ЮРИСПРУДЕНЦИЯ: МАГИСТЕРСКИЕ, ДИПЛОМНЫЕ, КУРСОВЫЕ
Консультационные услуги студентам
Консультационные услуги студентам
Наша компания оказывает помощь по написанию статей по предмету Уголовное право. Используем только актуальное законодательство, проекты федеральных законов, новейшую научную литературу и судебную практику. Предлагаем вам воспользоваться нашими услугами. На все выполняемые работы даются гарантии
Вернуться к списку статей по юриспруденции
ПРЕЮДИЦИАЛЬНОСТЬ В УК РФ В СВЕТЕ ПОЗИЦИЙ КОНСТИТУЦИОННОГО СУДА РФ (НА ПРИМЕРЕ СТ. 116.1 УК РФ)
Н.Г. ИВАНОВ
Восьмого апреля 2021 г. в "Российской газете" было опубликовано Постановление Конституционного Суда Российской Федерации (далее - КС РФ) "По делу о проверке конституционности статьи 116.1 Уголовного кодекса Российской Федерации в связи с жалобой гражданки Л.Ф. Саковой" <1> (далее - Постановление N 1), которое интересно не только тем, что в нем всячески отстаивается необходимость преюдициальных норм, а именно норм с административной преюдицией в Уголовном кодексе Российской Федерации <2> (далее - УК РФ), но и рассуждениями о криминализационных основах, приемлемых и необходимых в процессе созидания нормативного материала. Это Постановление, богатое информацией по нормотворчеству, привлекло мой исследовательский интерес и побудило к рассуждениям на давно не дающую покоя криминалистам тему преюдициальности уголовного закона исключительно с позиций насыщения его нормами о деяниях (я специально подчеркиваю это существительное "деяние", которое в дальнейших рассуждениях сыграет роль ружья, непременно выстреливающего во втором акте пьесы).
--------------------------------
<1> Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 8 апреля 2021 г. N 11-П "По делу о проверке конституционности статьи 116.1 Уголовного кодекса Российской Федерации в связи с жалобой гражданки Л.Ф. Саковой" // Российская газета. 2021. 20 апреля.
<2> Уголовный кодекс Российской Федерации от 13 июня 1996 г. N 63-ФЗ (ред. от 01.07.2021) // СПС "КонсультантПлюс".
Прежде всего необходимо заметить, что в УК РФ представлено несколько вариантов норм с административной преюдицией. Для наглядности покажу систему преюдициальных вариантов российского УК РФ в форме столбца:
- лицо, подвергнутое административному наказанию за аналогичное деяние (ст. 116.1 и др.);
- лицо, подвергнутое административному наказанию за аналогичное деяние в период, когда лицо считается подвергнутым административному наказанию (примечание к ст. 151.1 и др.);
- лицо привлекалось к административной ответственности за совершение административных правонарушений более двух раз в течение 180 дней (примечание к ст. 212.1 и др.);
- лицо привлекалось к административной ответственности за аналогичное деяние два раза в течение одного года (ст. 284.1 и др.).
Приводя законодательную схему преюдициальных норм, я исходил из постулата о том, что знак генерирует реальность. А в законодательной "преюдициальной" схеме реальности слишком много, и, кроме того, она мозаична, что не делает чести нормативной парадигме.
В мозаике преюдициальных потенций нормативного материала не соблюден принцип единого семантического основания употребляемых законодателем слов, а это нарушает единство толковательных позиций. Законодатель позволяет себе отождествлять в преюдициальном смысле административную ответственность и административное наказание. В пределах административного наказания, имеющего преюдициальное значение, по какой-то трансцендентной причине различаются сроки и частота назначения административных наказаний, а также семантические особенности глаголов, призванных в сочетании с причастиями или без такого сочетания определять дискреции правоприменителя. А между тем "в каждом понятии имеется содержание, под которым понимается совокупность отличительных признаков, ядром которых являются существенные признаки" <3>. В свою очередь существенный признак - это такой, "который необходимо принадлежит предмету при всех условиях, без которых данный предмет существовать не может, и который выражает коренную природу предмета и тем самым отличает его от предметов других видов и родов" <4>. В предлагаемой законодателем мозаике преюдициальных знаков существенные признаки размыты, поскольку отсутствует единое начало, тот фундамент, который позволяет отличать используемые понятия друг от друга, а следовательно, наличие подобных дефиниций представляет собой алогичную картину законодательного полотна, что в состоянии привести к различным вариантам законотворчества, включая и гротескные. Например, можно дать определение преступления через общественную опасность деяния и наряду с этим - через множественность девиаций.
