ЮРИСПРУДЕНЦИЯ: МАГИСТЕРСКИЕ, ДИПЛОМНЫЕ, КУРСОВЫЕ
Консультационные услуги студентам
Консультационные услуги студентам
Наша компания оказывает помощь по написанию статей по предмету Теория государства и права. Используем только актуальное законодательство, проекты федеральных законов, новейшую научную литературу и судебную практику. Предлагаем вам воспользоваться нашими услугами. На все выполняемые работы даются гарантии
Вернуться к списку статей по юриспруденции
НЕКОТОРЫЕ ЗАКОНОМЕРНОСТИ ПРАВОТВОРЧЕСТВА
П.П. СЕРКОВ
Законотворческая деятельность однозначно не обделена исследовательским вниманием. Вместе с тем результаты ее изучения обращают на себя внимание рядом обстоятельств, которые до настоящего времени не получили доктринальных оценок.
Так, общепринято декларируется, что законодатель принимает правовые нормы <1>. При этом отсутствует доказывание соответствия такого утверждения нераздельности формы и содержания законодательного продукта.
--------------------------------
<1> Под термином "законодатель" в данной статье подразумеваются федеральные органы законодательной власти, а также органы субъектов РФ. См., например: Общая теория государства и права: учебник / под ред. С.Ю. Наумова, А.С. Мордовца, Т.В. Касаевой. Саратов, 2018. С. 146 - 151; Морозова Л.А. Теория государства и права. М., 2010. С. 221 - 228; Кафарова Г.Ф. Определение понятия "законотворчество": широкий и узкий подходы // Интерактивная наука. 2018. N 4. С. 99 - 103.
Если гипотетически допустить, что термин "правовая норма" отображает содержание, то у каждой гипотетической нормы-содержания неизбежно должна быть своя специфическая форма. Однако подобных предположений не встретилось, что весьма показательно.
В связи с этим рационально полагать, что понятие "правовая норма", как варианты "правовые нормы" и "система правовых норм", отражает единую форму законопроектного продукта. В таком ракурсе у каждой правовой нормы естественным образом проявляется свое содержание. Оно заключается в словесно сформулированной законодателем одной конкретной идее или нескольких конкретных идеях <2>.
--------------------------------
<2> Наиболее красноречиво несколько идей проявляются в правовых нормах, регулирующих, в частности, уголовную и административную ответственность. Имеются в виду случаи, когда форма правовых норм предусматривает содержание в виде идеи гипотезы, идеи диспозиции и идеи санкции.
Таким образом, конструкция каждой отдельно взятой правовой нормы одновременно отображает нераздельность законотворческих идей, слов и дел. Отмеченная нераздельность уже позволяет полагать о наличии в деятельности законодателя закономерностей. Их детализация является значимой задачей для юридической науки.
В первую очередь актуализируется уяснение вопроса о том, для чего предназначается законотворческая деятельность. Если исходить из теории права, то приоритет должен быть отдан защите субъективных прав, интересов и свобод <3>. Вместе с тем снова не проводится доказывания согласованности таких воззрений с закономерностями бытия человека и общества, а также функционирования государства. Сомнения в наличии такого сочленения весьма значительные.
--------------------------------
<3> Подробнее см.: Малько А.В., Терехин В.А. Субъективные права, свободы и законные интересы личности как самостоятельные объекты судебной защиты // Ленинградский юридический журнал. 2010. С. 7 - 18; Жадан В.Н. О конституционных правах и свободах человека и гражданина в России, их реализации и защите // Юридическая наука. 2021. N 2. С. 4 - 12; Шериев А.М. Субъективные права, свободы и законные интересы как формы защиты правомерных интересов // Юридический вестник Дагестанского государственного университета. 2014. N 3. С. 47 - 52; Мурадян М.О. Функции основных прав и свобод человека и гражданина в контексте их конституционно-правового статуса // Академическая мысль. 2017. N 1. С. 119 - 123.
Так, следует обязательно учитывать, что триада в виде субъективных прав, интересов, свобод в теории права всегда отражается как своеобразная презумпция без юридической детализации функционирования каждой из категорий. Более того, не принимается во внимание, что их действие протекает, собственно, не в праве, а в ежедневном сущем, которое кардинально отличается от права. По крайней мере сущее безальтернативно наполнено хаосом субъективных прав, хаосом субъективных интересов, подчас обремененных эгоизмом, и хаосом субъективных свобод. По сути, бесспорность обозначенного хаоса не замечается и не оценивается, например, относительно его непосредственного влияния на форму и содержание обозначенного сущего. Кроме того, в очередной раз не доказывается теперь то, что сложившееся доктринальное придание субъективным правам, интересам, свободам каким-то образом защищает человека, общество и государство от стихии хаоса их же проявления. Как следствие, даже не обсуждается возможность того, что неизбежное влияние этого хаоса на естественность правовой действительности также ежедневно может привносить существенные риски субъективному и социальному благополучию.
Во всяком случае напрашивается допущение о том, что реализация многих и разнообразных субъективных прав, интересов и свобод в ежедневном сущем объективно должна происходить одновременно во всем многообразии ежедневного сущего. Как представляется, эта одновременность образует триединую стихию масштабного хаоса.
