ЮРИСПРУДЕНЦИЯ: МАГИСТЕРСКИЕ, ДИПЛОМНЫЕ, КУРСОВЫЕ
Консультационные услуги студентам
Консультационные услуги студентам
Наша компания оказывает помощь по написанию статей по предмету Административное право. Используем только актуальное законодательство, проекты федеральных законов, новейшую научную литературу и судебную практику. Предлагаем вам воспользоваться нашими услугами. На все выполняемые работы даются гарантии
Вернуться к списку статей по юриспруденции
ЦЕННОСТЬ ПРАВА И ЦЕННОСТИ ПРАВА
С.А. БЕЛОВ
Введение
Общепринято, что сегодня право входит в заведенный порядок социальной жизни как его естественная и неотъемлемая часть. Сложно представить себе устройство современного общества без правовых норм, подкрепленных силой властного принуждения, и как будто нет больше нужды в той постоянной, ежедневной борьбе за право, о которой полтора столетия назад образно и афористично писал Рудольф Иеринг <1>.
--------------------------------
<1> Иеринг Р. Борьба за право / пер. С.И. Ершова с 13-го немецкого изд. 2-е изд. М.: Издание М.Н. Прокоповича, 1907. 96 с.
Между тем современные угрозы существованию права не следует преуменьшать. Как и прежде, на протяжении многих столетий человеческой истории, право часто приносится в жертву политической и экономической целесообразности, когда воплощение в жизнь разных идеалов и устремлений, борьба с врагом, действительным или воображаемым, защита того, что кажется истиной и моральным императивом, ведут к попранию права ради кажущихся более значимыми целей и задач. Иногда это происходит открыто, иногда бывает, что антиправовые по своей природе устремления преподносятся как подлежащие защите правом.
Однако еще хуже дело обстоит в том случае, когда за право выдается любое нормативное регулирование. Само по себе наличие нормативных актов, устанавливающих какие-то (в том числе совершенно произвольные) правила, их применение, даже нерациональное и непоследовательное, может преподноситься как функционирование права. Осознание того, что в данном случае право подменено чем-то похожим на него только внешне, уже не очевидно и требует глубокого понимания того, что представляет собой право на самом деле. Но именно в этом вопросе юридическая наука оказывается крайне слаба, будучи фрагментированной на разные типы и виды правопонимания, различные подходы к сущности права и объяснению его природы и отличительных свойств. У каждого из этих подходов свое объяснение того, что можно называть правом, в результате мы оказываемся без практического ориентира в отношении действительного присутствия права в социальной жизни. Рассуждения о сущности права неизбежно затрагивают проблему расхождения того, что право представляет из себя фактически и чем оно должно быть, однако любые подходы, кроме грубого нормативизма, отождествляющего право с любым нормативным регулированием, не могут избежать обвинений в оторванности от реальности. В чем может быть выход?
С учетом описанных сложностей (а в конечном счете, возможно, и для формирования комплексного обобщающего правопонимания) кажется продуктивным не онтологический, а ценностный, аксиологический подход к описанию права и его роли в обществе. Вместо поиска ответа на вопрос о сущности права стоит начать с вопроса о том, за что ценится право, что заставляет считать его одним из важнейших социальных институтов, созданных человеческой культурой, в чем его достоинства и преимущества по сравнению с другими социальными институтами, в том числе другими формами регулирования человеческого поведения.
Для ответа на эти вопросы нужно предварительно ответить на вопрос о терминах, который отражен в заглавии статьи. В современный научный обиход введены три термина: ценность права, ценности права и правовые ценности <2>. К сожалению, ясного и последовательного использования этих терминов не сформировалось, и едва ли есть нужда подробно вдаваться в различия, которые обнаруживаются в их употреблении разными авторами. Важнее понять, обозначаются ли этими терминами разные понятия, и если да, то чем они различаются. Анализ реального бытия права убеждает, что речь действительно идет о разных понятиях, причем предшествующие их описания в научной литературе, в том числе их разграничение, явно не были удовлетворительными.
--------------------------------
<2> Петрова Т.В. Ценности права и правовые ценности // Вестник Университета имени О.Е. Кутафина. 2023. N 4. С. 131 - 140; Фабрика И.В. К вопросу о ценности права // Вестник Южно-Уральского государственного университета. Сер.: Право. 2011. N 40. С. 30 - 32; Рашева Н.Ю., Гомонов Н.Д. Ценность права в контексте системы ценностей современного российского общества // Вестник МГТУ 2006. Т. 9. N 1. С. 172 - 181.
Например, А.В. Поляков в курсе лекций по общей теории права сперва констатирует, что право имеет социальную (культурную) ценность <3>, после чего описывает ценности права. Ценности права, по его мнению, делятся на "эйдетические" (сущностные) и "социокультурные" <4>. Вместе с тем, в чем именно состоит ценность права, А.В. Поляков не поясняет, видимо, предполагая это само собой разумеющимся, но в действительности подменяя анализ социальной ценности права представлением тех ценностей, которые право в своем содержании воплощает. В рассуждении о ценности отдельно субъективного, отдельно объективного права <5> он вновь прибегает к понятию ценности права в разных его аспектах, но не раскрывает этой ценности.
--------------------------------
<3> Поляков А.В. Общая теория права: Проблемы интерпретации в контексте коммуникативного подхода: Курс лекций. СПб.: Изд. дом Санкт-Петербург. гос. ун-та, 2004. С. 324 - 325.
<4> Там же. Ср. с. 336 и далее, с. 348 и далее.
<5> Там же. С. 337.
Аналогично разграничение ценностей права и правовых ценностей проводилось В.Г. Графским, разделявшим ценностные свойства права на базовые (первичные, сущностные, естественные) и функциональные (вторичные, содержательные, инструментальные) <6>. При подобном изложении, как и у А.В. Полякова, теряется одно из понятий - ценность права. Оно подменяется ценностями права, что совсем не одно и то же. В этом отношении в правовой науке существует отчетливый пробел.
--------------------------------
<6> Графский В.Г. Традиции и обновление в праве: ценностное измерение перемен // Проблемы ценностного подхода в праве: традиции и обновление / отв. ред. В.С. Нерсесянц. М.: Изд-во ИГиП РАН, 1996. С. 78.
Под ценностью права следует понимать его социальную значимость, способность права удовлетворять те или иные социальные потребности как общества в целом, так и отдельных людей. Различие между ценностью права и ценностями права лежит в плоскости разделения социальной значимости права, с одной стороны, и тех идеалов и принципов общественного устройства, которые право воплощает своим содержанием и механизмом действия, - с другой. Ценности права описывают, что именно оно воплощает в социальной жизни, указывают на его уникальные средства, способы и инструменты, с помощью которых оно это делает. Удивительно, но в отечественной юридической литературе множество позиций высказано относительно ценностей права и почти ничего не сказано о ценности самого права, какие преимущества оно имеет перед другими системами регулирования человеческого поведения. Мало кто заботился о его теоретическом выявлении, за исключением, пожалуй, С.С. Алексеева, еще в 1971 г. посвятившего монографию социальной ценности права в советском обществе <7>, в которой он постарался продемонстрировать социально значимые, полезные свойства права, обозначающие его ценность, показывая таким образом ценность права.
--------------------------------
<7> Алексеев С.С. Социальная ценность права в советском обществе. М.: Юрид. лит., 1971. 224 с.
Анализ монографии С.С. Алексеева позволяет ясно себе представить, что, например, нормативность, формальная определенность, принудительность - это те свойства права, которые придают ему социальную ценность. Однако вряд ли кто-то решится всерьез утверждать, что это и есть ценности, воплощаемые правом. Свобода, справедливость, порядок, равенство - вот те основные ценности, которые разные ученые обнаруживали среди ценностей права.
Различия между ценностями права и правовыми ценностями лежат уже совершенно в другой плоскости и сводятся к тому, что ценности права ему имманентно присущи, отражают его природу как социального явления, тогда как правовые ценности - это те социальные ценности, которые в определенных социальных условиях воплощаются в правовом регулировании, отражаются в содержании правовых норм или принимаемых на их основе решений. Подобное различие было убедительно показано в книге болгарского философа и юриста Нено Неновски <8>. Идея права универсальна, ценность самого права и ценности, ему присущие, носят вневременной характер, внеисторичны и социокультурно универсальны. Правовые ценности привносятся в правовое регулирование социальной средой, задают непосредственное содержание права, изменяя его в конкретном историческом воплощении, отражают эволюцию общественных представлений о благе, общественной системы ценностей, культурно-исторический стандарт <9>.
--------------------------------
<8> Неновски Н. Право и ценности: пер. с болг. / вступ. ст. и пер. В.М. Сафронова; под ред. В.Д. Зорькина. М.: Прогресс, 1987. С. 176 - 177, 197.
