Навигация по сайту:

• Главная
• Условия и порядок выполнения работ
• Требования к оформлению работ
• Цены и порядок оплаты
• Способы оплаты
• Образцы работ
• Гарантии
• ЗАКАЗАТЬ РАБОТУ

Контакты:

Свяжитесь с нами:

ICQ: 197839245
e-mail: justicemaker@yandex.ru

Демократические достоинства права в области прав человека: ответ на рейтовские лекции лорда Сампшна. Статьи по предмету Конституционное право России

Вернуться к списку статей по юриспруденции

ДЕМОКРАТИЧЕСКИЕ ДОСТОИНСТВА ПРАВА В ОБЛАСТИ ПРАВ ЧЕЛОВЕКА: ОТВЕТ НА РЕЙТОВСКИЕ ЛЕКЦИИ ЛОРДА САМПШНА <1>, <2>

Р. СПАНО

--------------------------------
<1> Перевод с английского языка ООО "Развитие правовых систем" / Под ред. Ю.Ю. Берестнева.
<2> Ежегодная вступительная лекция по правам человека в институте Бонаверо, произнесенная в "старом" зале "Линкольнс-Инн" (Lincoln's Inn), одной из четырех английских школ подготовки барристеров, 20 февраля 2020 г. (примеч. переводчика).

1. Я хотел бы выразить благодарность Институту по правам человека Бонаверо при Оксфордском университете и его директору, судье Кэтрин О'Реган (Catherine O'Regan), за приглашение выступить сегодня вечером.
2. Прежде всего позвольте мне отметить, что я буду говорить с внешних позиций и не буду комментировать внутренние политические проблемы или события в британской правовой системе. В этом я некомпетентен. Скорее, я начну с того, что остановлюсь на взглядах лорда Сампшна (Lord Sumption) на расширение функций права за счет политики, а затем перейду к его третьей лекции под названием "Права человека и нарушения" (Human Rights and Wrongs) и к его критике Европейского суда. Моя речь выстроена таким образом, поскольку трудно отделить третью лекцию от общего тезиса лорда Сампшна. Иными словами, пять лекций должны быть прочитаны как единое целое. При упоминании его лекций я буду пользоваться формулировками, которые лорд Сампшн приводит в своей опубликованной книге под названием "Судебные процессы над государством - право и закат политики" <3>. В своем выступлении я выскажу свои личные взгляды, которые не следует приписывать Европейскому суду, членом которого я являюсь.
--------------------------------
<3> Jonathan Sumption. Trials of the State - Law and the Decline of Politics, Profile Books, London, 2019.

3. Сегодня я выражу несогласие с рядом положений лекций лорда Сампшна. Вместе с тем я хотел бы отметить, что в целом следует положительно относиться к высказанному им тезису и дебатам, которые он вызвал. Активное обсуждение предполагаемого развития наших обществ и их нормативных основ имеет решающее значение для устойчивой легитимности и развития общества. Лорд Сампшн, выдающийся британский историк и юрист, королевский адвокат и бывший судья Верховного суда Соединенного Королевства, прекрасно знаком с ситуацией, чтобы принимать участие в подобных дебатах. Мне очень приятно сегодня вечером выступать одновременно с ним и с директором Хелен Маунтфилд (Helen Mountfield), королевским адвокатом, в "старом" зале "Линкольнс-Инн".
4. Мое выступление будет состоять из двух частей, в которых я изложу два основных довода, а именно следующие.
5. Во-первых, лорд Сампшн как будто недооценивает значение права в области прав человека в легитимизации политических результатов в демократии. В начале своей третьей лекции он красноречиво утверждает, я цитирую: "В области прав человека встречаются право и политика", - но считает, что такая "встреча" может быть "неприязненной". Это верное, но, на мой взгляд, неполное утверждение. Право является неотъемлемым элементом обоснованной характеристики какого-либо политического действия как демократического. В государстве, регулируемом принципом верховенства права, законное осуществление политической власти всегда должно регулироваться законом. Таким образом, в подлинной демократии право и политика неразрывно связаны. Крайне важно осознать эти предпосылки моего сегодняшнего выступления. По моему мнению, они формируют краеугольный камень системы Конвенции и функционирования Европейского суда по правам человека.
6. Мой второй довод состоит в следующем: описание лордом Сампшном природы судебного процесса по делам о правах человека в некоторой степени ошибочно. В частности, когда речь идет о Европейском суде, в его тезисе, как я поясню далее, отсутствует всестороннее и детальное понимание исторического развития Суда и конвенционной системы. Как будет показано далее, при анализе прецедентной практики Европейского суда оценка его истории имеет решающее значение.
7. Начнем с общего тезиса лорда Сампшна в поддержку усиления роли политики и ослабления роли права. Насколько я понимаю, его тезис строится вокруг неодобрения им узаконивания или, иными словами, увеличения роли судебных органов в разрешении споров в обществе. В своей первой лекции под названием "Расширяющаяся империя права" (Law's Expanding Empire) он утверждает, я цитирую: "...[нормы] права и дискреционные полномочия, которыми право наделяет судей, ограничивают возможности для самостоятельного принятия решений частными лицами", конец цитаты <4>.
--------------------------------
<4> Ibid. P. 11.

8. В своей второй лекции "Во славу политики" (In Praise of Politics) лорд Сампшн утверждает, что, хотя правило большинства является основным принципом демократии, мажоритарная система принятия решений достаточна только для санкционирования действий государства, но недостаточна для того, чтобы сделать их легитимными, поскольку правило большинства - всего лишь правило принятия решения. Это одна из причин, продолжает он, по которой во всех демократиях появились методы ограничения или ослабления власти большинства. Затем он рассматривает две демократии, представляющие политику и право <1>.
--------------------------------
<1> Ibid. P. 24 - 25.

9. Лорд Сампшн утверждает, что у судов выработалось общее подозрение в отношении политического процесса и политической аргументации как элемента принятия публичных решений. Они разработали более широкую концепцию верховенства права, которая значительно расширяет их конституционную роль <2>. Затем он переходит к сути своей аргументации. Он утверждает, что судебное разрешение вопросов политики подрывает единственное самое большое преимущество политического процесса, которое заключается в удовлетворении противоречивых интересов и мнений граждан. Он заканчивает свою вторую лекцию с характерным красноречием, отмечая следующее, я цитирую: "Судебные разбирательства лишь в редких случаях могут сгладить разногласия. Это ситуация, в которой может быть только один победитель, который забирает награду, а проигравшие платят. Судебное разбирательство - это не консультационный и не коллективный процесс. Это обращение к закону. Закон рационален. Закон последователен. Закон аналитически стабилен и точен. Но в общественно-политических делах эти качества не всегда являются достоинством. Неясность, непоследовательность и полная глупость засоряют ум, поэтому юристам они не нравятся. Однако зачастую они неотделимы от компромиссов, на которые мы должны пойти, будучи обществом, если мы хотим жить в мире" <3>.
--------------------------------
<2> Ibid. P. 34 - 35.
<3> Ibid. P. 41 - 42.

10. Прежде всего я хотел бы отметить, что со многими составляющими общего тезиса лорда Сампшна я согласен. В частности, он проводит уместное различие между авторитетом правила большинства, с одной стороны, и легитимностью мажоритарной системы принятия решений в демократии, с другой. Очевидно, как он верно замечает, что авторитет правила большинства необязательно означает демократическую легитимность. Однако его взгляды на природу и роль судебного процесса в условиях демократии требуют взвешенного ответа.
11. Во-первых, суды оказывают важное содействие установлению прав и восстановлению в правах способами, согласующимися с конституционным идеалом правового и политического равенства. Судебные решения и политические дебаты не исключают друг друга. Они представляют собой взаимодополняющие элементы комплексной демократической структуры, призванной обеспечить равное отношение и уважение ко всем людям. Как красноречиво заявила леди Хейл (Lady Hale) в решении Палаты лордов от 2004 года по делу "Хайдан против Годин-Мендозы", "[демократия] ценит всех одинаково, даже если большинство не делает этого" <4>. Это утверждение полностью согласуется с Конвенцией и прецедентной практикой Европейского суда. Действительно, как недавно пояснил во внесудебном порядке мой коллега, теперь судья, избранный от Соединенного Королевства, Тим Эйке, такой комплексный подход к понятию демократии имеет историческое происхождение <5>. Почти 40 лет назад прежний Европейский суд в составе Пленума в известном Постановлении по делу "Янг, Джеймс и Уэбстер против Соединенного Королевства" отметил, я цитирую: "Хотя интересы частных лиц должны в отдельных случаях подчиняться интересам группы, демократия не просто означает, что взгляды большинства должны всегда преобладать, должен быть достигнут баланс, который гарантирует справедливое и надлежащее обращение с меньшинствами и позволяет избежать злоупотребления доминирующим положением" <6>.
--------------------------------
<4> Решение Палаты лордов Парламента Соединенного Королевства по делу "Хайдан против Годин-Мендозы" (Ghaidan v. Godin-Mendoza) // UKHL, 2004. Vol. 30, § 132.
<5> Тим Эйке. Демократия как европейская (конвенционная) ценность (Democracy as a European (Convention) Value), 33-я ежегодная лекция памяти Джеймса Вуда, Университет Глазго, 24 октября 2019 г.
<6> Постановление Европейского суда по делу "Янг, Джеймс и Уэбстер против Соединенного Королевства" (Young, James and Webster v. United Kingdom) от 13 августа 1981 г., жалобы N 7601/76, 7806/77, § 63.