--------------------------------
<3> Кондаков Н.И. Логический словарь-справочник. М.: НАУКА, 1975. С. 457.
<4> Там же. С. 578.
В ст. 116.1 УК РФ предложен такой грамматический оборот: "подвергнутым административному наказанию за аналогичное деяние". Определить признак "подвергнутый" можно только в результате тщательного грамматического анализа этого причастия, которое употреблено в форме страдательного залога прошедшего времени. Страдательный залог, как известно, это глагольная категория, которая выражает отношение действия к субъекту и объекту. При этом данная форма залога показывает, что лицо не производит действия, а испытывает его на себе, испытывает с известным постоянством, и именно в постоянстве характеристики "подвергнутый" и заключается толковательная изюминка рассматриваемого термина. Получается, что лицо, подвергнутое чему-либо, так и останется подвергнутым, невзирая на временные промежутки. Это как стигма, нанесенная однажды и продолжающая оставаться в своем первозданном обличье. Другое дело, когда законодатель уточняет временные параметры действия наложенного взыскания. Например, в примечании к ст. 151.1 УК РФ, где четко обозначены временные параметры - в течение времени, когда лицо считается подвергнутым административному наказанию за аналогичное деяние, а таковым лицо считается, согласно ст. 4.6 Кодекса Российской Федерации об административном правонарушении <5> (далее - КоАП РФ), в течение года со дня вступления в законную силу постановления о назначении административного наказания. В этой формуле нет долговременной стигмы. Она исчезает по прошествии года, и субъект уже не считается подвергнутым. Но данное обстоятельство является итогом творчества законодателя, который и определил временные параметры "подверженности".
--------------------------------
<5> Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях от 30 декабря 2001 г. N 195-ФЗ (ред. от 01.07.2021) // СПС "КонсультантПлюс".
В результате такой грамматической оригинальности и семантического разнообразия субъект, подвергнутый без законодательных параметров времени, оказывается гораздо в более худшем положении, чем тот, в отношении которого установлен годичный срок. Более того, вне законодательно установленных временных рамок, в течение которых субъект остается подвергнутым, он становится вневременным, или "вечным", потенциальным носителем бремени административного взыскания, которое может реализоваться в уголовную ответственность при совершении аналогичного деяния. Несмываемая стигма подверженности административному наказанию в данном случае вполне тождественна средневековой демономании, когда лицо, подозреваемое в колдовстве или ведовстве, должны были обязательно судить и приговорить к смерти из-за сношения с дьяволом и участия в шабашах вне зависимости от времени уличения его в этом. В том случае если суд оправдывал такого человека, то судьи, в свою очередь, признавались ослепленными демономанией.
Обращая внимание читателя на различные семантические оттенки административной преюдиции в УК РФ, которые в состоянии ввести в заблуждение правоприменителя, основной акцент в статье мы делаем все же на факте преюдициальности в свете постановлений КС РФ как на конститутивном признаке преступления. В этом аспекте и продолжим наши рассуждения.
Прежде всего обращает на себя внимание толкование признака "подвергнутый" в Постановлении N 1. КС РФ утверждает, что "в ст. 116.1 УК РФ ответственность установлена только для лиц, совершивших деяние в период, когда они считаются подвергнутыми административному наказанию". Данное суждение есть плод исключительно субъективной толковательной позиции, которая лишена объективных оснований. Во-первых, из буквы закона такое толкование не следует. Остается только дух закона, по поводу которого классики философии (Вольтер) и юриспруденции (Бентам, Беккария) высказывались весьма скептически, полагая, что толкование по духу закона исключает его точность <6>. Во-вторых, при систематической оценке преюдициальности УК РФ неизбежен вывод о том, что временной диапазон "подверженности" приемлем только в случаях его предусмотренности в норме права, как это и сделал законодатель в примечании к ст. 151.1 УК РФ. Если законодатель не учел этот семантический вариант в других нормах, то, следовательно, он показал, что буквально термин "подвергнутый" имеет иное значение. Все вполне логично.
--------------------------------
<6> См., например: Beccaria C. Des delits et des peines / Ed. by F. Helie. Paris: Guillaumin, 1856. P. 21 - 22.
КС РФ, будучи полностью солидарным с законодателем в вопросе о необходимости наличия в УК РФ норм с административной преюдицией, приводит доводы в обоснование своей позиции, которые, надо признать, отличаются противоречивостью и непоследовательностью, тем более если оценивать доводы КС РФ в системе его позиций по поводу криминализации деяний.