Как неизбежное следствие, предопределяется условие дисциплинирования не только того, кто реализует свои права, интересы и свободы, но и неопределенного числа окружающих, так или иначе соприкасающихся с такими намерениями, независимо от их правового статуса. Более того, наряду с ними в равной степени эту дисциплину обязано соблюдать и государство в лице должностных лиц, его представляющих, включая органы местного самоуправления. Нельзя не учитывать, что государство является единственным гарантом решения актуальнейшей задачи по организации субъективного и социального благополучия, в том числе воспитания нравственно оправданной правовой культуры и культивирования такого же субъективного и коллективного правосознания. Иной общенациональной организации, способной масштабно упорядочить нравственное смирение, терпение и надлежащее исполнения каждым человеком пределов своих же прав и обязанностей, просто не существует <4>.
--------------------------------
<4> Вряд ли требуется доказывать, что в доктрине права эта задача не признается приоритетной для законотворчества. Объясняется это тем, что в исследованиях правовой теории не задействуются режим динамики названных категорий и режим ощущений достигаемых результатов. Соответственно, эти аспекты в разрешении проблемы дисциплинирования остаются за пределами доктринального осмысления, в первую очередь посредством неизучения закономерностей взаимности и паритетности субъективных прав и обязанностей.
Причем недостаточно констатировать условие дисциплины в качестве неотменяемой психологической потребности для отмеченного благополучия человека, общества и государства. Эта потребность предопределяет иную психологическую потребность в виде упорядочивающих способов актуального дисциплинирования во всем современном, явно не простом многообразии межличностного общения, охваченном идейным содержанием и государственным психическим принуждением всей системы правовых норм <5>.
--------------------------------
<5> Здесь не следует упускать из вида систему иных нормативных правовых актов, принимаемых Правительством РФ. Кроме того, административное устройство Российской Федерации повлекло наделение законотворческой компетенцией органов власти субъектов РФ. Например, депутат Законодательного собрания Ленинградской области предложил легализовать оккультно-магические услуги (см.: Черенева В. Сообщения о рассмотрении и принятии законопроекта отсутствуют // Российская газета. 2017. 13 февр.). В ряде субъектов РФ приняты нормы об ответственности за отправление естественных надобностей в общественном месте (см. ст. 2.15 Закона Республики Карелия от 15 мая 2008 г. N 1191-ЗРК (ред. от 28 июля 2016 г.) "Об административных правонарушениях"; ст. 4 Закона Республики Коми от 30 декабря 2003 г. N 95-РЗ (ред. от 3 марта 2017 г.) "Об административной ответственности в Республике Коми"; ст. 7 Закона Иркутской области от 12 ноября 2007 г. N 107-оз (ред. от 9 октября 2014 г.) "Об административной ответственности за отдельные правонарушения в сфере охраны общественного порядка в Иркутской области"; ст. 51.б Кодекса Костромской области об административных правонарушениях от 21 июля 2008 г. N 352-4-ЗКО (ред. от 20 декабря 2016 г.); ст. 23.1 Закона Курганской области от 20 ноября 1995 г. N 25 (ред. от 2 декабря 2016 г.) "Об административных правонарушениях на территории Курганской области"; ст. 3.20 Закона Магаданской области от 15 марта 2005 г. N 583-ОЗ (ред. от 2 декабря 2016 г.) "Об административных правонарушениях в Магаданской области"; ст. 7.2 Закона Оренбургской области от 1 октября 2003 г. N 489/55-Ш-ОЗ (ред. от 27 октября 2016 г.) "Об административных правонарушениях в Оренбургской области"; ст. 1.10 Закона Саратовской области от 29 июля 2009 г. N 104-ЗСО (ред. от 2 марта 2017 г.) "Об административных правонарушениях на территории Саратовской области"; ст. 30.1 Закона Смоленской области от 25 июня 2003 г. N 28-з (ред. от 28 октября 2016 г.) "Об административных правонарушениях на территории Смоленской области"; ст. 3.31 Кодекса Томской области об административных правонарушениях от 26 декабря 2008 г. N 295-ОЗ (ред. от 3 марта 2017 г.); ст. 1.15 Кодекса Тюменской области об административной ответственности от 27 декабря 2007 г. N 55 (ред. от 23 декабря 2016 г.); ст. 18 Закона Еврейской автономной области от 23 июня 2010 г. N 781-ОЗ (ред. от 21 февраля 2017 г.) "Об административных правонарушениях"; ст. 15 Закона Ханты-Мансийского автономного округа - Югры от 11 июня 2010 г. N 102-оз (ред. от 23 декабря 2016 г.) "Об административных правонарушениях"; ст. 2.13 Закона Ямало-Ненецкого автономного округа от 16 декабря 2004 г. N 81-ЗАО (ред. от 27 февраля 2017 г.) "Об административных правонарушениях").
Таким образом, даже тезисно приведенная аргументация убедительна в том, что в ответе на вопрос, для чего предназначается законотворчество, приоритет имеет не называемая выше триада. В качестве основополагающей потребности беспристрастно выступает необходимость упорядочивания удовлетворения субъективных физиологических и психологических потребностей, а также социальных психологических потребностей <6>.