12. Из этого следует, что, хотя лорд Сампшн прав в том, что компромисс зачастую необходим для обеспечения мира в демократическом обществе, политические действия по достижению таких общих решений, которые не предусматривают значимого участия групп, находящихся в неблагоприятном положении, или меньшинств, являются проклятием для подлинной демократии. Не поддающееся контролю правило большинства, которое не учитывает интересы меньшинства, рискует опуститься до авторитаризма. Одним словом, выборы не создают всемогущества. Дамы и господа, по моему мнению, в этом состоит основное демократическое достоинство права в области прав человека.
13. Во-вторых, лорд Сампшн, насколько я понимаю, выступает за систему демократического мажоритаризма, но такую, которая будет пытаться ограничить риск подавления со стороны сильной представительной политики. Он предостерегает от закрепления ряда основных прав таким образом, который юридически ограничивает политическое большинство, при том что такие права по существу толкуются и применяются судами.
14. Но я задаюсь вопросом, не опровергает ли прошлый и новый исторический опыт эту веру в достоинства представительной политики? Ответ кажется очевидным. Общество разумных людей, сообщество цивилизованных народов умеет учиться на своих прошлых ошибках, с готовностью различать слабые стороны человеческого положения. Общество, вероятно, быстро почувствовало, что "неясность, непоследовательность и полная глупость" политического процесса, говоря словами лорда Сампшна, которые он снисходительно использует для характеристики его достоинств, могут повлечь за собой серьезные опасности. Европейские общества создали структуру конституционной демократии, в которой некоторым основным правам и ценностям был придан нормативный статус, ограничивающий правило большинства. Таким образом, они пытались сделать сам политический процесс более рациональным, менее склонным к тому, чтобы руководствоваться внутренним чутьем, страхом, гневом и ненавистью, всеми примитивными человеческими факторами, которые оживили популистские и в конечном счете саморазрушительные тенденции.
15. Свою следующую мысль в связи с общим тезисом лорда Сампшна об усилении роли политики и ослаблении роли права я хотел бы начать с вопроса, который позволю себе задать вам в довольно резкой форме: действительно ли в европейской истории наступил тот период, когда можно делать ставку на усиление роли политики и ослабление роли права? Доверить нашу судьбу добросовестности политического процесса и выступать в поддержку ограничения надзорных полномочий независимых и беспристрастных судей? Не стоит забывать, что истина - краеугольный камень демократии. Фундаментальная предпосылка демократической политики состоит в том, что общественные решения и общественные компромиссы принимаются на основе некоторого минимального набора общих ценностей и существования объективных истин. Применима ли данная предпосылка к современным политическим процессам в наших краях? Боюсь, что нет. Национализм, фанатическая приверженность к своей группировке, дислокация, страхи перед социальными изменениями и недоверие к посторонним вновь возрастают, поскольку люди, ограниченные своей идеологической разобщенностью и информационными пузырями, теряют чувство общей реальности и способность общаться вне рамок социальных и сектантских направлений <1>. По моему мнению, есть основания утверждать, что сейчас не время для усиления роли политики и ослабления роли права в том смысле, в котором данный тезис поддерживал лорд Сампшн.
--------------------------------
<1> Michiko Kakutani. The Death of Truth, Notes on Falsehood in the Age of Trump, 2018, 12.

16. Я хотел бы высказаться абсолютно ясно по этому вопросу, чтобы мои замечания не были неверно истолкованы или неправильно поняты. Я говорю не об ослаблении роли политики, а о том, чтобы право продолжало сохранять свой истинный и всеобъемлющий демократический характер. Я также не имею в виду, что чисто политические вопросы и вопросы высшей политики должны решаться в судах. Отнюдь нет. Однако я утверждаю, что в наш век наличие независимых и беспристрастных судей имеет основополагающее значение для устойчивой легитимности политического процесса и разделения властей. Речь совсем не о "судьях, которые занимаются политикой", как утверждают некоторые. Конечно, судьи не должны переделывать общество. Их роль скромнее: они помогают обществу не упустить из виду наши принципы консенсуса. Суды в первую очередь озабочены "процессом, а не сущностью, тем, каким образом что-то происходит, а не тем, что именно происходит". Иными словами, судьи "смазывают машину демократии, а не указывают ей, что производить" <2>.
--------------------------------
<2> Gearty Conor // https7/blogs.lse.ac.uk/brexit/2019/09/25/the-supreme-court-judges-are-oUing-the-democraticmachine-not-teUing-it-what-to-produce/.

17. Итак, в заключение первой части моего выступления я хотел бы подчеркнуть, дамы и господа, что нужно быть готовыми осознать, что зачастую бескомпромиссная позиция политических деятелей является идолом нашей современной культуры столкновения взглядов. Однако при всем уважении общий тезис лорда Сампшна об усилении роли политики и ослаблении роли права представляется мне слишком идеализированным видением политики, видением, далеким от реалий повседневных трудностей, которые, если они порождают споры, требуют разрешения независимыми и беспристрастными судами с применением принципиальных методов.
18. Последнее подводит меня ко второй части, в которой я более подробно остановлюсь на основном доводе лорда Сампшна об ограничениях судебного процесса в качестве замены политического компромисса. В частности, я остановлюсь на его критике Европейской конвенции по правам человека и Европейского суда, что стало темой его третьей рейтовской лекции под названием "Права человека и нарушения".
19. Позвольте мне начать вторую часть моего выступления со следующих вопросов: как может политика облегчить мучения родителей, которые ищут надежду, когда им говорят, что их больному ребенку грозит неминуемая смерть? или разрешить обусловленное конкретным фактом противоречие между правами журналистов на свободу слова и правами публичных лиц на неприкосновенность частной жизни, когда последние заявляют о диффамации? либо установить деликатный баланс интересов, когда обвиняемый по уголовному делу сталкивается с обвинениями в связи с соображениями национальной безопасности и при этом ему приходится защищаться, не имея доступа к доказательствам?
20. Позвольте пояснить, что все эти споры, возникающие из-за сложностей жизненных обстоятельств, не решаются судьей с чистого листа. Конечно, нет. Политика должна установить рамки посредством письменных законов или иных позитивных норм. Да, такие рамки зачастую представляют собой систему ценностей, основанную на компромиссе, который был объявлен законом. И в демократическом обществе, регулируемом принципами верховенства права и разделения властей, такая нормативная правовая база устанавливает границы для судьи, иногда строгие, зачастую открытые для толкования и применения разумного усмотрения с целью придать жизнь законодательной воле. Однако в демократическом обществе роль политики на этом заканчивается: политика сделала свое дело, она не способна решать жизненные противоречия. Политики не избираются арбитрами по разрешению споров, которые применяют механизмы права на основе доказательств, а также формализованных и беспристрастных процедур. В демократическом обществе встреча права и политики необязательно является неприязненной, как утверждает лорд Сампшн. Напротив, такая встреча неизбежна и необходима для демократического общества, которое стремится к тому, чтобы руководствоваться принципом верховенства права, функционировать надлежащим образом и не погрязнуть в хаосе.
21. Я говорю об этом сейчас, поскольку это имеет особое значение при анализе критики, направленной лордом Сампшном против конвенционной системы и Европейского суда. Суть его довода заключается в следующем: Европейский суд принял метод толкования, в частности, доктрину Конвенции как "живого инструмента", который не учитывает естественные пределы текста Конвенции. Фактически, по его мнению, Европейский суд "придумывает права". Он вмешивается в политические процессы государств - участников Конвенции таким образом, который подрывает демократию. Он виновен в "уходе от основного направления". Он толкует Конвенцию таким образом, который предусматривает лишь "весьма ограниченный учет различий между моральными ценностями [государств - участников Конвенции], их политическими культурами или их институциональными традициями" <1>.
--------------------------------
<1> Ibid. P. 56 - 60.

22. В самом деле, это малоприятные высказывания. Позвольте мне начать с предостережения: для того чтобы эти дебаты были результативными и разумными и не являлись простой гиперболизацией, они не могут быть выражены в черно-белых тонах, в качестве дилеммы "или - или". Конечно, Европейский суд, как и любой другой суд, временами приходил к таким выводам, которые можно обоснованно критиковать. Некоторые считают, что Европейский суд вторгается в сферу национальной политики. Но нужно проявлять осторожность, чтобы не сгущать краски. При всем уважении лорд Сампшн своим утверждением делает именно это. По моему мнению, необходимы более глубокий анализ, тонкое понимание истории и учет некоторых нюансов.
23. Для начала обратимся к истории, поскольку при критической оценке Европейского суда она имеет решающее значение. Действительно, такому именитому историку, как лорд Сампшн, известен знаменитый афоризм судьи Оливера Уэнделла Холмса (Oliver Wendell Holmes): "Страница истории стоит целого тома логики". Иными словами, при анализе методологических подходов, применяемых национальными и особенно международными судами на уровне теории и принципа, важно помнить о путях их исторического развития. Как указывает лорд Сампшн, "право не существуют в вакууме" <2>. То же самое a fortiori относится и к судам, в частности, к международному суду по правам человека, каковым является Европейский суд.
--------------------------------
<2> Ibid. P. 49.

24. В процессе толкования и применения Конвенции Европейский суд прошел через четыре этапа развития с момента его создания в 1959 году. Первый, так называемый дипломатический, этап приходился на период с 1959 года до начала 1970-х годов, когда Суд, состоящий в основном из государственных деятелей и профессоров с дипломатическим опытом, возможно, играл второстепенную роль, и те немногочисленные государства - члены Совета Европы, которые приняли его юрисдикцию, не рассматривали его как силу, с которой приходилось считаться.
25. Затем на втором этапе, с начала 1970-х годов до падения Берлинской стены в 1989 году, все изменилось. Этот этап некоторые комментаторы называют судебным <3>. Именно тогда Европейский суд сформулировал свои основные общие принципы, в частности, доктрину Конвенции как "живого инструмента", принцип автономного толкования и пределы усмотрения, которые по-прежнему применяются сегодня. Почему это произошло? Вероятно, по многим причинам. Следует помнить, что в данный период Суд функционировал в европейской среде, восприимчивой к усилению интеграции и сотрудничества между государствами. Международные организации рассматривались как катализаторы роста благосостояния, а права человека стали настоящей и независимой юридической дисциплиной. Затем, после падения Берлинской стены в 1989 году, начался третий этап в истории Европейского суда. Посткоммунистический этап охарактеризовался значительным расширением Конвенции на Восток вплоть до начала нового столетия, кардинальными изменениями в структуре Суда в соответствии с Протоколом N 11 к Конвенции, отменой Комиссии и созданием постоянного действующего Европейского суда в 1998 году. После этого он был завален делами, и был составлен Протокол N 14 к Конвенции. В то же время европейская среда, с одной стороны, стала менее восприимчива к международному вмешательству во внутренние дела. С другой стороны, в некоторых внутригосударственных системах, например в Соединенном Королевстве, логика и принципы Конвенции были в полном объеме внедрены во внутригосударственное законодательство и правоприменительную практику. Таким образом, начало текущего четвертого этапа в истории Суда примерно совпало с началом Интерлакенского процесса реформирования Суда 10 лет назад. В отношении этого этапа я ввел часто используемый в настоящее время термин "эпоха субсидиарности" в статье, опубликованной в 2014 году <4>.
--------------------------------
<3> Bates Ed. Evolution of the European Convention on Human Rights, Oxford University Press, 2010, 24.
<4> Spano Robert. Universality or Diversity of Human Rights? Strasbourg in the Age of Subsidiarity', HRLR14 (3). 2014. P. 487 - 502. См. также: Spano Robert. The Future of the European Court of Human Rights - Subsidarity, Process-Based Review and the Rule of Law, HRLR18 (3). P. 473 - 494.

26. В последнее десятилетие или около того Суд в значительной степени скорректировал методологические параметры своей прецедентной практики в направлении более демократического и стимулирующего механизма пересмотра. Если власти государств - участников Конвенции добросовестно сопоставили конкурирующие интересы, иными словами, если они сами надлежащим образом оценили необходимость вмешательства в права, которые могут подлежать ограничениям, Суд все чаще применяет правило, согласно которому ему требуются веские основания для замены решения, принятого властями государств - участников Конвенции, своим мнением.
27. В прецедентной практике Европейского суда есть много примеров применения подхода на основе субсидиарности, но лорд Сампшн не упомянул ни один из них. Позвольте мне остановиться лишь на Постановлении по делу "Ндиди против Соединенного Королевства" от 2017 года <1>. Указанное дело затрагивало права иммигрантов, область права, которая часто является предметом критики в адрес Европейского суда в Соединенном Королевстве. Гражданин Нигерии жаловался на то, что его депортация из Соединенного Королевства будет представлять собой несоразмерное вмешательство в его право на уважение его семейной и личной жизни в соответствии со статьей 8 Конвенции (через некоторое время я вернусь к этому положению). Европейский суд не установил нарушения требований Конвенции. Он постановил, что пределы усмотрения следовало в целом понимать как означающие, что, если суды государства-ответчика тщательно изучили факты, применяя соответствующие стандарты в области прав человека согласно Конвенции и прецедентной практике Европейского суда, и надлежащим образом сбалансировали личные интересы заявителя с более общими публичными интересами, то Европейский суд не должен заменять оценку по существу, проведенную компетентными органами власти государства-ответчика, своей оценкой. Единственным исключением из данного правила служит наличие веских причин для этого.
--------------------------------
<1> Постановление Европейского суда по делу "Ндиди против Соединенного Королевства" (Ndidi v. United Kingdom) от 14 сентября 2017 г., жалоба N 41215/14.

28. Следует отметить, что в своем опубликованном томе рейтовских лекций лорд Сампшн добавляет абзац, который отсутствовал в его первоначальном публичном выступлении, где говорится, я цитирую, что за "последние десять лет Европейский суд, несомненно, стал несколько более чувствителен к политическим последствиям своих решений и менее агрессивным в расширении конвенционных прав". Однако мне кажется, что его общая критика и основные доводы, направленные против Европейского суда, к сожалению, не учитывают должным образом данное историческое развитие.
29. Существенная критика лорда Сампшна направлена на прецедентную практику Суда, главным образом, на статью 8 Конвенции, на право на неприкосновенность частной жизни и на доктрину Конвенции как "живого инструмента". Он объясняет это, я цитирую, как "процесс экстраполяции или аналогии, предназначенный для того, чтобы отразить собственные взгляды [Суда] на то, какие дополнительные права должна иметь современная демократия". Иными словами, Европейский суд прибегает к доктрине "живого инструмента", чтобы "установить права, которых нет [в Конвенции]". Он признает, что "некоторое расширение текста неизбежно при применении абстрактного принципа к конкретным делам. Кроме того, некоторые понятия в Конвенции... со временем явно меняются с изменениями наших коллективных ценностей". Однако, заключает он, "Европейский суд пошел гораздо дальше". В подтверждение своего вывода в четвертой лекции под названием "Уроки из Америки" (Lessons from America) он сравнивает прецедентную практику Европейского суда по статье 8 Конвенции с доктриной надлежащей правовой процедуры Верховного суда США <2>.
--------------------------------
<2> Ibid. P. 56 - 57 и 84.

30. Дамы и господа, указанные доводы вызывают возражения по нескольким основаниям.
31. Во-первых, позвольте мне сразу же покончить с неуместным сравнением, которое лорд Сампшн проводит между моделями США и Европы, в частности, ссылаясь на использование доктрины надлежащей правовой процедуры в американском конституционном праве. В тексте Конституции США, повторяю, не содержится право на личную жизнь, в отличие от Европейской конвенции по правам человека, где оно четко закреплено. Это основное принципиальное различие, которое нелегко уловить из лекций лорда Сампшна. Европейские государства, подписавшие и ратифицировавшие Конвенцию, в том числе Соединенное Королевство, сделали это с полным пониманием того, что они инкорпорируют субъективное право на личную жизнь в свои внутригосударственные правовые системы, и, как им также было прекрасно известно, Европейский суд будет толковать и применять это право.
32. Во-вторых, лорд Сампшн утверждает, что право на личную жизнь в соответствии со статьей 8 Конвенции было "предусмотрено в качестве защиты от надзора государства в тоталитарных режимах". Конечно, это так, но на каком основании он утверждает, что цель этого положения ограничивалась только надзором? Подобный вывод, безусловно, нельзя вывести из текста статьи 8 Конвенции, в которой нет ссылок на надзорные мероприятия. Фактически, делая такое заявление, лорд Сампшн сам дает нормативное толкование понятию "личная жизнь" в рамках статьи 8 Конвенции, участвуя в своего рода экстраполяции текста, чем должны заниматься судьи Европейского суда. Но тогда на каком основании можно утверждать, что способ толкования Европейским судом права на личную жизнь является ошибочным с точки зрения права или действительно расширительным. Расширительным в каком смысле? Текст содержит только понятие "личная жизнь", текстуальные ограничения объема права в формулировке самого положения отсутствуют. Этот текст был составлен авторами проекта и впоследствии принят и ратифицирован 47 государствами - членами Совета Европы, включая Соединенное Королевство, которое, в дополнение к этому, ввело Конвенцию в состав своего права посредством Закона "О правах человека" от 1998 года. Иными словами, с учетом широких формулировок гарантий, закрепленных в Конвенции, довольно сложно в полной мере понять, что имеется в виду под утверждением, также недавно высказанным другими лицами, о том, что Европейский суд в отдельных постановлениях, я цитирую, "вопиющим образом [отошел] от терминологии [Конвенции]" <1>.
--------------------------------
<1> Ekins Richard. Protecting the Constitution - How and why Parliament should limit judicial power. Pohcy Exchange, 2019, 8.

33. Действительно, те, кто, как лорд Сампшн, утверждают, что Европейский суд слишком широко толкует статью 8 Конвенции, приняли свою точку зрения на то, как следует толковать это понятие. Очевидно, что их точка зрения должна быть нормативно обоснована посредством правовых доводов, которые, когда речь идет о статье 8 Конвенции, естественно, не могут сводиться просто к тексту положения. Просто утверждать, что Европейский суд зашел слишком далеко, отклонился от текста, придумал права - это, при всем уважении, бесполезная риторика, если она не может быть обоснованно подтверждена нормативной базой интерпретационного анализа, основанного на тексте, структуре и истории Конвенции. Хотя лекции лорда Сампшна, разумеется, не должны были представлять собой исчерпывающий трактат по указанным вопросам, в его лекциях невозможно выделить убедительные аналитические составляющие, обосновывающие его критику. Однако я со всем уважением заявляю, что тщательный, всесторонний и исторический анализ прецедентной практики Европейского суда позволит легко обнаружить такие доводы. С ними можно соглашаться или не соглашаться, но они есть. В итоге появляется чувство, что в сущности некоторые результаты толкования Европейским судом статьи 8 Конвенции не нравятся лорду Сампшну, но это само по себе не может разумно обосновать критику в адрес Суда.
34. Здесь присутствует важный элемент принципа толкования, который некоторые, например лорд Сампшн, возможно, не могут в полной мере осознать, когда речь идет о толковании и применении Судом положений Конвенции, содержащих оговорки. Это статьи 8 - 11 Конвенции. Данные положения требуют убедительного доказывания государством - участником Конвенции того, что вмешательство в право было необходимо в демократическом обществе. Лорд Сампшн верно отмечает, что "Европейский суд склонен придавать широкий объем правам, гарантированным Конвенцией", и что он делает это "именно для того, чтобы все больше и больше законодательных и правительственных мер были обоснованы в суде" <2>. Однако, по-видимому, он считает это отрицательным побочным эффектом конвенционной системы.
--------------------------------
<2> Ibid. P. 62.

35. В данном случае стоит упомянуть два важных момента. Во-первых, в прецедентной практике Европейского суда действительно не было узкого толкования прав, абстрактно сформулированных в первых параграфах статей 8 - 11 Конвенции. Но это необязательно означает, что правильно утверждать, что объем защиты Конвенции, повторяю, объем защиты во всех случаях можно характеризовать как "расширительный". Анализ того, попадает ли жалоба прежде всего в сферу применения конвенционного права, безусловно, является важным методологическим этапом анализа, это очевидно. Вместе с тем при оценке того, представляют ли собой выводы Европейского суда в целом слишком "расширительный" взгляд на сферу действия Конвенции и на ее влияние на уровне государств-участников, значение имеет окончательный результат оценки. Важен конечный результат, а не исходный пункт, когда анализируется вопрос о наличии вмешательства. Например, по таким вопросам, как сексуальная ориентация и идентичность, защитный механизм, предусмотренный статьей 8 Конвенции, действительно прочный, но по другим он весьма ограничен, например, в делах, касающихся прав иностранцев и других вопросов миграции. Безусловно, даже по этим последним вопросам государства - участники Конвенции должны обосновывать свои меры, но Суд, как правило, предоставляет им широкие пределы усмотрения. В качестве наглядного примера я вновь приведу Постановление Европейского суда по делу "Ндиди против Соединенного Королевства".
36. Это подводит меня ко второму тезису. Как я отметил ранее, лорд Сампшн, похоже, считает отрицательным побочным эффектом конвенционной системы тот факт, что все больше и больше законодательных и правительственных мер должны быть обоснованы в суде вследствие широкого объема прав. При всем уважении я с этим не согласен. В конституционной демократии, которая соответствует своему названию, требование о том, чтобы в рамках политических и исполнительных процессов были представлены разумные и аргументированные обоснования для вмешательства в жизнь людей, само по себе является демократическим. Как я уже говорил, при возникновении индивидуальных споров демократическое общество для их урегулирования прибегает к независимым и беспристрастным судам, которые должны учитывать обоснования, представленные органами законодательной и исполнительной власти. Как я пояснил в самом начале, суды, в том числе Европейский суд по правам человека, фактически продвигают и стимулируют демократический процесс, иными словами, они пытаются создавать благоприятные условия для взаимовыгодных отношений между политикой и правом, демонстрируя на практике демократические достоинства права в области прав человека.
37. Дамы и господа, согласны вы с этим или нет, но надеюсь, что мне удалось в ходе моего сегодняшнего выступления донести до вас основную мысль о том, что политика в силу своей природы не обеспечивает индивидуальную справедливость. Политика не предусматривает здравого и основанного на твердых принципах процесса принятия решений, который бы обеспечивал тонкий баланс зачастую несоизмеримых и противоречивых ценностей, неизбежно возникающих под влиянием отдельных жизненных событий. Да, политика создает общеприменимые нормы, объявленные законами. Политика способна обеспечить демократически легитимную основу и площадку для согласования конкурирующих ценностей, принятых в политической системе. Вместе с тем в демократическом обществе независимые и беспристрастные судьи уполномочены объективно толковать права и ценности, когда необходимость этого обусловлена конкретными противоречиями между государством и его народами или даже между частными лицами, возникающими в результате превратностей или даже трагедий повседневной жизни. Повторю, что сейчас не то время нашего совместного существования, чтобы ставить под сомнение важность и полезность права и полагаться исключительно на политику в достижении социальной справедливости, защите прав человека и в обеспечении устойчивого мира и безопасности.
38. В настоящее время данная тема достойна обдуманного обсуждения. Тезис лорда Сампшна - это, в конечном счете, ода ушедшей эпохе, периоду человеческой истории, который, к счастью, прошел и который мы не должны воскрешать. Как убедительно утверждал профессор Сэмюэл Мойн в своей книге "Последняя утопия: права человека в истории", в прежние времена цель субъективных прав заключалась не в том, чтобы ограничивать деятельность государства путем предоставления суда для их защиты. Вместо этого основным средством защиты от аннулирования прав оставались демократические действия, вплоть до очередной революции <1>. Дамы и господа, на мой взгляд, нам не следует вновь рассматривать возможность обращения к такой крайней мере.
--------------------------------
<1> Moyn Samuel. The Last Utopia - Human Eights in History, Harvard University Press (2010), 27. Отмечу, что Мойн называет эти права "революционными правами".

39. Однако, справедливости ради, лекции лорда Сампшна не следует толковать как предложение лишить суды их полномочий по судебному надзору или полномочий устанавливать, имело ли место нарушение прав человека. Тем не менее в сущности проблема его тезиса об усилении роли политики и ослаблении роли права как раз и состоит в этой естественной и поистине фундаментальной оговорке. Поскольку, как только эта оговорка сделана, все сводится к тому, чтобы разграничить право и политику. И тогда мы должны по-прежнему полагаться на сотрудничество между политиками, обществом и независимыми судами и укреплять его. Это требует признания сильных и слабых сторон разделения властей, принятия человеческой реальности, которая состоит в том, что судьи иногда могут ошибаться, что, хотя можно обоснованно не соглашаться с отдельными постановлениями, фундаментальные ценности системы конституционной демократии и верховенства права действительно стоят редких неприязненных встреч между правом и политикой.
40. В заключение, при всем уважении, я утверждаю, что это главная идея, которая вдохновила создание конвенционной системы и с тех пор определяла прецедентную практику Европейского суда. Его прецедентная практика не ослабляет политический процесс, а фактически стремится расширить его возможности. Она с готовностью признает, что политика не может развиваться без права, поскольку право является неотъемлемой частью политической структуры демократического общества. Если империя права расширяется, как утверждает лорд Сампшн, то это происходит не в ущерб политике. Напротив, право, в частности право в области прав человека, морально поддерживает и укрепляет политический процесс в условиях подлинной демократии, руководимой принципом верховенства права. Вместе право и политика должны стремиться работать рука об руку в целях создания стабильного и гуманного общества, которое уважает права и человеческое достоинство. Будучи правильно понятыми, они играют каждый свою роль, и их функционирование усиливает друг друга. Одним словом, одно не может выжить без другого!

Наша компания оказывает помощь по написанию курсовых и дипломных работ, а также магистерских диссертаций по предмету Конституционное право России, предлагаем вам воспользоваться нашими услугами. На все работы дается гарантия.