В цитируемом Постановлении КС РФ справедливо предлагает делать акцент при квалификации побоев по ст. 116.1 УК РФ на субъекте преступления. Не на деянии, а на субъекте, поскольку административная преюдиция не изменяет характеристику деяния, не усиливает или не уменьшает его выраженность новыми признаками, а свидетельствует только об испорченности злоумышленника: "При квалификации побоев по ст. 116.1 УК РФ правоприменительные органы, прежде всего суды, ориентируются в первую очередь на признаки состава преступления, характеризующие его субъекта как лицо, которое на момент совершения этого деяния было подвергнуто административному наказанию". Такой акцент обусловлен, по мнению КС РФ, тем, что особая испорченность личности деятеля делает деяние более опасным, характеризующим криминализационные потенции поведения как преступного деяния: "Повторное совершение аналогичных или однородных административных правонарушений объективно свидетельствует как о недостаточности примененных средств для результативного противодействия возбраняемому поведению, так и о повышенной общественной опасности содеянного, что вкупе с иными факторами может рассматриваться в качестве конституционно значимой причины для криминализации соответствующих действий". В этом предложении КС РФ соединил в рамках одного фактора оценку личностных свойств посягателя, который характеризуется весьма мозаично в пределах от привычного преступника до преступника по страсти в классификации Ферри, указав на неэффективность административного наказания в отношении лица, которому, в силу склада его характера, вряд ли помогут меры принуждения и поводы или основания криминализации, посчитав, что неэффективность мер принуждения, свидетельствующая о криминальных потенциях индивида, является одним из таких поводов. Сравнивая посылки КС РФ по поводу недостаточности для субъекта административного наказания с типологией преступников Энрико Ферри, т.е. предлагая рассматривать такую посылку в плане исключительно личностных свойств субъекта правонарушения, я опирался, кроме прочего, и на тезис Постановления N 1 в такой редакции: "Повторность указывает на устойчивость поведения виновного, склонность к разрешению конфликтов насильственным способом". Таким образом, оказывается, что КС РФ рассматривает личностные свойства и, в частности, склонности как основание криминализации и одновременно как фактор, повышающий общественную опасность деяния (в чистом виде антропологическая теория права). При этом в качестве рефрена КС РФ постоянно повторяет тезис о том, что коль скоро административное наказание не привело к желаемому успеху, следует применять наказание уголовное, в связи с чем и оправдана преюдициальность в УК РФ. В итоге рассуждений на эту тему КС РФ приходит к интересному выводу: "Запрещенность деяния уголовным законом - учитывая значимость ценностей, на которые оно посягает, существенность причиняемого вреда - свидетельствует о невозможности преодоления таких посягательств с помощью иных правовых средств". Получается, что сначала КС РФ сетовал на криминальную заряженность личности, которая требует криминализации, а затем оказалось, что факт криминализации свидетельствует о невозможности использования других средств принуждения. Вряд ли следует комментировать подобные противоречия, которые порождены изначально ущербными посылками. Отметим лишь, что безуспешность административного воздействия свидетельствует не о невозможности достижения эффекта упреком такого рода, а о слабости правоприменителя, который не в состоянии выбрать вариант воздействия на правонарушителя с целью купирования его агрессии.
В ст. 6.1.1 КоАП РФ установлена довольно значительная альтернатива наказаний за побои - достаточно большой штраф в диапазоне от пяти до тридцати тысяч рублей, административный арест до пятнадцати суток, обязательные работы. В УК РФ ст. 116.1 устанавливает практически аналогичные наказания, но в случае привлечения к уголовной ответственности для лица наступают и юридически, но главным образом социально неизгладимые последствия в виде судимости. Зачем созидать преступника? Разве нельзя, пользуясь административно правовой альтернативой, выбрать приемлемый вид наказания и предусмотреть повышенную ответственность в случае повтора, как это сделано, например, в ст. 5.27 КоАП РФ? Но если не помогают достаточно суровые (а если недостаточно, то надо их насытить подобающим страхом) административные наказания, то в таком случае разве есть гарантия, что уголовное воздействие даст нужный эффект, учитывая склонности правонарушителя?
Итак, склонность лица к агрессии, по мнению КС РФ, является поводом для криминализации деяния. Ранее, однако, КС РФ предлагал иную позицию в деле криминализации деяний, не связывая опасность преступления с личностными характеристиками преступника, которые должны учитываться только при назначении наказания.
В Постановлении "По делу о проверке конституционности части первой статьи 293 Уголовного кодекса Российской Федерации в связи с жалобой гражданина Р.В. Величенко" <7> (далее - Постановление N 2) КС РФ определил, что "при криминализации деяний следует учитывать типовую оценку их общественной опасности". И далее КС РФ в этом же Постановлении дополнил критерии криминализации тремя признаками, которые необходимо учитывать в этом процессе, - распространенностью деяния, статусом охраняемой ценности и причиненным вредом: "Законодатель, устанавливая преступность и наказуемость общественно опасных деяний, может в зависимости от существа охраняемых общественных отношений конструировать составы преступлений, учитывая степень их распространенности, значимость ценностей, на которые они посягают, и характер вреда". Ничего о личностных характеристиках в перечне критериев криминализации в этом Постановлении не сказано. И дело, как мне представляется, вовсе не в том, что в Постановлении N 2 КС РФ рассуждал не о преюдициальной норме, а в том, что здесь суд признал в качестве криминализационных критериев те параметры, которые всегда учитывались в криминализационном плане, т.е. типические критерии. Если рассуждать иначе, тогда получится непрезентабельная картина, способная привести к состоянию, которое в светских кругах именуется как пердимонокль. А именно: суд предлагает свои позиции не в зависимости от объективных необходимостей, а в зависимости от нормативной насыщенности, т.е. в зависимости от конструкции правовой нормы - если есть преюдиция, то ее надо оправдать. Если предложенную мной инвективу подозревать в некорректности, тогда единственным средством достижения единообразия является логическая последовательность суждений.
--------------------------------
<7> Постановление КС РФ от 24 мая 2021 г. N 21-П "По делу о проверке конституционности части первой статьи 293 Уголовного кодекса Российской Федерации в связи с жалобой гражданина Р.В. Величенко" // Российская газета. 2021. 8 июня.
В Постановлении N 2 совершенно справедливо, на мой взгляд, в качестве критерия криминализации названа типовая оценка общественной опасности деяния. Типическая оценка деяния означает признание таких черт нуждающегося в криминализации явления, которые характеризуются как существенные. В результате оценки индивидуальное своеобразие типологизируемых явлений снимается и заменяется общим критерием или обобщающим признаком, одинаково характерным для подобного рода явлений. В криминализационном плане это означает, что процесс признания деяния преступным должен включать в себя анализ типических свойств явления, что в совокупности с такими поводами, как распространенность, ценностная значимость и вредоносность, может привести в итоге к созданию правовой нормы. Если учитывать склонность к девиации и в принципе негативные характеристики личности субъекта из Постановления N 1 как типическое свойство деяния, нуждающееся в криминализации, тогда, во-первых, законодателя следует упрекнуть в непрофессионализме, поскольку он упустил такие распространенные деяния, урегулированные КоАП РФ, как, например, занятие проституцией (ст. 6.11 КоАП РФ), нарушение запрета курения табака (ст. 6.24 КоАП РФ), мелкое хулиганство (ст. 20.1 КоАП РФ), появление в общественных местах в состоянии опьянения (ст. 20.21 КоАП РФ) и др. На основе критерия личностной характеристики следует включить в ткань УК РФ и такие нормы в преюдициальном варианте, а в итоге подумать о целесообразности наличия КоАП РФ вообще.
Кроме того, как могут быть характерологические свойства личности свойствами преступления, когда преступление понимается исключительно как деяние (ст. 3, 5, 8, 14 УК РФ и др.)? Разве свойства личности увеличивают общественную опасность деяния? Статья 116.1 УК РФ: как бы человек ни характеризовался в психологическом и даже социальном плане, спрашивал ли он у своего визави, молился ли он на ночь, или сразу приступил к побоям, как часто он совершал побои, - все это не изменяет объективных свойств побоев, не характеризует их как что-то "новенькое". Побои так и останутся побоями (если, разумеется, нет квалифицирующих признаков) вне зависимости от частоты их повторения. Невольно вспоминаются строчки Шекспира из трагедии "Ромео и Джульетта": "Что значит имя? Роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет".
А вот личность посягателя, конечно, подлежит оценке, но только в плане наказания или оказания медицинских услуг. Криминализация тут ни при чем. Если же следовать обоснованиям законодателя и КС РФ, которые оправдывают административную преюдицию в УК РФ, тогда необходимо согласиться с тем, что российский демиург создает кодекс опасного состояния как кодекс практического действия, по поводу которого Г.А. Ван-Гамель писал: "Вместо теоретического уголовного права мы должны создать уголовное право практическое. В этом состоит наша работа, это наша цель. Три понятия страшно мешают нам в этом. А именно "вменяемость", "наказание" и "преступление". Когда мы наконец от них освободимся, тогда все пойдет лучше" <8>. Видный представитель новой социальной защиты Марк Ансель категорически утверждал: "Социальная защита рассматривает, таким образом, преступление как человеческий поступок или, точнее, выражение личности его исполнителя..." <9> Отсюда делался вывод о наличии опасного состояния личности, которое нуждается в купировании в том числе и методами уголовной юстиции: "Проблема состоит в том, чтобы примирить принцип законности с предделиктными мерами" <10>. Стоит вспомнить, что последователи юридического закрепления опасного состояния в УК РФ столь пламенно и настойчиво продвигали свои идеи криминализации опасного состояния, что предложили криминализовать "специальный "рецидив" неосторожных преступлений". Обоснование следующее: "Необходимость таких мер обусловлена тем, что лицо, проигнорировав однажды общепринятые в той или иной сфере жизнедеятельности человека правила поведения и понеся за это наказание, вновь неосмотрительно относится к правилам неосторожности" <11>. Вот, собственно говоря, это и есть онтология обоснования необходимости включения в ткань УК РФ посредством криминализации опасного состояния личности. Воздействие, оказанное на субъекта ранее, не дало позитивных результатов, вследствие чего можно говорить о его испорченности, которая должна быть криминализована и таким образом представлена как учет в законе криминального дрейфа. Но разве от этого повышается степень общественной опасности деяния?
--------------------------------
<8> Цит. по: Станкевич В.Б. Борьба с опасным состоянием как основная задача нового уголовного права // Новые идеи в правоведении. Сборник первый: цели наказания. СПб., 1914. С. 89 - 90.
<9> Ансель М. Новая социальная защита. М.: Прогресс, 1970. С. 82.
<10> Там же. С. 231.
<11> Уголовное право. Общая часть. Преступление. Т. 8. Множественность преступлений. Стадии преступления. Кн. 1 / Под ред. Н.А. Лопашенко. М.: Юрлитинформ, 2016. С. 42.
Система противоправных актов, их неоднократность и т.п. не претендуют на роль определителя ценностного объекта или особой характеристики посягательства. Посягательство и объект остаются прежними. Повторный акт поведения не привносит никаких новшеств в характеристику общественной опасности деяния. Повторяется только поведенческий акт, а степень общественной опасности деяния остается прежней. В этой связи следует считать некорректной позицию законодателя, создающего при помощи административной преюдиции кодекс опасного состояния и заменяющего в преступлении характеристику деяния (поведения) характеристикой деятеля (склонностями). Наш российский законодатель, создавая преюдициальные нормы, предлагает воспринимать антропологический фактор преступности как основополагающий, хотя на сей счет критика (по крайней мере, с XIX в.) давно и непредвзято постановила считать, что антропологический фактор должен учитываться главным образом в процессе назначения наказания, а преступление не может характеризоваться только личностными характеристиками правонарушителя.
Литература
1. Ансель М. Новая социальная защита: Гуманистическое движение в уголовной политике / М. Ансель; Перевод с французского Н.С. Лапшиной; Под редакцией и с вступительной статьей А.А. Пионтковского. Москва: Прогресс, 1970. 311 с.
2. Кондаков Н.И. Логический словарь-справочник / Н.И. Кондаков. Москва, 1975. С. 457.
3. Станкевич В.Б. Борьба с опасным состоянием как основная задача нового уголовного права / В.Б. Станкевич // Новые идеи в правоведении / Под редакцией Л.И. Петражицкого, при ближайшем участии Б.А. Кистяковского, М.М. Ковалевского [и др.]. Сб. 1. Цели наказания / Составитель Н.И. Люблинский. Санкт-Петербург: Образование, 1914. С. 89 - 90.
4. Уголовное право. Общая часть. Преступление. Академический курс. В 10 томах / Под редакцией Н.А. Лопашенко. Т. 8. Множественность преступлений. Стадии преступления. Кн. 1. Множественность преступлений. Москва: Юрлитинформ, 2016. 526 с.
References
1. Beccaria C. Des delits et des peines / C. Beccaria; Ed. by F. Helie. Paris: Guillaumin, 1856. 342 p.
Наша компания оказывает помощь по написанию курсовых и дипломных работ, а также магистерских диссертаций по предмету Уголовное право, предлагаем вам воспользоваться нашими услугами. На все работы дается гарантия.
Звонки бесплатны.
Работаем без выходных
Навигация по сайту:
Контакты:
197839245