--------------------------------
<6> Подробнее см.: Гарин Е.В. Иерархия потребностей человека // Вестник науки Сибири. 2014. N 2. С. 168 - 181; Серков П.П. Правоотношение (Теория и практика современного правового регулирования): монография: в 3 ч. Ч. 2. М., 2018. С. 1070 - 1087; Серков П.П. Правоотношение (Нравственность современного правового регулирования): монография. М., 2020. С. 118 - 130; Серков П.П. Правоотношение (Теория и практика современной правовой политики): монография: в 2 ч. Ч. 2. М., 2023. С. 504 - 518.
Фактически неоспоримым доказательством особой ценности названных потребностей выступает тот факт, что без их удовлетворения человек, общество и государство не могли существовать в прошлом. Значит, и в настоящем это невозможно. Соответственно, перспективы будущего также исключаются. Уместно отметить, что в небытие ушли многие поколения людей, но у ныне живущих неизменно проявляются чувства, эмоции и мотивы, продуцируемые физиологическими и психологическими потребностями. Эти показатели непосредственным образом связывают прошлое и настоящее в единый комплекс причин и следствий, обеспечивающий существование всей цивилизации. Меняются версии правового регулирования межличностного общения, но не причины этого регулирования.
Однако ценностные измерения обозначенных потребностей общепринято остаются за пределами правовой теории как общие рассуждения о правовой аксиологии <7>. Наличие потребностей, безусловно, не оспаривается, но понимание их юридической сущности не разрабатывается. Подчеркнем, что эти потребности не приемлют факультативного восприятия, поскольку законотворческое упорядочивание их удовлетворения вызвано не столько в пользу защиты субъективных прав, интересов и свобод, сколько в целях защиты от их хаоса в ежедневном сущем. Научная вера в вездесущность названных категорий до настоящего времени не подтверждена в той части, что они отображают конечные потребности человека, общества и государства.
--------------------------------
<7> Подробнее см.: Карнаушенко Л.М. Современная аксиология права как теоретическая проблема // Философия права. 2019. N 3. С. 33 - 37; Овчинников А.И. Конституционно-правовая аксиология в современной России // Философия права. 2015. N 5. С. 63 - 67; Горобец К.В. Аксиосфера права: философский и юридический дискурс. Одесса, 2013; Серков П.П. Правоотношение (Теория и практика современной правовой политики)... Ч. 2. С. 279 - 314.
Таким образом, полагаем, что правовая доктрина неадекватно отображает как аксиологическое, так и онтологическое понимание отмеченного сущего <8>.
--------------------------------
<8> Отсюда следует, что понимание сути правовой гносеологии также дезориентировано.
В развитие обоснования преждевременности (мягко сказано) определения обозначенного вектора деятельности законодательных органов предопределяется повышение прозрачности в вопросе о том, каким образом она осуществляется.
С формальной стороны законотворчество может быть представлено так, что идеи правовых норм, излагаемые соответствующими словами, получают свою легитимность путем успешного принятия законопроекта Государственной Думой, его одобрения Советом Федерации и подписания Президентом РФ. Как вариант, идея может не пройти условное тестирование в любой законодательной инстанции. Обозначенная стадийная последовательность одновременно свидетельствует о наличии цикличности в делах законодателя.
Однако этого, скорее, внешнего видения явно недостаточно, ибо оно не затрагивает отмеченных выше потребностей.
В концептуальном плане особо устойчивая и специфически консервативная первопричина физиологических и психологических потребностей концентрированно отображается в потребностях всеобщего блага <9>. Они обобщенно названы, в частности, в преамбуле и ч. 1 ст. 7 Конституции РФ, в силу чего объективно продуцируется потребность в обязанности государства обеспечить субъективное и социальное благо всего российского народа. В этих целях государство, осуществляя законотворчество, обязано из хаотической массы субъективных прав, интересов и свобод вычленить те, которые не сказываются негативно на всеобщем благе, а, напротив, позитивно влияют на него. За счет соблюдения этого условия становится возможным глубинно увязывать все наиболее актуальные вопросы во взаимоотношениях каждой "Я-цивилизации" с каждой "Я-цивилизацией" и одновременно с государством.
--------------------------------
<9> См. подробнее: Чикунова Е.В. Индивидуальный интерес и всеобщее благо: проблема согласования // Вестник Тамбовского университета. 2008. N 8. С. 304 - 309; Аристов Е.В. Понятие и концепция общественного блага // Право и современные государства. 2015. N 5. С. 10 - 16.
В конституционных нормах нашли отражение, в частности, психологические потребности российского народа в суверенной организации Российского государства, его власти и способах распоряжения ею <10>. В свою очередь, психологические потребности в организации, например, гражданского оборота собственности, а также трудовых, семейных и иных связей за счет, условно говоря, потенциала общего правового регулирования выражены в идейном содержании правовых норм ГК РФ, ТК РФ и других кодифицированных законодательных актов. Имеющиеся психологические потребности в организации реагирования на противоправность действий (бездействия) опосредуются специализированным идейным содержанием правовых норм о юридической ответственности. Оно предусмотрено в формате правовых норм УК РФ, КоАП РФ, а также некоторых норм ГК РФ <11>, ТК РФ <12>. Причем природа такого реагирования объясняется тем, что противоправность действий (бездействия) неотъемлемо проистекает из хаоса субъективных прав, интересов и свобод.
--------------------------------
<10> См. ст. 3 Конституции РФ.
<11> См. ст. 12, 15 - 16.1, 151, 329, 330 - 333, 359, п. 2 ст. 381, ст. 393 - 406.1, 1064 - 1101 ГК РФ.
<12> См. ст. 1, 54 - 55, 90, 192 - 195, 232 - 250, 277, 346 ТК РФ.
Изложенная формальная или внешняя сторона видения того, каким образом осуществляется законопроектная деятельность, предполагает детализацию ее содержательных аспектов.
В связи с этим в условиях возможного негативного влияния естественного хаоса естественных субъективных прав, интересов и свобод на ежедневное сущее особо актуализируются потребности задействования естественной категории, способной нейтрализовать отмеченный хаос. На безальтернативных условиях эквивалентной значимости субъективному праву, а также в качестве естественного антипода и баланса объективно можно назвать лишь одну категорию - субъективную обязанность. По крайней мере до настоящего времени не доказано, что она в меньшей степени естественная по сравнению с субъективным правом. Нет доказательств и того, что субъективное право и субъективная обязанность, как равнозначно естественные, не образуют естественно нераздельное взаимодействие. В свою очередь, не оспаривается, что естественный тандем этих категорий за счет совместного потенциала способен нравственно оправданно "вразумлять" субъективные интересы и субъективные свободы.
Подчеркнем, что подобные процессы не могут протекать в искусственности права. Вполне очевидно, что они имеют место только в естественности правовой действительности. Становится возможным полагать, что естественная нераздельность, но противоположность функционального назначения субъективного права и субъективной обязанности выступают естественным истоком правовой диалектики.
При таких обстоятельствах явно неоправданно придавать доктринальное доминирование одной из составляющих отмеченной естественной нераздельности. Однако как раз такое признание имеет место в доктринальных идеях и словах о субъективном праве в атмосфере отсутствия детализации дел его функционирования, которое неизбежно и безальтернативно протекает в естественности правовой действительности. Эта естественность в лучшем случае подспудно подразумевается, с вероятностью, в качестве элемента права, притом что фактически искусственность права в целом выступает лишь одной из слагающих естественной правовой действительности, хотя бесспорно в качестве ее неотъемлемой части <13>.
--------------------------------
<13> См., например: Сухов Э.В. Современная теория естественного права в трудах российских ученых // Вестник Мордовского университета. 2009. N 4. С. 70 - 72; Луковская Д.И. Действительность права в современном теоретическом дискурсе // Теоретическая и прикладная юриспруденция. 2019. С. 20 - 26.
Подтверждением приведенной аргументации служит непосредственное погружение в нераздельное взаимодействие законотворческих прав и обязанностей.
Упорядочение неиссякаемости и разнообразия потенциального хаоса субъективных интересов и субъективных свобод в целях организации успешного удовлетворения субъективных физиологических и психологических потребностей глубинно влечет потребность в комплексе прав и обязанностей. Он подлежит учету законодателем во исполнение родовой обязанности государства обеспечить всеобщее благо <14>. Для ее исполнения общество наделяет государство первичными субъективными правами. За их счет осуществляются формулирование соответствующего идейного содержания в формате каждой отдельно взятой правовой нормы и наполнение его (содержания) государственным психическим принуждением <15>. При этом законодателем с вероятностью учитываются прошедшие события, опыт их переживания, а также состояние сферы экономики.
--------------------------------
<14> О родовой обязанности подробнее см.: Серков П.П. Административные правоотношения // Вестник Университета им. О.Е. Кутафина. 2019. N 6. С. 49 - 64; Серков П.П. Правоотношение (Теория и практика современного правового регулирования)... Ч. 1. С. 456 - 457; Ч. 2. С. 795 - 797, 824 - 829, 843 - 845, 859 - 866; Серков П.П. Правоотношение (Теория и практика современной правовой политики)... Ч. 1. С. 233 - 234, 307 - 310, 398, 431 - 433.
<15> Общепринятая обязательность правовых норм, во-первых, как отмечалось выше, придает приоритет форме. Во-вторых, доктринально понимаемая обязательность привносит неопределенность ее природы, ибо государство всего лишь предполагается, но прямо не фигурирует в научной аналитике. Подробнее см.: Серков П.П. Правоотношение (Теория и практика современного правового регулирования)... Ч. 1. С. 349 - 389.
Законодательный продукт обусловливает у государства наличие вторичного субъективного права на требование признания и надлежащего исполнения введенного идейного содержания системы правовых норм. Соответственно, каждое физическое лицо и юридическое лицо наделяются вторичной субъективной обязанностью принять идейное содержание системы правовых норм к надлежащему его исполнению, т.е. подчиниться их государственному психическому принуждению <16>.
--------------------------------
<16> Целесообразно уточнить, что первичность и вторичность субъективных прав и обязанностей обозначают не качественное их состояние, но "технологическое" расположение в законодательном процессе. Подробнее см.: Серков П.П. Правоотношение (Теория и практика современного правового регулирования)... Ч. 2. С. 892.
Приведенная структуризация законодательной методики имеет не только теоретическое, но и сугубо прикладное значение. Детализация реального бытия идейного содержания и государственного психического принуждения правовой нормы позволяет ретроспективно и детально воспроизводить отдельно взятый цикл законотворческой деятельности. Так, детализация соотношения первичных и вторичных субъективных конституционных прав физических и юридических лиц относительно соотношения первичных и вторичных прав и обязанностей государства, в частности, проясняет правовую природу конституционного судопроизводства. Факт наличия этого вида судопроизводства объективно свидетельствует о возможности корректировки законотворческого продукта независимо от волеизъявления законодателя.
В развитие приведенных доводов рационально обратиться к категории правовых принципов. Они активно используются в законотворчестве и обсуждаются исследователями права <17>. Обращает на себя внимание заданный и остающийся без ответа вопрос о том, "почему в одних законах правовые принципы указываются в отдельных статьях, а в других - нет, несмотря на то что они одинаково важны для любого вида деятельности, регулируемой нормами права, или для конкретной сферы правового регулирования" <18>.
--------------------------------
<17> См., например, ст. 1, 30, 83, 393, 432, 602, 662, 1244 ГК РФ; ст. 1, 5 - 10, 12, 13 ГПК РФ; ст. 6 - 19 УПК РФ; ст. 2 - 4 ТК РФ; ст. 3 - 7 УК РФ; ст. 1.4 - 1.6 КоАП РФ.
<18> Зажицкий В.И. Правовые принципы в законодательстве Российской Федерации // Государство и право. 1996. N 11. С. 94.
Объяснением этого является лишь одно: имеет место доктринальная неопределенность в системно конкретном понимании опять же формы и содержания правовых принципов. Например, в качестве правовых принципов правотворчества называются: гласность, гуманизм, демократизм, законность, иерархичность, использование правового аппарата, конституционная законность, научная обоснованность, объективность, оптимальность, достаточная мотивированность норм права, заимствование и переработка накопленного опыта законотворческой работы, компетентная адекватность нормативно-правовых установлений, логическая сбалансированность норм права, обеспечение действенности норм права, понятийно-терминологическая определенность, практичность (прагматичность) законотворческого решения, профессионализм, системность, соответствие реальной действительности, социальная ориентация, справедливость, техническое совершенство <19>. Так, утверждается, что "можно выделить основные принципы правового регулирования в сфере ограничения прав и свобод, к которым относятся: законность, соразмерность, юридическое равенство, справедливость, целесообразность, адекватность, своевременность, необходимость в демократическом обществе" <20>.
--------------------------------
<19> См.: Борсова Ж.П. К вопросу о принципах законотворчества // Конституционное и муниципальное право. 2008. N 12; Иванников И.А. Теория государства и права: учеб. пособие. Ростов н/Д, 2001. С. 178 - 179; Минниахметов Р.Г., Файзуллин Т.Г. Правотворческая и правоприменительная деятельность в Российской Федерации: вопросы теории и практики // Право и политика. 2007. N 8. С. 140 - 144; Москалькова Т.Н., Черников В.В. Нормотворчество: науч.-практ. пособие. М., 2010. С. 63; Общая теория государства и права: академ. курс: в 2 т. / под ред. М.Н. Марченко. М., 1998. Т. 2. С. 162; Спирин М.Ю. Теоретические проблемы законотворческой деятельности в Российской Федерации: дис. ... канд. юрид. наук. М., 2003. С. 117 - 119; Сысоев Ю.Е. Системообразующие принципы нормотворчества: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 2006. С. 15 - 23; Чухвичев Д.В. Законодательная техника: учеб. пособие. 2-е изд. М., 2012. С. 85 - 91.
<20> Мельников В.Ю. Совершенствование механизма реализации конституционных прав личности в уголовном процессе России // Закон и право. 2012. N 5. С. 57.
Из приведенных источников следует, что наиважнейшая тема правовых принципов в основе сводится к понятийному использованию этой категории <21>. Как представляется, благодаря таким общим рассуждениям мораль и нравственность в одних случаях не называются в качестве самостоятельных правовых принципов, а в других - называются <22>. Вместе с тем их суть в любом случае не раскрывается посредством детализации соответствующих показателей.
--------------------------------
<21> См.: Алексеев В.Б., Демидов И.Ф. Проблема прав человека в российском уголовном процессе (концептуальные положения). М., 1995. С. 122 - 123; Кауфман М.А. Нормативная неопределенность в уголовном законодательстве // Журнал российского права. 2009. N 10. С. 58 - 62; Уваров А.А. Вопросы адекватного отражения конституционных норм в российском законодательстве // Конституционное и муниципальное право. 2014. N 7. С. 15 - 18.
<22> См.: Шидловская Т.Ю. Соотношение права и морали в правотворческом процессе (на примере Российской Федерации): автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 2005. С. 16.
Тем не менее утверждается, что "нравственность предстает как совокупность всех действующих в обществе нравов, правил, обычаев, традиций, словом, всех видов стандартизированного поведения, как нормативная сторона созданного и поддерживаемого на базе единых идеологических, социально-ценностных принципов порядка деятельности общества. Она - плоскость, в которой интегрируется действие всех нормативно-регулятивных систем; ее первичной, условно выделенной клеточкой может считаться эталон деятельности, стандарт социального поведения, выверенный и надежный с точки зрения ценностей, принятых господствующим социальным авторитетом. К утверждению позитивной ценности нравственного эталона в типическом для общества случае должны приходить мораль, политика, право и т.д., каждая со своей стороны, из своих специфических предпосылок" <23>. Соответственно, неясны причины, по которым при такой значимости нравственности ей придается факультативное внимание к устойчиво единообразной детализации в законотворчестве.
--------------------------------
<23> Мальцев Г.В. Нравственные основания права. 2-е изд. М., 2015. С. 34 - 35.
Дискуссии вокруг понимания правовых принципов выявляют концептуально существенный недостаток. Отсутствует конкретика ответов на вопросы: для чего вообще они возникли на пространстве естественности правовой действительности с точки зрения их соотношения с нравственностью и каким образом их функционирование должно учитываться законодателем?
В такой ситуации не приходится говорить о закономерностях, которые выявлены в содержании принципов и универсально могут отразиться на деятельности законодателя. Возможно, поэтому "в отдельных случаях можно обнаружить отступление уголовно-правовой политики от постулатов общегосударственной политики" <24>. Имеется и совсем нелицеприятное мнение о законотворческом тупике <25>.
--------------------------------
<24> Рарог А.И. Уголовно-правовые амбиции российского законодателя // Судья. 2016. N 4. С. 10.
<25> См.: Лунеев В.В. Коррупция, учтенная и фактическая // Государство и право. 1996. N 8. С. 78 - 90.
Выше отмечалось, что жесткая зависимость юридизации субъективного и социального бытия от потребностей и конкретика их институционализации фактически отсутствуют в научной аналитике права. В результате остается невыявленной и не используемой в законотворчестве нравственная взаимообусловленность взаимности и паритетности субъективных прав и обязанностей <26>. Представляется, что взаимность и паритетность названных категорий как содержание правовых принципов безальтернативно выступают цивилизационным императивом по обеспечению субъективного и социального благополучия. Оно изначально ориентирует на глубинные координаты законотворческой функции, в том числе относительно любого правового принципа, предлагаемого в теории права. Вместе с тем ее статика не предполагает детализации динамики правового регулирования и ощущений планируемых результатов за счет конкретизации законопроектной деятельности на условиях взаимности и паритетности прав и обязанностей <27>.
--------------------------------
<26> Предположительно в этой "купели" зародились и развились все иные закономерности правового регулирования, включая содержание правовых принципов.
<27> Обращает на себя внимание, что взаимность и паритетность прав и обязанностей в качестве содержания правовых принципов одновременно продуцируют сомнения относительно разделения прав на естественные, а также основные.
Нельзя не учитывать и того, что сущность правовых принципов не детализируется в том числе через соотношение с субъективными правами, интересами и свободами.
Поскольку изложенные обстоятельства не оцениваются, то вполне закономерными предстают доводы о том, что "теория пользования конституционными правами определяется не только российскими, но и мировыми юридическими стандартами и реалиями. Серьезным препятствием на этом пути представляется выраженная неоднородность прав и свобод человека как "метаправовых" феноменов, достаточно разнообразных по сущности и содержанию и развивающихся далеко не синхронным образом. Кажется очевидным, что не может быть унифицированной модель пользования для полномочий, выражающих идею правовой свободы или же допустимости притязаний социального характера, либо, например, тех, которые предложено определять как соматические. Перспективной в связи с этим выглядит стратегия "накопления" теоретических разработок применительно к отдельным конституционным полномочиям для последующего индуктивного обобщения" <28>.
--------------------------------
<28> Крусс В.И. К теории пользования конституционными правами // Государство и право. 2004. N 6. С. 16.
Из этих рассуждений фактически следует, что унифицированная детализация законотворчества, в частности в области конституционного регулирования в, настоящее время невозможна. Не случайно осталась неясной суть "стратегии "накопления" теоретических разработок" при наличии "стандартов" пользования конституционными правами, на которые автор указывает в первом предложении приведенного текста. Абзацем ниже он полагает, что "конституционная онтология прав и свобод, даже с учетом принципа идеологического плюрализма, предполагает специфическую предметную локализацию" <29>. Но автор не детализирует "специфической предметной локализации" конституционных прав и свобод.
--------------------------------
<29> Там же.
Одним из негативных проявлений доктринальной уязвимости в изучении законодательного творчества выступают общепринятые воззрения на правоотношение. С одной стороны, оно никем не отрицается, с другой - представления о нем сформированы таким образом, что совершенно не востребуются в законодательной деятельности. Однако это обстоятельство удивительным образом не намечается и не оценивается на протяжении многих десятилетий. В частности, не учитывается невозможность использования к проектируемому идейному содержанию односторонности связи между субъектами, когда один из них имеет только субъективное право, а другой - лишь субъективную обязанность <30>. Отметим, что это положение, получившее доктринальное звучание, до настоящего времени не доказано. Соответственно, теория права не обрела способности отображать закономерности взаимодействия субъективных прав и обязанностей на условиях их естественной нераздельности и эквивалентности, т.е. в режиме правовой динамики названных категорий и режиме правовых ощущений наступающих последствий.
--------------------------------
<30> Реально имеются и другие уязвимости в сложившихся взглядах на правоотношение. См.: Серков П.П. Правоотношение (Теория и практика современного правового регулирования)... Ч. 1. С. 96 - 444.
В результате законодатель лишен научно выверенных способов получения надлежащего объема информации и ее аналитики при разработке идейного содержания отдельно взятой правовой нормы или законодательного акта в целом.
Перспектива корректировки этого несовершенства видится в активном использовании предложений о механизме правоотношений в целом, механизме конституционных правоотношений и его законодательном сегменте в частности <31>.
--------------------------------
<31> Подробнее см.: Серков П.П. Правоотношение (Теория и практика современного правового регулирования)... Ч. 1. С. 424 - 445; Ч. 2. С. 872 - 952.
Названный сегмент в качестве первоосновы действия правового государства и его власти способен универсально влиять на выявление общенациональных актуальных потребностей и способов организации их материализации в качестве субъективных потребностей-целей <32>.
--------------------------------
<32> О потребностях-целях подробнее см.: Серков П.П. Правоотношение (Теория и практика современного правового регулирования)... Ч. 2. С. 792, 818.
В таком ракурсе идейное содержание обсуждаемой правовой нормы изначально предстает частью совокупного идейного содержания других правовых норм в конкретике механизма индивидуальных конституционных правоотношений. Эта совокупность индивидуально образуется для возникновения и развития каждого отдельно взятого механизма правоотношения, направленного на урегулирование конкретной ситуации <33>. Распространение такого подхода на исполнительский и правосудный сегменты механизма конституционных правоотношений будет унифицировать толкование идейного содержания правовых норм в правоприменительной практике.
--------------------------------
<33> Например, в контексте ч. 2 ст. 43 Конституции РФ вопросы правового статуса учителя и воспитателя с точки зрения их функциональной конкретики взаимности и паритетности прав и обязанностей прагматично рассматривать в формате механизма соответствующих правоотношений. Фактически речь идет о взаимообусловленной системе механизма конституционного индивидуального правоотношения. Причем его субъектами являются не только учителя и воспитатели, но и дети, а также их родители. Кроме того, следует иметь в виду механизм трудовых правоотношений. При таком подходе рассмотрение вопросов нравственности наполняется насущной динамикой, однако такая системная детализация прав и обязанностей в научных разработках не практикуется (см., в частности: Свердлова В.Р. К вопросу о теоретических аспектах исследования правового статуса учителя и воспитателя как субъекта защиты детей // Современное общество и право. 2014. N 1. С. 57 - 60. Показательность примера заключается и в том, что фактическое исключение правоотношения из научной аналитики, начиная со студенческой скамьи, приучает к общим рассуждениям, в том числе относительно уяснения законотворчества.
Изложенный "эскиз" свидетельствует о возможности целенаправленного проектирования идейного содержания правовых норм <34>.
--------------------------------
<34> Судя по всему, современный мониторинг на основании нечетко формализованных, а лишь "определенных" показателей вряд ли позволит плодотворно создавать "юридические формулы действий субъектов права". Подробнее см.: Тихомиров Ю.А. Юридическое проектирование: критерии, ошибки // Журнал российского права. 2008. N 2. С. 3 - 9. Частичным подтверждением этого служат авторские доводы о позитивных показателях реализации закона. При этом в предложенных 12 пунктах права и обязанности вообще не называются, как и связующие их закономерности. Подробнее см.: Тихомиров Ю.А., Павлушкин А.В., Горохов Д.Б., Чеснокова М.Д., Черепанова Е.В., Глазкова М.Е. Об организации и проведении правового мониторинга // Журнал российского права. 2010. N 6. С. 125 - 136.
Это предположение основано на объективно уникальном мутуализме <35> нравственной взаимности и паритетности субъективных прав при возникновении и развитии каждого механизма правоотношений. Естественность взаимности и паритетности субъективных прав и обязанностей на пространстве естественности правовой действительности, скорее всего, не знает исключений. Тем самым комплексная сравнительная аналитика, максимально возможно приближая к реальности возникновения и развития механизма правоотношений, будет с большей достоверностью способствовать качественной выверенности идейного содержания планируемых законотворческих решений.
--------------------------------
<35> Мутуализм - обоюдная помощь друг другу.
Такой подход означает перспективу обретения опыта расчетного законотворчества, а значит, избежания нескончаемого дробления категорий субъективного права, интересов и свобод <36>. Не только исследовательское, но и законодательное внимание будет не рассеиваться, а концентрироваться на системообразующем соотношении потребностей с взаимностью и паритетностью субъективных прав и обязанностей <37>.
--------------------------------
<36> По мере накопления опыта использования механизма правоотношений эффективность его использования будет возрастать.
<37> Тогда, скорее всего, и представления о "технической" стороне правотворчества будут в значительной степени изменяться. Подробнее см.: Морозова Л.А. Юридическая техника (Обзор материалов научно методического семинара) // Государство и право. 2000. N 11, 12; Баранов В.М. Идея законопроекта: сущность, практическая ценность, технико-юридическое оформление // Журнал российского права. 2008. N 2. С. 9 - 17; Иванюк О.А. Качество закона и проблемы юридической техники (обзор науч.-практ. конф.) // Журнал российского права. 2008. N 2. С. 150 - 162; Кашанина Т.В. Логика права как элемент юридической техники // Журнал российского права. 2008. N 2. С. 25 - 35; Чуева А.В. Понятие законодательной техники и круг компонентов законодательной техники // Современное общество и право. 2014. N 1. С. 109 - 112. Обращает на себя внимание, что в приведенных источниках качество правовых норм не связывается с соотношением прав и обязанностей.
Кроме того, отметим, что полученные результаты исследования механизма правоотношений позволяют полагать о комфортном сопряжении его логической конструкции с любым отраслевым законодательством <38>. Объясняется это тем, что приоритеты правового регулирования формируются не отраслевой направленностью законодательных актов, а значимостью неоднократно упоминаемых потребностей и способами упорядочивания их удовлетворения. В них проявляются фундаментальные основы системности правового регулирования конкретики межличностного общения независимо от правового сюжета и законодательной отрасли.
--------------------------------
<38> Подробнее см.: Серков П.П. Правоотношение (Теория и практика современного правового регулирования)... Ч. 2. С. 10 - 951; Серков П.П. Правоотношение (Нравственность современного правового регулирования)... С. 231 - 341; Серков П.П. Правоотношение (Теория и практика современной правовой политики)... Ч. 2. С. 598 - 634.
Приведенные доводы позволяют сформулировать несколько обобщающих предположений.
Законотворческая деятельность выступает прикладным началом национального правопорядка. Ее история представляет собой опыт тактических и долгосрочных мер правовой политики по объединению и сплочению российского народа в целях организации стабильного благополучия человека или каждого среди всех, а также общества и государства.
Нагрузка законотворчества объективно слагается из умозрительного сочетания малого и большого, части и целого, субъективного и общественного, прошлого и настоящего. В процессе этой работы отсеиваются сиюминутное и несущественное и формируется системная конкретика нравственно оправданного должного в психологических потребностях человека, общества и государства, а также способах их удовлетворения. Тем самым за счет законодательной деятельности становится возможным последовательно и системно конкретно противостоять хаосу прав и свобод, а также субъективных интересов, в том числе отягощенных эгоизмом.
Источником выверенных идейных основ законопроектного творчества в первую очередь обязана служить научная теория, иначе неоднозначным предстает назначение юридической науки. В то же время в специальной литературе значимость юридических исследований, скорее всего, затушевывается, а акценты делаются на критических оценках деятельности законодателя. Подтверждением служат, например, доводы о том, что "метания федерального законодателя могут лишь мешать эффективной реализации власти" <39>. При этом не проводится понимания сущности государственной власти и выявленных закономерностей ее функционирования, причем обязательно на условиях научного единообразия, а значит, отсутствия в точках зрения, гипотезах и теориях несогласованностей, вплоть до противоречий.
--------------------------------
<39> Степанова А.А. Заметки о конституционных ценностях и государственной власти // Конституционное и муниципальное право. 2015. N 12. В статье присутствуют и другие упреки в адрес законодателя.
Следует учитывать, что приведенный сюжет локально отражает ситуацию, устойчиво сложившуюся в современной юриспруденции. Ее причины оправданно объяснить тем, что обозначенное "прочтение" законотворчества, во-первых, традиционно проводится в формате правовой теории, а во-вторых, не увязывается с собственно результатами научных разработок законопроектной деятельности.
Высказанные соображения, конечно же, предполагают уточнения. Вместе с тем уже сейчас аналитический потенциал механизма правоотношений позволяет выявлять и учитывать то, что остается незримым для методики, сложившейся в теории права. Благодаря этому проясняется ряд вопросов, прежде неясных в осмыслении законодательной деятельности. Кроме того, в значительной мере может быть прагматично структурирован понятийный ряд, используемый законодателем.
Как следствие, возникает потребность централизации научного продвижения высказанных предложений.
Представляется, что решение этой задачи заслуженно может быть возглавлено Институтом законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве РФ. Его уникальный потенциал заключается в том, что с самого основания коллектив занимался и продолжает заниматься исследованием не только теоретической, но и практической деятельности законодателя, а также правоприменителя. Отмеченная в значительной степени прикладная направленность исследований означает, что они велись в большей степени для правового регулирования, хотя и оформлялись применительно к теории права. Этот многогранный 100-летний опыт совершенно оправданно задействовать в апробации ресурсов влияния механизма правоотношений на все нюансы законотворчества.
Список литературы
Наша компания оказывает помощь по написанию курсовых и дипломных работ, а также магистерских диссертаций по предмету Теория государства и права, предлагаем вам воспользоваться нашими услугами. На все работы дается гарантия.
Навигация по сайту:
Контакты:
197839245
"Горячие" документы: