш взгляд, и в том и в другом случае можно говорить, что молчание законодателя обусловлено либо его некомпетентностью, отсутствием должного профессионализма, либо влиянием политических факторов, наличие которых вряд ли может служить оправданием отказа от правового регулирования отношений, которые в этом нуждаются. Представляется, что такое молчание является неквалифицированным.
Таким образом, "квалифицированное молчание законодателя" - это целенаправленное делегирование конкретизации правового регулирования субъектам подзаконного правотворчества, правоприменителю, иным субъектам реализации правовых норм. Поскольку в рамках представленной статьи "квалифицированное молчание законодателя" рассматривается в контексте установления пределов правового регулирования в правоприменении, рассмотрим вариант делегирования конкретизации правового регулирования правоприменителю, одним из наиболее ярких и часто встречающихся вариантов проявления которого является использование оценочных понятий в тексте нормативного правового акта. Например, в ст. 84 УПК РФ содержится следующая норма: "Иные документы допускаются в качестве доказательств, если изложенные в них сведения имеют значение для установления обстоятельств, указанных в статье 73 настоящего Кодекса". Законодатель не определяет точный перечень "иных документов", предоставляя правоприменителю определить, какой документ может быть использован в качестве доказательства в каждом конкретном случае.
Возвращаясь к проблеме установления пределов правового регулирования в процессе правоприменения, отметим, что если речь идет о пробельности права, то задача правоприменителя связана с установлением пределов сферы правового регулирования. Констатируя факт наличия пробела, правоприменитель фактически признает правовой характер общественных отношений, прямо не урегулированных законодателем, тем самым включая их в сферу правового регулирования и определяя пределы применительно к тому или иному случаю. А вот дальше все зависит от способа преодоления пробела.
При применении аналогии закона установление пределов сферы правового регулирования исчерпывается фактом признания правового характера тех или иных общественных отношений в силу того, что аналогия закона предполагает вынесение решения на основе правовой нормы, регулирующей сходные общественные отношения. В данных обстоятельствах правоприменитель действует в границах предмета правового регулирования, обозначенного законодателем.
При применении аналогии права складывается иная ситуация. Поскольку правоприменитель должен принимать решение в отсутствие правовой нормы, руководствуясь принципами права и общим смыслом законодательства, проблема установления пределов сферы правового регулирования не исчерпывается признанием правового характера общественных отношений и включением их в эту сферу. Правоприменитель не просто констатирует включенность общественных отношений в сферу правового регулирования, но и устанавливает конкретные права и обязанности их субъектов. При этом, устанавливая их, он должен не допустить как расширения пределов сферы правового регулирования, так и их сужения. Не случайно отмечается, что "в решениях судов, вынесенных при пробельности законодательства, всегда просматривается новое нормативное положение, заслуживающее стать полноценной нормой" <10>. В данном случае критерием, позволяющим установить пределы сферы правового регулирования, являются принципы права.
--------------------------------
<10> Лазарев В.В., Фурсов Д.А. Обоснование идеи имплементации судебных решений в законодательные акты // Журнал российского права. 2014. N 11. С. 9.
В условиях "квалифицированного молчания законодателя" правоприменитель действует в границах предмета правового регулирования, установленного законодателем. Его задача - конкретизировать содержание правовой нормы, не расширяя указанных границ. Сложность в установлении этих пределов обусловлена наличием определенного "правового вакуума", сознательно оставленного законодателем и предполагающего усмотрение правоприменителя, что, в свою очередь, обусловливает высокую степень риска как выхода за эти пределы, так и их неоправданного сужения. В этом случае именно воля законодателя будет выступать в качестве критерия установления пределов предмета правового регулирования, за которые не следует выходить правоприменителю. Так, в соответствии с ч. 1 ст. 171 УПК РФ "при наличии достаточных доказательств, дающих основания для обвинения лица в совершении преступления, следователь выносит постановление о привлечении данного лица в качестве обвиняемого". Законодатель не устанавливает, какая именно совокупность доказательств будет считаться достаточной для утверждения о том, что лицо совершило преступление, поскольку количество и качество получаемых следователем сведений зависят от категории преступного деяния и от конкретных обстоятельств его совершения; поэтому, определяя конкретные доказательства, которые в итоге составят необходимую совокупность для признания их достаточными, правоприменитель должен учитывать пределы предмета правового регулирования, определенные ст. 88 УПК РФ, предусматривающей правила оценки доказательств, а также нормами указанного Кодекса, предусматривающими возможность отмены решений должностных лиц ввиду их незаконности и необоснованности.