<9> Например, американский культуролог Даниэль Белл в работе "Культурные противоречия капитализма" представил эволюцию ценностей капитализма. См.: Bell D. The Cultural Contradictions of Capitalism. N.Y.: Basic books, 1996.
В рамках настоящей статьи цель автора - сосредоточить основное внимание на описании социальной ценности права. После этого в целях отчетливого выявления свойств, создающих эту ценность, на основе современной отечественной правовой доктрины составить краткий каталог ценностей права - тех основополагающих идей, на воплощение и реализацию которых право ориентировано. Вопросы правовых ценностей выходят за пределы предмета внимания в исследовании, требуя отдельного, более обстоятельного рассмотрения ввиду, во-первых, своей многочисленности и, во-вторых, значительной привязки к позитивному праву в конкретной правовой системе.
1. За что ценят право? (Ценность права)
1.1. Определенность и предсказуемость
Создание определенности и предсказуемости последствий человеческого поведения представляется главной составной частью социальной ценности права. Социальная миссия права состоит в стремлении в рамках организации общества создать предсказуемость социальных последствий того или иного поведения человека для него самого и одновременно - предсказуемость для него поведения других людей в рамках социального взаимодействия. Стремление к определенности, как доказывают современные исследования в области психологии, - это естественное и необходимое стремление каждого человека: "Любая деятельность связана с ограничением неопределенности; любая цель, любой выбор - это превращение неопределенности в частичную определенность" <10>.
--------------------------------
<10> Леонтьев Д.А. Вызов неопределенности как центральная проблема психологии личности // Психологические исследования. 2015. Т. 8. N 40. URL: https://psystudy.ru/index.php/num/article/view/555 (дата обращения: 15.11.2024).
Определенность отражает само существо права как обеспечивающего и равенство, и справедливость, поскольку оно заменяет человеческий произвол строгими формализованными критериями оценки поведения. Они должны применяться одинаково в одинаковых случаях и применяться по-разному в разных случаях. Иными словами, главное - чтобы человек мог понимать, каковы будут последствия его действий, чтобы он мог быть уверен в том, что к оценке его поведения будут применены те же стандарты, что к оценке поведения других людей. Более того, определенность создает предсказуемость поведения других, по крайней мере в некоторых рамках: человек может рассчитывать на то, что установленные правом ограничения будут соблюдаться другими, и строить свое поведение исходя из этого.
Обнаруживая неопределенность содержания правовой нормы, Конституционный Суд РФ признает ее неконституционной в связи с тем, что она нарушает принцип равенства перед законом и судом <11>. Однако с точки зрения философии причин и следствий их соотношение следует видеть как обратное. Именно для того, чтобы для каждого человека создать условия предсказуемости, правовые нормы должны применяться в соответствии с принципом равенства. Ценность права для человека обеспечивает уверенность в том, что в случае необходимости он сможет прибегнуть к правовой защите, и в ситуации нарушения его интересов он такую защиту обязательно получит. Суд будет оценивать обстоятельства конкретного спора без оглядки на то, кто выступает его сторонами, а решение суда будет предсказуемо, поскольку суд будет применять норму, регулирующую именно такие ситуации, и только эту норму.
--------------------------------
<11> См., например, Постановление Конституционного Суда РФ от 20 апреля 2009 г. N 7-П. Здесь и далее ссылки на решения Конституционного Суда РФ даны по СПС "КонсультантПлюс".
Определенность и предсказуемость в какой-то степени характерна для любых нормативных систем, например систем моральных или религиозных. Однако степень такой определенности в праве несравненно выше, что позволяет распространять правовые установления на очень широкий круг социальных отношений (в отличие от моральных и религиозных норм, круг действия которых значительно уже) и вдобавок снабдить право принудительным механизмом реализации. В отличие от других социальных регуляторов, имеющих ту или иную степень вариативности вследствие недостаточной формализованности их содержания, право обеспечивает максимальную степень определенности.
Обеспечение определенности и предсказуемости осуществляется в праве такими его чертами, как рациональность и соответствие социальной реальности всех правовых решений: от законодательных норм до конкретных правоприменительных актов.
Закон, соответствующий той ценности, которую имеет право для общества, по своему содержанию должен отражать сложившиеся в обществе представления о правильном. В этом случае содержание закона не будет ни для кого неожиданным и будет соответствовать ожиданиям, которые сформировались у граждан на основе их социального опыта, и при этом опираться на объективные социальные предпосылки правового регулирования.
Правовой закон имеет качество определенности: он не предоставляет неограниченных и расплывчатых властных полномочий, которые могут быть использованы произвольно <12>, не содержит неясных формулировок, которые могут подвергаться произвольному толкованию, и т.д. Важным условием обеспечения ценности права остается и соблюдение иерархии нормативных источников, применение актов в соответствии с их юридической силой и пр.
--------------------------------
<12> Постановления Конституционного Суда РФ от 25 апреля 1995 г. N 3-П, от 6 апреля 2004 г. N 7-П, от 31 мая 2005 г. N 6-П, от 31 января 2008 г. N 2-П, от 16 марта 1998 г. N 9-П и от 25 февраля 2004 г. N 4-П.
Определенность предъявляет требования не только к качеству нормативных установлений, но и к характеру применения правовых норм. Право даже в позитивистском понимании не ограничивается содержанием нормативных актов, но предполагает учет практики их толкования и применения. Применение правовых актов должно последовательно осуществляться с тем смыслом, который сформирован в предшествующей практике его толкования. Равенство перед законом должно обеспечиваться как в смысле неизбежности наказания при нарушении закона, так и в смысле недопустимости наказания в случае ненарушения нормы - несовершения ясно и недвусмысленно запрещенных законом действий или выполнения столь же однозначно сформулированных предписаний.
Важнейшее свойство права - это нормативность. Она предусматривает абстрактный стандарт оценки поведения, бесстрастный и одинаковый для всех, в отличие от эмоциональных и потому зачастую произвольных индивидуальных властных распоряжений. Господство права, а не человека (the rule of law, not man <13>) - это состояние определенности, противоположной произволу личной воли.
--------------------------------
<13> Так был сформулирован принцип господства права Джоном Адамсом в Конституции Массачусетса 1780 г. (ст. XXX).
Право требует определенной формализации <14>, однако, будучи возведенной в общее требование без оговорок и ограничений, эта формализация начинает противоречить главной цели ее установления - определенности. Если суды толкуют нормы закона формально, опираясь лишь на текст закона и не принимая во внимание ни системного соотношения применяемого положения с другими нормами, ни соотношения норм с общими принципами права, судебное решение становится непредсказуемым. Опасность представляет не столько сам по себе репрессивный характер законодательных правил, сколько произвольное его истолкование и применение в соответствии с политической целесообразностью, которая может постоянно меняться.
--------------------------------
<14> Алексеев С.С. Социальная ценность права в советском обществе. С. 200.
Ряд особенностей проявления права в реальной жизни указывают именно на определенность как главную ценность права, формируя требования к условиям его установления и применения.
Одной из таких особенностей можно считать провозглашенную Г. Кельзеном пирамиду (или иерархию) правовых норм, в которой каждая следующая норма находит свое основание в предыдущей <15>. Требование иерархичности вытекает из идеи правовой определенности: установление нормы не может быть произвольным, норма должна иметь какую-то основу, опору в других нормах, создающих основания - как процедурные, так и содержательные - для ее принятия. Нормы подзаконных актов находят свое обоснование в законе, законы - в Конституции. Эта иерархия лишает лиц, принимающих решения об установлении новых норм, произвольной свободы усмотрения, задает рамки реализации властной компетенции, несмотря на то что и любое принятие решения на основании или во исполнение норм подразумевает интерпретацию (толкование) этих норм <16>.
--------------------------------
<15> Kelsen H. Der dinamiische Aspekt des Rechts // Kelsen H. Die reine Rechtslehte. Wien: F. Deuticke, 1934. S. 67 - 93. Пер. см.: Кельзен Г. Динамический аспект права // Конституция и власть: сравнительно-исторические исследования. М.: РАН, 1999. С. 144 - 164.
<16> Тропер М. Реалистическая теория толкования // Сравнительное конституционное обозрение. 2006. N 1. С. 136 - 143.
Требование правовой определенности связано с требованиями к обязательному опубликованию закона и вступлению его в силу, а также с ограничением пересмотра и отмены закона, в том числе решением органа конституционного контроля. Этот элемент правовой определенности также восходит к работам Ганса Кельзена, родоначальника европейской модели конституционного контроля. В частности, Кельзен считал необходимым установление предельного срока оспаривания закона в Конституционном Суде. Он не допускал обратного нормативного действия решения Конституционного Суда, считал необходимым наделение конституционного суда правом откладывать момент вступления в силу его решения о неконституционности акта и предлагал установить правило о восстановлении действия закона, действовавшего до отмены его другим законом, вследствие неконституционности последнего <17>.