Наличие определенного "правового вакуума" обусловливает некоторую схожесть "квалифицированного молчания законодателя" с правовой пробельностью. Правоприменителю важно уметь разграничивать эти явления, для того чтобы правильно понимать, в каких пределах сферы или предмета правового регулирования ему необходимо действовать и что использовать в качестве критерия их установления. Этому способствуют различные способы толкования: системный, логический, телеологический, которыми должен владеть правоприменитель. В ряде случаев понять, имеет место пробел или речь идет о "квалифицированном молчании законодателя", помогает использование исторического способа толкования, предполагающего обращение к пояснительной записке, изучению истории принятия законопроекта. Использование различных способов толкования позволяет правоприменителю определить, с каким явлением он сталкивается и какие пределы ему предстоит устанавливать.
Одной из существенных проблем установления пределов правового регулирования в процессе правоприменения является значительное влияние субъективного фактора. Правоприменительная, как и иные виды правовой деятельности, предполагает диалектику объективного и субъективного. С одной стороны, констатация наличия или отсутствия пробела, принятие решения в случае отсутствия конкретной правовой нормы обусловлены вхождением тех или иных общественных отношений в сферу правового регулирования (объективный фактор), с другой стороны, правильность установления или отсутствия пробела и последующих действий правоприменителя, связанных с установлением пределов предмета или сферы правового регулирования, во многом зависит от субъективного восприятия правоприменителя (субъективный фактор). В свою очередь, субъективное восприятие обусловлено множеством иных факторов, начиная с уровня подготовки правоприменителя и заканчивая наличием его заинтересованности действовать в соответствии с указанными пределами.
Значительное влияние субъективного фактора можно увидеть, обратившись к примерам из судебной практики.
В рамках дела о банкротстве должника между кредитором К. и финансовым управляющим П. возникли разногласия по вопросу начисления мораторных процентов на требования кредитора за период процедуры реструктуризации. Главой X Федерального закона от 26 октября 2002 г. N 127-ФЗ "О несостоятельности (банкротстве)" предусмотрено, что мораторий наступает непосредственно после введения первой процедуры - реструктуризации (п. 2 ст. 213.11). При этом положения о начислении мораторных процентов содержатся только в норме о последствиях утверждения плана реструктуризации (п. 2 ст. 213.19).
Даты введения процедуры реструктуризации и утверждения соответствующего плана не совпадают, разрыв между названными датами, как правило, составляет несколько месяцев. О том, каким образом должны регулироваться отношения между кредитором и финансовым управляющим в указанный промежуток времени, закон ничего не говорит. Арбитражный суд Алтайского края <11>, как и Седьмой арбитражный апелляционный суд <12>, посчитал, что, несмотря на отсутствие нормы права, данные отношения входят в сферу правового регулирования и, опираясь на смысл ст. 213.1, 213.11 и 213.19 Федерального закона "О несостоятельности (банкротстве)", возложил на финансового управляющего имуществом должника обязанность выплатить кредитору мораторные проценты с даты введения процедуры реструктуризации долгов даже в отсутствие плана реструктуризации.
--------------------------------
<11> См.: Определение Арбитражного суда Алтайского края от 30 марта 2018 г. по делу N А03-767/2016.
<12> См.: Постановление Седьмого арбитражного апелляционного суда от 5 июня 2018 г. по делу N А03-767/2016.
В свою очередь, Арбитражный суд Западно-Сибирского округа <13> указанные судебные акты отменил, в удовлетворении заявления кредитора отказал. Суд округа счел невозможным выплату мораторных процентов без утвержденного плана реструктуризации долгов, поскольку в указанном плане отражается расчет источников дохода, за счет которого производится удовлетворение требований кредиторов. Суд округа также отметил, что в данной ситуации не допускается применение аналогии. Таким образом, арбитражный суд округа фактически вывел указанные отношения за пределы сферы правового регулирования.
--------------------------------
<13> См.: Постановление Арбитражного суда Западно-Сибирского округа от 7 августа 2018 г. по делу N А03-767/2016.
Судебная коллегия Верховного Суда РФ отменила постановление арбитражного суда округа и оставила в силе определение суда первой инстанции и постановление суда апелляционной инстанции. Апеллируя к принципам добросовестности, разумности и справедливости (п. 2 ст. 6 ГК РФ), Верховный Суд РФ счел необходимым использовать аналогию права, без обращения к которой должник фактически освобождается от ответственности, что нарушает баланс интересов кредиторов и должника в процедуре несостоятельности <14>.
--------------------------------
<14> См.: Определение ВС РФ от 14 февраля 2019 г. по делу N 304-ЭС17-2162(2).
Данный пример демонстрирует, что суды различного уровня, опираясь на одни и те же правовые нормы и принципы, пришли к противоположным выводам. Установить точную причину произошедшего вряд ли возможно, поскольку реальная мотивация судебных органов в большей степени остается скрытой от глаз исследователя. Вместе с тем приведенный пример позволяет показать значительное влияние субъективного фактора на установление пределов правового регулирования правоприменителем в ситуации столкновения с пробелом в позитивном праве. Констатируя данный факт, отметим, что влияние субъективного фактора нельзя рассматривать как исключительно негативное явление. Скорее, это неизбежное следствие, обусловленное творческим характером правоприменительной деятельности. В связи с этим более опасной представляется тенденция неготовности и нежелания правоприменителя признавать творческий характер своей деятельности, что проявляется в формальном подходе к толкованию и применению права, в результате воплощения которого может искажаться его сущность. Эта проблема поднимается исследователями различной отраслевой принадлежности. Так, А.В. Победкин отмечает: "Правоприменитель склонен действовать исключительно в рамках писаного текста закона, толкуя его исключительно буквально" <15>. По мнению М.В. Бавсуна, доминирование формального подхода у правоприменителя, которое можно наблюдать сегодня, происходит из-за отсутствия у него способности понять правовую норму, понять замысел законодателя и в связи с напрочь выжженным на различных стадиях подготовки специалиста желанием это сделать <16>. "Активность правоприменителя - вот "ресурс", вот ценность, которых не хватает ныне правовой системе России" <17>, - констатирует В.М. Баранов.
--------------------------------
<15> Победкин А.В. Уголовный процесс: состояние вне права. М., 2013. С. 183.
<16> См.: Бавсун М.В. Гиперопределенность уголовного закона как причина и следствие его деконструкции // Онтология и аксиология права. Тезисы докладов и сообщений Девятой международной научной конференции. Омск, 2019. С. 24.
<17> Баранов В.М. "Квалифицированное молчание законодателя" как общеправовой феномен (к вопросу о сущности и сфере функционирования пробелов в праве) // Пробелы в российском законодательстве. 2008. N 1. С. 78.
Наличие обозначенной проблемы можно продемонстрировать на следующем примере. Основным способом собирания доказательств в уголовном процессе является производство следственных действий, эффективность которых обеспечивается возможностью применения принуждения. Существенное ограничение прав граждан компенсируется наличием детально разработанного порядка их проведения. Помимо этого, органы расследования в соответствии с ч. 4 ст. 21 УПК РФ вправе направлять требования, поручения и запросы учреждениям, предприятиям, организациям, должностным лицам и гражданам. Кроме того, многие участники уголовного судопроизводства вправе представлять предметы и документы: потерпевший (ст. 42 УПК РФ), подозреваемый (ст. 46 УПК РФ), обвиняемый (ст. 47 УПК РФ) и др.; орган расследования обязан их принять, если они имеют значение для уголовного дела.
Проведение следственных действий оправданно, когда без применения принуждения получение сведений затруднено или невозможно. В иных случаях эффективнее использовать более простые механизмы. В частности, к иным процессуальным способам приобщения к уголовному делу предметов и документов относятся истребование и представление. Однако на практике нередко в бесконфликтной ситуации предметы и документы изымаются путем производства выемки или осмотра. Это существенно увеличивает затраты сил и средств. Почему так происходит? Процедуры истребования и представления не имеют детальной регламентации, так как не связаны с существенным ограничением прав граждан и юридических лиц. Допустимым является любой способ оформления, позволяющий установить источник происхождения предмета и документа (ходатайство и решение о его удовлетворении, запрос и ответ с приложением, протокол принятия представленного, приложение к протоколу допроса и т.п.). Но отсутствие детально регламентированного порядка стало восприниматься в этом и в других случаях как пробел. В итоге в ситуации отсутствия детализированной процедуры, предусмотренной нормами права, правоприменитель совершает избыточные процессуальные действия "с запасом", "на всякий случай" <18>.
--------------------------------
<18> См.: Зайцева Е.С., Козловский П.В. Влияние правосознания сотрудников органов предварительного расследования на установление пределов правового регулирования при собирании доказательств // Российская полиция: три века служения Отечеству: материалы юбилейной научной конференции, посвященной 300-летию российской полиции. СПб., 2018.
Таким образом, можно наблюдать замкнутый круг, когда излишняя детализация закона формирует поколение правоприменителей, способных действовать только в рамках четко определенного алгоритма, что, в свою очередь, порождает недоверие и даже неуважение законодателя к правоприменителю и, как следствие, стремление "заурегулировать" любые мыслимые ситуации. Можно согласиться с А.В. Победкиным, что "законодатель не должен, ориентируясь на усредненную модель следователя, дознавателя, прокурора, судьи, отказываться от использования достижений законодательной техники, юридических приемов и инструментов, выработанных юридической наукой, откровенно признавая, что правоприменитель не способен их использовать. В этом случае сначала законодатель, а потом и юридическая наука станут средством не совершенствования уголовно-процессуальной (и не только. - Е.З.) деятельности и самих должностных лиц, его осуществляющих, а всего лишь слугами их любых потребностей" <19>.
--------------------------------
<19> Победкин А.В. Указ. соч. С. 182.
Поставленная проблема является проявлением более глобальной проблемы, обозначенной американским ученым Дж. Бартоном. Анализируя причины юридификации, в качестве одной из них он отмечал утрату доверия к отдельному человеку, не способному справляться со своими зависимостями и природными ограничениями <20>. Представляется, что проблема доверия в современном мире, когда возможности контроля над всеми и каждым существенно возросли, приобретает новое звучание и нуждается в дополнительном осмыслении, в том числе на уровне выстраивания конструктивного диалога между законодателем и правоприменителем. Законодатель, устанавливая пределы сферы правового регулирования и фиксируя их в качестве его предмета, не может и не должен выстраивать "глухой трехметровый забор" в силу того, что общественные отношения многообразны и динамичны и сфера правового регулирования, как и ее пределы, подвижна. Более продуктивной представляется такая "архитектурная конструкция", которая позволяет в определенных ситуациях решить поставленную проблему на уровне правоприменения. "Пора оказать правоприменителю доверие, ибо именно этим определяется не в последнюю очередь его профессионализм" <21>. Другое дело, что правоприменитель должен оправдать это доверие.
--------------------------------
<20> См.: Barton J.H. Behind the Legal Explosion // Stanford Law Review. 1975. Vol. 27. No. 3. P. 567 - 584. Цит. по: Беляев М.А. Эффективность нормативной регуляции в условиях экстенсивно расширяющейся правовой системы: диалектика количества и качества // Эффективность правового регулирования: монография. М., 2017. С. 186.
<21> Баранов В.М. "Квалифицированное молчание законодателя" как общеправовой феномен... С. 78.
Список литературы
Наша компания оказывает помощь по написанию курсовых и дипломных работ, а также магистерских диссертаций по предмету Теория государства и права, предлагаем вам воспользоваться нашими услугами. На все работы дается гарантия.
Звонки бесплатны.
Работаем без выходных