--------------------------------
<17> Comella V.F. Constitutional Courts and Democratic Values: A European Perspective. New Haven; L.: Yale Univ. Press, 2009. P. 24 - 26.
Правовая система стремится к стабильности правовых установлений, в чем также проявляется ценность определенности.
В правовых системах, построенных на преобладании законодательного регулирования в качестве основного способа установления и развития правовых норм, стабильность обеспечивается выделением среди нормативных актов особых юридических свойств законов. Среди таких свойств предполагается сложность его изменения, вытекающая из особой процедуры принятия <18>. Практика применения требует следования законодательным нормам в том варианте их истолкования, который сложился.
--------------------------------
<18> Тихомиров Ю.А. Теория закона. М.: Наука, 1982. С. 12 и далее.
Стабильность правового регулирования (в первую очередь в социальной сфере), обеспечивающая правовую определенность, предполагает недопустимость внесения произвольных изменений в действующую систему норм, предсказуемость политики государства <19>. Основанием признания закона неконституционным может быть отсутствие разумных оснований для установления чрезмерно жестких ограничений прав или слишком суровые меры ответственности <20>. Например, Конституционный Суд РФ, ссылаясь на нарушение принципа правовой определенности, признал не соответствующими Конституции РФ положения налогового законодательства, которые позволяли привлекать к ответственности как за сокрытие и занижение дохода, так и одновременно за каждое из действий, повлекших это правонарушение. Явно чрезмерные ограничения не соответствуют целям защиты конституционно значимых интересов и приводят к умалению конституционных прав и свобод <21>.
--------------------------------
<19> Постановления Конституционного Суда РФ от 24 мая 2001 г. N 8-П, от 26 декабря 2002 г. N 17-П, от 29 января 2004 г. N 2-П.
<20> Griswold v. Connecticut, 381 U.S. 479 (1965) - о неконституционности закона, запрещающего использование контрацептивов; Roe v. Wade, 410 U.S. 113 (1973) - о неконституционности абсолютного запрета абортов; Lawrence v. Texas, 539 U.S. 558 (2003) - о неконституционности закона, устанавливающего уголовную ответственность за гомосексуализм.
<21> Постановление Конституционного Суда РФ от 15 июля 1999 г. N 11-П. Аналогичная аргументация использована Конституционным Судом РФ в Постановлении от 27 мая 2008 г. N 8-П (абз. 2 п. 5).
Практика судебного конституционного контроля, как правило, не допускает неясных или двусмысленных формулировок тех положений закона, которыми ограничиваются права граждан или устанавливаются меры ответственности <22>. Однако при оценке определенности нормы суды (например, Конституционный Суд РФ) чаще всего исходят из объективных критериев, в первую очередь из того, что если норма по-разному (и при этом обоснованно по-разному) применяется судами, значит, она оставляет недопустимый простор для толкования <23>.
--------------------------------
<22> См.: Постановления Конституционного Суда РФ от 25 апреля 1995 г. N 3-П, от 18 июля 2008 г. N 10-П, от 20 апреля 2009 г. N 7-П, решения Верховного Суда США Conally v. General Constraction Co., 269 U.S. 385 (1926), Cantwell v. Connecticut, 310 U.S. 296 (1940).
<23> См., например: Постановление Конституционного Суда РФ от 20 апреля 2009 г. N 7-П.
В практике судов можно обнаружить и другой критерий определенности - понятность закона человеку среднего уровня интеллектуального развития. Любой и каждый человек (в случае необходимости прибегнув к помощи специалиста) должен понимать, какого именно поведения требует от него закон, а какое поведение с точки зрения закона недопустимо <24>. Необходимость использования подобного требования (о понятности закона каждому - leges intelligi ab omnibus debent) неоднократно подчеркивалась в отечественной научной литературе <25>.
--------------------------------
<24> См.: United States v. Harriss, 247 U.S. 612, 617 (1954); Sewell v. Georgia, 435 U.S. 982 (1972).
<25> Белов С.А., Тарасова К.В. Понятность текстов юридических документов: фикция или презумпция? // Вестник Санкт-Петербургского университета. Право. 2019. Т. 10. N 4. С. 610 - 625. DOI: 10.21638/spbu14.2019.401; Язык закона / под ред. А.С. Пиголкина. М.: Юрид. лит., 1990. С. 19; Тихомиров Ю.А. Как готовить законы. М.: Известия, 1992. С. 35 - 36; Демин А.В. Принцип определенности налогообложения (содержание, проблемы, судебная практика) // СПС "КонсультантПлюс". 2001 и др.
В правовых системах, где важную (но не обязательно исключительную и не всегда главную) роль играет судебная практика или иные формы прецедентного права, защита определенности обеспечивается принципами последовательного правоприменения. В странах общего права - действием принципа stare decisis (обязательности любого судебного решения для вынесения решений по сходным обстоятельствам) <26>, в странах романо-германской правовой традиции - концепцией jurisprudence constant, которые требуют от судов следовать правилам и подходам, сформулированным в последовательной линии ранее вынесенных решений <27>. Общая цель подходов - предсказуемость решений по конкретным делам, обеспечиваемая последовательностью в толковании и применении правовых норм.
--------------------------------
<26> Stare decisis et non quieta movere - "стоять на решенном и не нарушать спокойствие". См., например: Кросс Р. Прецедент в английском праве / пер. с англ. Т.В. Апаровой; под общ. ред. Ф.М. Решетникова. М.: Юрид. лит., 1985. С. 111 - 114.
<27> См.: Белов С.А., Манжосов С.А. Доктрина прецедента в конституционном и международном правосудии. СПб.: Изд-во Санкт-Петербург. ун-та, 2020. С. 4 - 8.
С точки зрения обеспечения определенности важен механизм перерастания обыкновения (сложившейся в обществе модели поведения, поддерживаемой постоянным повторением) в правовой обычай или иную форму правовой нормы.
В некоторых ситуациях различие между правовой нормой, установленной обычаем, и сложившимся обыкновением очевидно. Р. Дворкин приводит в пример обыкновение англичан раз в неделю посещать кино в качестве нормы поведения, которая не признается обязательным стандартом, за отклонение от этого стандарта не следует наказание <28>. В некоторых случаях различие между повторяющимся обыкновением и нормой установить сложнее: в силу сложившейся практики, которая обеспечивает определенность последствий поведения, обыкновение становится нормой, произвольное отступление от которой рассматривается как недопустимое. В публичном праве такие ситуации встречаются реже, чем в частном, в силу того что нормы публичного права в большей степени связаны с волевым установлением <29>. Отдельные сложившиеся обыкновения в реальности оказываются лишь такими обыкновениями, которые могут быть пересмотрены решением, формирующим прецедент их нарушения, несмотря на давность употребления. К таковым можно отнести конституционные соглашения (constitutional conventions) <30>, широко распространенные в странах Британского Содружества наций <31>. Например, конституционным обычаем в Канаде считалась недопустимость применения Сенатом (верхней палатой парламента) права вето в отношении законов, принятых нижней палатой. В 1989 г. этот обычай прекратил существование вследствие его нарушения. Похожий случай имел место в Великобритании, где после 1909 г. прекратил действие обычай, не допускавший права вето палаты лордов в отношении государственного бюджета.
--------------------------------
<28> Дворкин Р. О правах всерьез. М.: РОССПЭН, 2004. С. 42.
<29> Белкин А.А. Обычаи и обыкновения в государственном праве // Правоведение. 1998. N 1. С. 34 - 39.
<30> Jameson J.A. The Constitutional Convention. Michigan: Scholarly Publishing Office, University of Michigan Library, 2006.
<31> Ramsey M.D. Limits of Custom in Constitutional and International Law // San Diego L. Rev. 2013. Vol. 50. P. 867 - 904.
Однако и в конституционном праве можно обнаружить нормы, обязательность которых вытекает из поддержки традицией в данном обществе, передачи из одного поколения в другое и признания в качестве действующего права <32>. Такие обычаи не всегда получают прямое санкционирование в конституциях или законодательных актах. Их установление в большей степени связано с устойчивой практикой их применения, что заставляет как минимум ограничить общий вывод Р. Дворкина о том, что повторяемость не создает правовой нормы.
--------------------------------
<32> Примером может быть обычное право некоторых народов, сохранивших традиционную культуру. Например, в английском и канадском праве признаются в качестве действующего права обычаи народа пимицикамак, в том числе в области устройства власти в местных общинах. См.: R. v. Secretary of State For Foreign and Commonwealth Affairs, [1982] 2 All E. R. 118; Campbell v. British Columbia, 2000 BCSC 1123.
Повторяемость значима для формирования правовой определенности потому, что она формирует определенные представления о модели допустимого социального поведения, которые в случае их непротиворечия формальным правовым установлениям становятся законными ожиданиями <33>. Концепция законных ожиданий в наилучшей мере демонстрирует стремление права к определенности. В ряде случаев правовая определенность требует, чтобы сложившаяся практика применения закона, даже если она расходится с буквальным содержанием закона, имела приоритет, т.е. законные ожидания могут защищаться contra legem <34>.
--------------------------------
<33> Цинци М. Юридические аспекты этического принципа защиты законных ожиданий (на примере Южной Америки) // Идеи и идеалы. 2022. Т. 14. N 1. Ч. 2. С. 304 - 316. DOI: 10.17212/2075-08622022-14.1.2-304-316; Павлисова Т.Е., Ембулаева Н.Ю. Принцип поддержания доверия к закону и действиям государства (защиты законных ожиданий) в российском праве: проблемы и перспективы // Право и политика. 2018. N 4. С. 1 - 10. Обзор европейских подходов к реализации этого принципа см.: The Protection of Legitimate Expectations in Administrative Law and EU Law. 2016. URL: https://www.aca-europe.eu/seminars/2016_Vilnius/VIL_GeneralReport_en.pdf (дата обращения: 20.11.2024).
<34> Berge Gio ten, Widdershoven R.J.G.M. The principle of legitimate expectations in Dutch constitutional and administrative law // Netherlands reports to the fifteenth international congress of comparative law / Rapports pour le international de droit compare. 1998. P. 421 - 452. URL: https://dspace.library.uu.nl/handle/1874/43885 (дата обращения: 20.11.2024).
1.2. Защита индивидуальных и коллективных интересов
Второй составляющей ценности права следует считать обеспечение признания и защиты индивидуальных и коллективных интересов. Впервые в юридической теории на защиту интересов как основную цель права указал Рудольф Иеринг <35>. Впоследствии эти идеи были восприняты в американской школе "юриспруденции интересов" Артура Бентли <36> и Роско Паунда <37>, в определенной степени разделялись Г. Кельзеном <38> и рядом других теоретиков права, в том числе в России Н.М. Коркуновым <39>.
--------------------------------
<35> Иеринг Р. Цель в праве / пер. Н.Ф. Дерюжинский, Н.В. Муравьев; под ред. В.Р. Лицкой. СПб.: Н.В. Муравьев, 1881.
<36> Bentley A.F. The Process of Government: A Study of Social Pressures. Chicago: University of Chicago Press, 1908.
<37> Pound R.A Survey of Social Interests // Harv. L. Rev. 1943. Vol. 57. N 1. См. также: Куликов А.К. Категория интереса в социологической теории Роско Паунда // Правоведение. 1977. N 6. С. 89.
<38> Kelsen H. Legal Formalism and The Pure Theory of Law // Weimar: A Jurisprudence of Crisis / ed. by A. Jacobson, B. Schlink. Berkeley: University of California Press, 2000. P. 81.
<39> Коркунов Н.М. Лекции по общей теории права. СПб.: Юрид. центр Пресс, 2003. С. 61 и далее.
Если субъективные права - это категория самого права, используемая им для конструирования правового регулирования, то интересы - это то, что лежит вне содержания самого права, в социальном контексте его существования. Право защищает интересы, признавая ряд из них в качестве прав, подлежащих защите.
В основе интересов, на защиту которых ориентировано право, лежат притязания граждан или организаций, формируемые на основе осознания ими своих потребностей <40>. Притязание представляет собой требование к другим лицам признать право на какое-то благо и возможность пользоваться этим благом <41>. Если признается социальная необходимость или целесообразность защиты таких притязаний, тогда право признает притязания как субъективные права и обеспечивает своей защитой. Например, политические права стали результатом стремления к возможности участвовать в принятии государственных решений. Формирование притязаний было очевидной предпосылкой к правовому признанию этих интересов в качестве субъективных политических прав <42>.
--------------------------------
<40> Малько А.В., Суббочев В.В. Законные интересы как правовая категория. СПб.: Изд-во Р. Асланова "Юридический центр Пресс", 2004. С. 11 - 25.
<41> Иеринг Р. Борьба за право. М.: Изд-во Вестника знания (В.В. Битнера), 1912.
<42> В этом отношении нельзя не согласиться с объяснением происхождения конституции в известной речи Фердинанда Лассаля: Verfassungswesen: Rede am 16 April 1862 in Berlin. Рус. пер.: Лассаль Ф. О сущности конституции: речь, произнесенная в одном Берлинском ферейне / пер. с нем., с предисл. Э. Бернштейна. Одесса: Книгоиздательство "Буревестник", 1905.
Право имеет социальную ценность потому, что обеспечивает защиту интересам как таковым. Защищая интересы человека, право принципиально отличается от других нормативных систем. Так же, как мораль и религия, право предполагает защиту публичных (общественных) интересов. Разного рода запреты и ограничения, продиктованные необходимостью обеспечения всеобщего благополучия, по целям их установления имеют мало различий, отличаясь только по формам защиты. Религиозная заповедь "не убий", моральное требование не лишать жизни другого человека и уголовно-правовой запрет на убийство, хотя и обосновывают эти запреты по-разному, отличаются не общими социальными целями, а обоснованием, механизмом реализации и санкциями.
Право, в отличие от морали и религии, предполагает возможность использования его конструкций самими участниками правоотношений - для защиты их собственных, часто эгоистических интересов. Право состоит не только из ограничений, предписаний и запретов, оно предполагает симметрию прав и обязанностей, требуя от одних людей уважать и не нарушать интересы других, управомочивая этих других на защиту своих интересов. Интересам одного человека противопоставляются интересы другого человека - для того, чтобы эти интересы были согласованы между собой. Такие возможности использования права как инструмента защиты интересов и придают праву специфическую социальную ценность.
Признание тех или иных притязаний юридически обоснованными, признание их в качестве прав и обеспечение возможности их правовой защиты было исторически изменчивым. Например, признание права собственности на то или иное имущество (в особенности на землю) в истории человечества изменялось неоднократно.
Современный конституционализм формирует основы такой правовой системы, в рамках которой максимально широкий круг интересов и притязаний признается в качестве прав и обеспечивается юридической защитой. Например, право на защиту частной жизни рассматривается в качестве основания для правового признания права на защиту от неблагоприятного воздействия окружающей среды <43> и т.д.
--------------------------------
<43> Lopez Ostra v. Spain [1994] ECHR 46 (09.12.1994).
Само по себе признание тех или иных интересов в качестве юридически гарантированных прав имеет ценностный характер: если за каким-то интересом признается ценность, ему обеспечивается защита. С учетом исторической и в целом социальной изменчивости пределов юридического признания тех или иных интересов их можно считать более объективной категорией, нежели субъективные права: интересы существуют всегда, но в зависимости от ценностной системы конкретного общества или обеспечиваются правовой защитой, или нет. Так, возможность свободных сексуальных отношений может оцениваться как пагубная с точки зрения одних стандартов нравственности и морали и как нейтральная либо даже положительная - с позиции других. Само по себе признание определенных интересов в качестве субъективных прав в правовой системе позволяет судить о ценностях, заложенных в основу такой правовой системы. Вместе с тем различия в ценностном наполнении конкретного правопорядка не ставят под сомнение универсальную ценность права как такового в качестве способа признания и защиты тех или иных социальных интересов.
В некоторых ситуациях правовая система признает наличие значимого интереса, но ограничивает средства его защиты по сравнению с субъективными правами. В таких случаях принято говорить либо о законных интересах <44>, либо о рефлексах права - категории, широко обсуждавшейся в русской дореволюционной юридической литературе <45> и почти забытой сегодня. Различия между этими двумя категориями можно сформулировать так: законный интерес - это признанный в праве интерес, который не обеспечен конкретной симметричной правовой обязанностью (условно говоря, "право без обязанности"); рефлекс права - наоборот, существование "обязанности без права": из установленной правовой обязанности следуют определенные выгоды и блага (интерес) для другого человека, но эти выгоды и блага он не может защищать юридически.
--------------------------------
<44> Малько А.В., Суббочев В.В. Указ. соч. С. 95 - 110; Матейкович М.С., Горбунов В.А. Законные интересы в конституционном праве. М.: Норма: Инфра-М, 2011.
<45> См., например: Магазинер Я.М. Избранные труды по общей теории права / отв. ред. А.К. Кравцов. СПб.: Изд-во Р. Асланова "Юридический центр Пресс", 2004. С. 170 - 177.
Право обеспечивает согласование различных интересов, их мирное сосуществование, стремясь к предотвращению конфликтов и столкновений различных интересов через обеспечение их взаимного согласования - через то, что М.М. Ковалевский называл "замиренной средой" <46>. Одним из критериев оценки эффективности правового регулирования называется нахождение баланса интересов участников правовой системы, на что в своей практике не раз обращал внимание Конституционный Суд РФ <47>. На подобную цель указывают и многие авторы отраслевых юридических исследований <48>.
--------------------------------
<46> Ковалевский М.М. Сравнительно-историческое правоведение и его отношение к социологии. Методы сравнительного изучения права // Сборник по общественно-юридическим наукам. Вып. 1 / под ред. Ю.С. Гамбарова. СПб.: Тип. О.Н. Попова, 1899. С. 3.
<47> Постановления Конституционного Суда РФ от 21 апреля 2003 г. N 6-П, от 24 февраля 2004 г. N 3-П, от 28 января 2010 г. N 2-П; Определения Конституционного Суда РФ от 16 марта 2006 г. N 80-О, от 17 декабря 2009 г. N 1590-О-О, от 19 февраля 2009 г. N 102-О-О, от 19 октября 2010 г. N 1321-О-О, от 23 сентября 2010 г. N 1156-О-О, от 22 апреля 2010 г. N 470-О-О, от 23 мая 2006 г. N 145-О, от 4 декабря 2007 г. N 966-О-П, от 18 января 2011 г. N 8-О-П, от 6 июля 2010 г. N 929-О-О. Обобщение практики см.: Пьянкова А.Ф. Принцип баланса интересов в практике Конституционного Суда РФ // Третий пермский конгресс ученых-юристов: материалы междунар. науч.-практ. конф. / отв. ред. О.А. Кузнецова. Пермь: Пермск. гос. нац. исслед. ун-т, 2012. URL: http://territoriaprava.ru/topics/46358 (дата обращения: 15.11.2024); Дихтяр А.И., Рогожин Н.А. Обеспечение баланса частных и публичных интересов в судебных решениях Конституционного Суда РФ в экономической сфере // Закон и право. 2002. N 12. С. 10 - 14; Щекин Д.М. О балансе публичного, квазипубличного и частного интересов в практике Конституционного Суда РФ // Налоговое право в решениях Конституционного Суда Российской Федерации 2004 года. М.: Волтерс Клувер, 2006. С. 41 - 62.
<48> См., например: Кустова М.В. Баланс имущественных интересов частных лиц и публичного субъекта в свете новой бюджетно-правовой концепции // Бюджетное право: вопросы теории и практики: сб. ст. / ред. Е. Строганова. СПб.: Питер, 2002. С. 6 - 21; Мерзликина Р. Юридическое равенство сторон и баланс публичных и частных интересов как принципы интеллектуального права // Интеллектуальная собственность: Авторское право и смежные права. 2004. N 7. С. 16 - 23; Бушев А.Ю., Попондопуло В.Ф. О балансе интересов большинства и меньшинства акционеров при консолидации акций // Правоведение. 2004. N 1 (252). С. 49 - 66; Головина С.Ю. Главная задача сегодня - найти устойчивый баланс интересов работника и работодателя // Российское право: образование, практика, наука. 2011. N 4 - 5. С. 12 - 17.
Ценность права как способа защиты интересов ярко проявляется именно в конституционно-правовой сфере. В других отраслях правового регулирования баланс между различными интересами (среди которых могут фигурировать и интересы нескольких частных лиц, и сталкивающиеся публичные и частные интересы) чаще всего найден законодателем и редко остается на усмотрение правоприменителя. При осуществлении конституционного контроля предполагается оценка такого баланса Конституционным Судом: суд проверяет, сбалансированы ли интересы разных участников конституционных правоотношений. При этом предполагается, что задача права - обеспечить защиту интересов разных субъектов, исходя как раз из того, что подобная цель изначально присуща праву в качестве его ценностной характеристики.
1.3. Принудительность
Третьей составляющей ценности права следует считать его принудительность - возможность принудительного осуществления правовых нормативных предписаний.
В отличие от морали и религии, право предполагает возможность ограничения воли адресата правовых предписаний, навязывая модель поведения разными средствами принуждения, вплоть до физической силы. Однако физическое принуждение, ограничение свободы воли и даже правовые санкции как таковые <49> не исчерпывают понятия принудительности. Сама по себе угроза применения неблагоприятных последствий способна выполнять роль принуждения, сохраняя в установленных пределах свободу воли адресата <50>. Разумеется, подобное расширение понятия принуждения, включающее любую угрозу, способную повлиять на поведение человека, до какой-то степени стирает грань между правом и другими нормативными системами. Религиозные нормы обеспечиваются божьей карой, моральные нормы - общественным осуждением, у права арсенал способов обеспечения исполнения его предписаний более разнообразен.
--------------------------------
<49> Lamond G. The Coerciveness of Law // Oxford Journal of Legal Studies. 2000. Vol. 20. N 1. P. 39 - 62.
<50> Впервые эта мысль была сформулирована в известном эссе: Nozick R. Coercion // Philosophy, Science, and Method: Essays in Honor of Ernest Nagel / ed. by S. Morgenbesser, P. Suppes, M. White. N.Y.: St. Martin's Press, 1969. P. 440 - 472.
Возможность принуждения к исполнению правовых норм как характерную черту права отмечали многие философы: от Фомы Аквинского, Т. Гоббса и Дж. Локка до И. Канта и Дж. Стюарта Милля <51>. Признавали за правом свойства принудительности такие разные теоретики права XX в., как Г. Кельзен <52> и Р. Дворкин <53>.
--------------------------------
<51> Scott A. Coercion // The Stanford Encyclopedia of Philosophy (Spring 2014 Edition) / ed. by E.N. Zalta. URL: http://plato.stanford.edu/archives/spr2014/entries/coercion/ (дата обращения: 20.11.2024).
<52> Kelsen H. The Pure Theory of Law / transl. by M. Knight. Los Angeles: University of California Press, 1961. P. 34.
<53> Dworkin R. Law's Empire. Oxford: Hart Publ., 1998. P. 93.
Несмотря на то что правильность правовых предписаний <54>, действительность и социальная обоснованность тех установлений, на которые опираются правовые нормы <55>, важнее принудительности как отличительного свойства права, именно принудительность составляет отличительную черту и социальную ценность права.
--------------------------------
<54> Raz J. Practical Reason and Norms. L.: Hutchinson, 1975. P. 155 - 157.
<55> Oberdiek H. The Role of Sanctions and Coercion in Understanding Law and Legal Systems // American Journal of Jurisprudence. 1976. N 21. P. 71 - 94; Edmundson W. Is Law Coercive? // Legal Theory. 1995. N 1. P. 81 - 111.
Критика принудительности права главным образом направлена на предотвращение использования принуждения per se, принуждения как способа воздействия одного лица на другое. Как писал Джон Роулз, граждане могут легитимно осуществлять принудительную власть в отношении друг друга только в соответствии с конституцией, писаной или неписаной, основные положения которой все граждане, как разумные и рациональные, принимают в рамках общего человеческого разума <56>. В этом отношении критика принудительности права скорее адресована ситуациям, когда принуждение реализуется на неправомерных основаниях, но под маской правовых предписаний.
--------------------------------
<56> Rawls J. Political liberalism. N.Y.: Columbia University Press, 2001. P. 41.
В современной правовой философии принудительность как обязательная черта права ставится под сомнение. Утрачивает ли норма правовой характер, если по тем или иным причинам принудительная реализация правовых норм становится невозможной <57>? Позиция о том, что возможность принуждения как таковая делает право правом, заставляет задуматься о том, можно ли считать правовыми те предписания, которые не могут быть реализованы принудительно. В отечественной правовой традиции этот вопрос весьма важный: если норма лишена карающей защиты, то многими она воспринимается как необязательная для исполнения или даже вовсе неправовая <58>. Подобную позицию не следует считать пережитком советской концепции права, основанной на необходимости существования государственного принуждения к исполнению правовых предписаний.
--------------------------------
<57> Lucas J.R. The Principles of Politics. Oxford: Clarendon Press, 1966.
<58> "Санкция является необходимым атрибутом каждой правовой нормы. Без санкции, в виде указания на меры государственного принуждения, подлежащие применению к нарушителю нормы, норма не будет правовой, не будет иметь юридического характера" (Лейст О.Э. Санкции в советском праве. М.: Гос. изд-во юрид. лит., 1962. С. 12). Эта позиция уходит корнями в основы идеологии советского права. См.: Вышинский А.Я. Основные задачи науки советского социалистического права. М.: Юрид. изд-во НКЮ СССР, 1938.
Право требует определенного механизма реализации. Правом может быть только то, что обеспечено защитой, например судебной защитой с последующей обязательностью исполнения судебного акта. В то же время такая защита может быть гораздо разнообразнее примитивных санкций или физического принуждения. За правовыми нормами должна стоять определенная сила, далеко не всегда связанная с мерами непосредственного насилия, но обязательно воздействующая на нарушителя правового предписания в целях понуждения его к исполнению этого предписания. Это может быть сила политического воздействия (как это бывает в международном праве). Выполнение правового требования не может быть целиком оставлено на свободное усмотрение того лица, кому это требование адресовано.
Что заставляет государство соблюдать права человека? Принуждение государства в этом случае связано с демократическими общественными механизмами воздействия на государственные органы, средствами политического контроля и другими инструментами, обеспечивающими обязанность государства следовать правовым предписаниям. Именно наличием таких механизмов общества, где воплощена идея правового государства, отличаются от обществ, неспособных ограничить государственную власть. При этом невозможность фактически реализовать принуждение и обеспечить исполнение правовой нормы еще не лишает норму правового характера, если сохраняется потенциальная возможность обеспечения ее исполнения. Однако, если таких возможностей не остается вовсе, нереализуемые нормы утрачивают правовой характер.
В современном конституционализме принудительность права оспаривается и на других основаниях. Предметом возражений выступает адресованная гражданам принудительность правовых норм как установлений однонаправленной императивной воли в духе теории команд Джона Остина. Для современного демократического общества это должно считаться неприемлемым: правовые предписания не есть нечто, навязанное гражданам извне, это результат участия (непосредственно или через представителей) самих адресатов правовых норм в их установлении. Такое участие предполагает "принятие" ими правовых установлений в духе концепции общественного договора, реализуемого в отношении установления каждой законодательной нормы <59>.
--------------------------------
<59> См.: Massimo La Torre. Constitutionalism and Legal Reasoning: A New Paradigm for the Concept of Law. Dordrecht: Springer, 2007. См. также: решение апелляционного суда Нью-Йорка по делу People ex rel. Nonhuman Rights Project, Inc. v. Lavery. 2014 WL 6802767 (N.Y. App. Div. Dec. 4, 2014): отказывая в выдаче приказа habeas corpus в отношении шимпанзе, суд указал, что признание за кем-то индивидуальных прав связано с социальным контрактом и происходит "в обмен" на обязанность соблюдения норм социального поведения.
Каждый гражданин имеет право на то, чтобы при принятии государственного (законодательного) решения его интересы были высказаны, взвешены и учтены. Однако в процессе применения норм права их действительность не зависит от их принятия или непринятия адресатом. Реальное действие права (в том числе его фактическое принудительное применение в отношении тех, кто не участвовал в установлении правовых норм, например мигрантов <60>, и не признает правовые установления в качестве правильных) достаточно убедительно демонстрирует, что возможность принуждения продолжает оставаться в реальности обязательным признаком права <61>.
--------------------------------
<60> Nagel Th. The Problem of Global Justice // Philosophy & Public Affairs. 2005. 33. 2. P. 129 - 130.
<61> Yankah E. The Force of Law: The Role of Coercion in Legal Norms // University of Richmond Law Review. 2008. 42. P. 1195 - 1256.
Кроме того, восприятие граждан как адресатов властных предписаний в конституционализме "уравновешивается" возложением правовых обязанностей на публичную власть. Для развития конституционализма важнее задумываться о том, какие предписания для государственных органов носят характер правовых обязанностей, а какие остаются общими установлениями государственной политики (policies).
Независимо от того, применяется ли в действительности принуждение для обеспечения действия правовых норм, право остается единственной нормативной системой, которая может прибегнуть к принуждению, предоставляя тем самым реальные возможности по защите участниками правовых отношений своих интересов. В частности, разные правовые механизмы должны обеспечивать исполнение правовых предписаний властными субъектами - органами государства и государством в целом.
Именно потому право оказывается наиболее универсальной и высшей системой <62> нормативных предписаний, приобретая особую ценность самого эффективного нормативного регулятора.
--------------------------------
<62> Raz J. Op. cit. P. 151 - 152.
2. Что стремится воплотить право в социальной реальности? (Ценности права)
В отечественной философии права выявление того, что сущностно воплощает право, - ценностей права - оказывается весьма сходным у разных ученых. Предлагалось считать, что ценности, которые несет право, заключаются в свободе и справедливости (Н.Н. Алексеев) <63>; порядке, свободе, справедливости и ответственности (А.В. Поляков) <64>; свободе, равенстве и справедливости (В.С. Нерсесянц) <65>; свободе, справедливости и консенсусе (С.С. Алексеев) <66>.
--------------------------------
<63> Алексеев Н.Н. Основы философии права. СПб.: Лань, 1999. С. 94 - 96.
<64> Поляков А.В. Указ. соч. С. 338 - 348.
<65> Нерсесянц В.С. Ценность права как триединства свободы, равенства и справедливости // Проблемы ценностного подхода в праве: традиции и обновление. С. 4 - 11.
<66> Алексеев С.С. Право: Азбука - теория - философия: Опыт комплексного исследования. М.: Статут, 1999. С. 394 - 402.
Обобщая высказанные позиции, можно сформулировать, что к ценностям права относятся: свобода, справедливость, равенство и порядок. Едва ли есть смысл описывать ценности права столь же подробно, как ценность права, поскольку в юридической литературе каждой из них дана детальная и обстоятельная характеристика.
Распространено и всерьез не оспаривается представление о том, что право - это мера свободы. Предполагается, что право согласует свободу разных людей (произвол одного с произволом другого с точки зрения всеобщего закона свободы <67>), а для такого согласования одновременно ограничивает свободу и одного, и другого, однако в остальной части гарантируется свобода действий, в отличие от морали и религии, где границы запретительных или предписывающих норм не столь четко определены. Внося в отношения людей упорядоченность, право также определяет границы свободы. Свобода представляет собой общий принцип (в форме презумпции всеобщей свободы) и выступает отправной точкой при установлении норм права, при признании правосубъектности носителей юридических прав и обязанностей.
--------------------------------
<67> Кант И. Критика практического разума. СПб.: Наука, 2007. С. 285.
Другой очевидной ценностью права выступает справедливость. Стремление права к справедливости с давних времен провозглашалось как одна из главных целей права как такового <68>. Границы и содержание справедливости, правда, остаются несколько расплывчатыми. Право в своей нормативности может оказаться оторванным от справедливости. То, что справедливо вообще (как общая норма, общее правило) может оказаться несправедливым в конкретном случае, и наоборот. Закон перестает быть правовым лишь в случае крайней несправедливости (такой критерий оценки был предложен Густавом Радбрухом в его известной "формуле Радбруха" <69> и впоследствии взят на вооружение Робертом Алекси <70> и другими философами-правоведами), однако сказать, справедлив ли закон, далеко не всегда можно достаточно определенно.
--------------------------------
<68> Жива ли справедливость в праве? Коллективная монография / под ред. Д.И. Луковской, Н.И. Малышевой, М.И. Юдиной. СПб.: Алетейя, 2022.
<69> Радбрух Г. Законное неправо и надзаконное право // Радбрух Г. Философия права. М.: Междунар. отношения, 2004. С. 228 - 238.
<70> Алекси Р. Понятие и действительность права. М.: Инфотропик медиа, 2011. С. 48 - 49.
Стремление к справедливости может признаваться отличительной ценностью права, однако само содержание справедливости, реальное наполнение этой ценности, остается весьма относительным. Как писал Г. Кельзен, содержание справедливости может быть разным, и относительность этой оценки позволяет говорить, что "принудительные порядки капиталистических стран Запада не есть право с точки зрения коммунистического идеала справедливости, и наоборот, коммунистический принудительный порядок в СССР не есть право с точки зрения капиталистического идеала справедливости" <71>. Важно добавить, что в СССР не отрицалось существование права в капиталистическом обществе, и наоборот, хотя взаимно отрицалась справедливость права в другой идеологической и социальной системе. Справедливость устанавливаемых норм - это безусловное требование к праву. Право всегда стремится обеспечить справедливость.
--------------------------------
<71> Кельзен Г. Чистое учение о праве. 2-е изд. / пер. с нем. М.В. Антонова, С.В. Лезова. СПб.: Изд. дом "Алеф-Пресс", 2015. С. 67.
Ценность равенства вытекает из нормативности и формального характера права, хотя если учесть многочисленные оговорки относительно условий его применения (подобных "позитивной дискриминации") и историческую эволюцию пределов его действия, то станет достаточно очевидно, что равенство - это лишь определенный модус справедливости, а вовсе не самостоятельная ценность, отражающая природу права.
В древних обществах о равенстве (притом формальном, "правовом", а не фактическом уравнивании) могла идти речь только в отношении определенной социальной группы - социальной элиты, свободных граждан греческих полисов или других древних обществ. Позднее равноправие стало признаваться за все более и более широкими слоями общества. Очень показательна эволюция принципа равенства в практике Верховного суда США. В середине XIX в. Суд пришел к выводу, что отцы-основатели не могли иметь в виду чернокожих как равноправных граждан, и потому отмена рабства противоречит Конституции <72>. К концу XIX в. Судом была разработана доктрина "раздельные, но равные" <73>, которая оправдывала расовую сегрегацию, но требовала обеспечения одинакового уровня услуг и комфорта. В 1954 г. Суд посчитал, что расовая сегрегация нарушает конституционное требование равенства <74>. Таким образом, как и в случае со справедливостью, равенство безусловно выступает одной из ценностей права, однако его содержательное наполнение может варьироваться в разных правовых и социальных системах.
--------------------------------
<72> Dred Scott v. Sandford, 60 U.S. 393 (1857).
<73> Plessy v. Ferguson, 163 U.S. 537 (1896).
<74> Brown v. Board of Education of Topeca, 347 U.S. 483 (1954).
Наконец, одной из ценностей права можно считать обеспечиваемый правом порядок. Под порядком понимается организованность, строгое определение прав и обязанностей. Упорядоченность отношений сама по себе может представлять собой ценность, поскольку она обеспечивает определенность. В общесоциальных масштабах порядок играет позитивную роль более эффективного распределения и использования ресурсов, а для конкретного человека порядок может иметь ценность, обеспечивая какие-то потребности, например потребность в доступности пользования социальными услугами. Сам социальный порядок к человеческим потребностям относить сложно, он представляет собой скорее средство достижения других целей, нежели цель сам по себе.
Содержание порядка не универсально: налицо противоречие между абсолютной упорядоченностью жизни, доведенной почти до абсолюта в государстве с административно-командной системой управления, и свободой индивида, защищаемой в качестве конституционного принципа демократического государства. В административно-командной системе порядок понимается как полная регламентированность, в демократическом государстве - как создание границ личного произвола. Следовательно, содержание порядка тоже оказывается социально относительным.
Заключение
Приведенные описания демонстрируют различия между ценностью права и ценностями права. Ценность права предстает в виде тех социальных характеристик и свойств, которые отличают право от других систем социального регулирования и позволяют ценить его в качестве составной части социальной культуры. Ценность права подразумевает его восприятие как социального явления "снаружи", тогда как ценности права описывают его "внутри": то, что предопределяет его структуру и содержание, задает основные установки, на которых право основывается. То и другое можно считать имманентно присущим праву, отражающим его сущность, хотя и не в онтологическом, а в аксиологическом измерении. Ценность права и ценности права определяются независимо от исторических и культурных особенностей содержания правового регулирования, придающих своеобразие конкретной правовой системе; это своеобразие выражается в правовых ценностях, которые право воплощает, наряду с базовыми ценностями права, в позитивном правовом регулировании.
Ценности права, которые ему присущи, на практике встречают многочисленные сложности в реализации. И свобода, и справедливость, и равенство, и порядок только в их общем устремлении могут характеризоваться как ценности, тогда как с точки зрения практической их реализации возникают многочисленные трудности в их последовательном воплощении, особенно в конкретных ситуациях. Реальная интерпретация и наполнение, например, ценности равенства сильно зависит от социального контекста, меняющего содержание этой ценности до неузнаваемости (даже без учета того, что воплощение этой ценности в правовом принципе равенства требует его соотнесения с другими правовыми принципами, например принципами социальной справедливости и солидарности - социального государства).
В отличие от ценностей права, признаки социальной ценности самого права в целом фундаментальны и бесспорны, хотя и ценностно более нейтральны. Так, защита различных интересов не учитывает, каким интересам (частным или публичным, интересам сообществ или индивидов) будет отдаваться приоритет в правовом регулировании при их конкуренции. Социальная ценность права, следовательно, в более общем виде характеризует право как социальное явление, а стало быть, и более точно выражает его особенности как социального института. Посягательство на эти особенности в меньшей степени связано с покушением на способности права выражать разные интересы и быть принудительным и в большей степени - с его способностью создавать определенность.
Такой вывод, правда, может быть связан с неразработанностью ценностного анализа правового регулирования. Например, издание разного рода регламентов и инструкций, внешне создающих определенность (в особенности процедурную) редко оценивается с точки зрения того, какие интересы воплощаются в этой регламентации. Создание видимой нейтральности по отношению к интересам разных участников юридических отношений вводит в заблуждение и дезориентирует в анализе конкретных норм. Кажущееся отсутствие в нормах затрагивания чьих-то интересов и лишь установление порядка действий либо регламентация каких-то процедур столь же расходятся с социальной ценностью права, как и создание неопределенности ненадлежащим регулированием.
Анализ социальной ценности права и основных ценностей права позволяет, не вдаваясь в споры относительно сущности права, выявлять те ситуации, в которых о праве можно говорить лишь формально, и в этом отношении аксиологический подход имеет значительные преимущества перед онтологией права.
Список литературы
Алексеев Н.Н. Основы философии права. СПб.: Лань, 1999. 256 с.
Алексеев С.С. Право: Азбука - теория - философия: Опыт комплексного исследования. М.: Статут, 1999. 712 с.
Алексеев С.С. Социальная ценность права в советском обществе. М.: Юрид. лит., 1911. 224 с.
Алекси Р. Понятие и действительность права. М.: Инфотропик медиа, 2011. 192 с.
Белкин А.А. Обычаи и обыкновения в государственном праве // Правоведение. 1998. N 1. С. 34 - 39.
Белов С.А., Манжосов С.А. Доктрина прецедента в конституционном и международном правосудии. СПб.: Изд-во Санкт-Петербург. ун-та, 2020. 259 с.
Белов С.А., Тарасова К.В. Понятность текстов юридических документов: фикция или презумпция? // Вестник Санкт-Петербургского университета. Право. 2019. Т. 10. N 4. С. 610 - 625. DOI: 10.21638/spbu14.2019.401.
Бушев А.Ю., Попондопуло В.Ф. О балансе интересов большинства и меньшинства акционеров при консолидации акций // Правоведение. 2004. N 1. С. 49 - 66.
Вышинский А.Я. Основные задачи науки советского социалистического права. М.: Юрид. изд-во НКЮ СССР, 1938. 192 с.
Головина С.Ю. Главная задача сегодня - найти устойчивый баланс интересов работника и работодателя // Российское право: образование, практика, наука. 2011. N 4 - 5. С. 12 - 17.
Графский В.Г. Традиции и обновление в праве: ценностное измерение перемен // Проблемы ценностного подхода в праве: традиции и обновление / отв. ред. В.С. Нерсесянц. М.: Изд-во ИГиП РАН, 1996. С. 74 - 88.
Дворкин Р. О правах всерьез. М.: РОССПЭН, 2004. 392 с.
Демин А.В. Принцип определенности налогообложения (содержание, проблемы, судебная практика) // СПС "КонсультантПлюс". 2001.
Дихтяр А.И., Рогожин Н.А. Обеспечение баланса частных и публичных интересов в судебных решениях Конституционного Суда РФ в экономической сфере // Закон и право. 2002. N 12. С. 10 - 14.
Жива ли справедливость в праве? Коллективная монография / под ред. Д.И. Луковской, Н.И. Малышевой, М.И. Юдиной. СПб.: Алетейя, 2022. 304 с.
Иеринг Р. Борьба за право / пер. С.И. Ершова с 13-го немецкого изд. 2-е изд. М.: Издание М.Н. Прокоповича, 1907. 96 с.
Иеринг Р. Борьба за право. М.: Изд-во Вестника знания (В.В. Битнера), 1912. 71 с.
Иеринг Р. Цель в праве / пер. Н.Ф. Дерюжинский, Н.В. Муравьев; под ред. В.Р. Лицкой. Т. 1. СПб.: Н.В. Муравьев, 1881. 177 с.
Кант И. Критика практического разума. СПб.: Наука, 2007. 530 с.
Кельзен Г. Динамический аспект права // Конституция и власть: сравнительно-исторические исследования. М.: ИНИОН-ИСП РАН, 1999. С. 144 - 164.
Кельзен Г. Чистое учение о праве. 2-е изд. / пер. с нем. М.В. Антонова, С.В. Лезова. СПб.: Изд. дом "Алеф-Пресс", 2015. 542 с.
Ковалевский М.М. Сравнительно-историческое правоведение и его отношение к социологии. Методы сравнительного изучения права // Сборник по общественно-юридическим наукам. Вып. 1 / под ред. Ю.С. Гамбарова. СПб.: Тип. О.Н. Попова, 1899. С. 1 - 29.
Коркунов Н.М. Лекции по общей теории права. СПб.: Юрид. центр Пресс, 2003. 430 с.
Кросс Р. Прецедент в английском праве / пер. с англ. Т.В. Апаровой; под общ. ред. Ф.М. Решетникова. М.: Юрид. лит., 1985. 239 с.
Куликов А.К. Категория интереса в социологической теории Роско Паунда // Правоведение. 1977. N 6. С. 89 - 96.
Кустова М.В. Баланс имущественных интересов частных лиц и публичного субъекта в свете новой бюджетно-правовой концепции // Бюджетное право: вопросы теории и практики: сб. ст. / ред. Е. Строганова. СПб.: Питер, 2002. С. 6 - 21.
Лассаль Ф. О сущности конституции: речь, произнесенная в одном Берлинском ферейне / пер. с нем., с предисл. Э. Бернштейна. Одесса: Книгоиздательство "Буревестник", 1905. 32 с.
Лейст О.Э. Санкции в советском праве. М.: Гос. изд-во юрид. лит., 1962. 238 с.
Леонтьев Д.А. Вызов неопределенности как центральная проблема психологии личности // Психологические исследования. 2015. Т. 8. N 40. URL: https://psystudy.ru/index.php/num/article/view/555 (дата обращения: 15.11.2024).
Магазинер Я.М. Избранные труды по общей теории права / отв. ред. А.К. Кравцов. СПб.: Изд-во Р. Асланова "Юридический центр Пресс", 2004. 352 с.
Малько А.В., Суббочев В.В. Законные интересы как правовая категория. СПб.: Изд-во Р. Асланова "Юридический центр Пресс", 2004. 359 с.
Матейкович М.С., Горбунов В.А. Законные интересы в конституционном праве. М.: Норма; Инфра-М, 2011. 256 с.
Мерзликина Р. Юридическое равенство сторон и баланс публичных и частных интересов как принципы интеллектуального права // Интеллектуальная собственность: Авторское право и смежные права. 2004. N 7. С. 16 - 23.
Неновски Н. Право и ценности: пер. с болг. / вступ. ст. и пер. В.М. Сафронова; под ред. В.Д. Зорькина. М.: Прогресс, 1987. 248 с.
Нерсесянц В.С. Ценность права как триединства свободы, равенства и справедливости // Проблемы ценностного подхода в праве: традиции и обновление / отв. ред. В.С. Нерсесянц. М.: Изд-во ИГиП РАН, 1996. С. 4 - 10.
Павлисова Т.Е., Ембулаева Н.Ю. Принцип поддержания доверия к закону и действиям государства (защиты законных ожиданий) в российском праве: проблемы и перспективы // Право и политика. 2018. N 4. С. 1 - 10.
Петрова Т.В. Ценности права и правовые ценности // Вестник Университета имени О.Е. Кутафина (МГЮА). 2023. N 4. С. 131 - 140. DOI: 10.17803/2311-5998.2023.104.4.131140.
Поляков А.В. Общая теория права: Проблемы интерпретации в контексте коммуникативного подхода: Курс лекций. СПб.: Изд. дом Санкт-Петербург. гос. ун-та, 2004. 864 с.
Пьянкова А.Ф. Принцип баланса интересов в практике Конституционного Суда РФ // Третий пермский конгресс ученых-юристов: материалы междунар. науч.-практ. конф. / отв. ред. О.А. Кузнецова. Пермь: Пермск. гос. нац. исслед. ун-т, 2012. URL: http://territoriaprava.ru/topics/46358 (дата обращения: 15.11.2024).
Радбрух Г. Законное неправо и надзаконное право // Радбрух Г. Философия права. М.: Междунар. отношения, 2004. С. 228 - 238.
Рашева Н.Ю., Гомонов Н.Д. Ценность права в контексте системы ценностей современного российского общества // Вестник МГТУ. 2006. Т. 9. N 1. С. 172 - 181.
Тихомиров Ю.А. Как готовить законы. М.: Известия, 1993. 59 с.
Тихомиров Ю.А. Теория закона. М.: Наука, 1982. 257 с.
Тропер М. Реалистическая теория толкования // Сравнительное конституционное обозрение. 2006. N 1. С. 136 - 143.
Фабрика И.В. К вопросу о ценности права // Вестник Южно-Уральского государственного университета. Сер.: Право. 2011. N 40. С. 30 - 32.
Цинци М. Юридические аспекты этического принципа защиты законных ожиданий (на примере Южной Америки) // Идеи и идеалы. 2022. Т. 14. N 1. Ч. 2. С. 304 - 316. DOI: 10.17212/2075-0862-2022-14.1.2-304-316.
Щекин Д.М. О балансе публичного, квазипубличного и частного интересов в практике Конституционного Суда РФ // Налоговое право в решениях Конституционного Суда Российской Федерации 2004 года. М.: Волтерс Клувер, 2006. С. 41 - 62.
Язык закона / под ред. А.С. Пиголкина. М.: Юрид. лит., 1990. 192 с.
Bell D. The Cultural Contradictions of Capitalism. N.Y.: Basic books, 1996. 301 p.
Bentley A.F. The Process of Government: A Study of Social Pressures. Chicago: University of Chicago Press, 1908. 501 p.
Berge Gio ten, Widdershoven R.J.G.M. The principle of legitimate expectations in Dutch constitutional and administrative law // Netherlands reports to the fifteenth international congress of comparative law / Rapports pour le international de droit compare. 1998. P. 421 - 452. URL: https://dspace.library.uu.nl/handle/1874/43885 (дата обращения: 20.11.2024).
Comella V.F. Constitutional Courts and Democratic Values: A European Perspective. New Haven; L.: Yale Univ. Press, 2009. 256 p.
Dworkin R. Law's Empire. Oxford: Hart Publ., 1998. 488 p.
Edmundson W. Is Law Coercive? // Legal Theory. 1995. N 1. P. 81 - 111.
Jameson J.A. The Constitutional Michigan: Scholarly Publishing Office, University of Michigan Library, 2006. 582 p.
Kelsen H. Der dinamiische Aspekt des Rechts // Kelsen H. Die reine Rechtslehte. Wien: F. Deuticke, 1934. S. 67 - 93.
Kelsen H. Legal Formalism and The Pure Theory of Law // Weimar: A Jurisprudence of Crisis / ed. by A. Jacobson, B. Schlink. Berkeley: University of California Press, 2000. P. 67 - 109. URL: https://publishing.cdlib.org/ucpressebooks/view?docId=kt209nc4v2&chunk.id=ch01&toc.depth=1&toc.id=ch01&brand=ucpress (дата обращения: 20.11.2024).
Kelsen H. The Pure Theory of Law / transl. by M. Knight. Los Angeles: University of California Press, 1961. 366 p.
Lamond G. The Coerciveness of Law // Oxford Journal of Legal Studies. 2000. Vol. 20. N 1. P. 39 - 62.
Lucas J.R. The Principles of Politics. Oxford: Clarendon Press, 1966. 400 p.
Massimo La Torre. Constitutionalism and Legal Reasoning: A New Paradigm for the Concept of Law. Dordrecht: Springer, 2007. 206 p.
Nagel Th. The Problem of Global Justice // Philosophy & Public Affairs. 2005. Vol. 33. N 2. P. 113 - 147.
Nozick R. Coercion // Philosophy, Science, and Method: Essays in Honor of Ernest Nagel / ed. by S. Morgenbesser, P. Suppes, M. White. N.Y.: St. Martin's Press, 1969. P. 440 - 472.
Oberdiek H. The Role of Sanctions and Coercion in Understanding Law and Legal Systems // American Journal of Jurisprudence. 1976. N 21. P. 71 - 94.
Pound R. A Survey of Social Interests // Harvard Law Review. 1943. Vol. 57. N 1. P. 6 - 12. Ramsey M.D. Limits of Custom in Constitutional and International Law // San Diego Law Review. 2013. Vol. 50. P. 867 - 904.
Rawls J. Political liberalism. N.Y.: Columbia University Press, 2001. 435 p.
Raz J. Practical Reason and Norms. L.: Hutchinson, 1975. 192 p.
Scott A. Coercion // The Stanford Encyclopedia of Philosophy (Spring 2014 Edition) / ed. by E.N. Zalta. URL: http://plato.stanford.edu/archives/spr2014/entries/coercion/ (дата обращения: 20.11.2024).
The Protection of Legitimate Expectations in Administrative Law and EU Law. 2016. URL: https://www.aca-europe.eu/seminars/2016_Vilnius/VIL_GeneralReport_en.pdf (дата обращения: 20.11.2024).
Yankah E. The Force of Law: The Role of Coercion in Legal Norms // University of Richmond Law Review. 2008. N 42. P. 1195 - 1256.
Наша компания оказывает помощь по написанию курсовых и дипломных работ, а также магистерских диссертаций по предмету Административное право, предлагаем вам воспользоваться нашими услугами. На все работы дается гарантия.
Навигация по сайту:
Контакты:
"Горячие" документы: