ЮРИСПРУДЕНЦИЯ: МАГИСТЕРСКИЕ, ДИПЛОМНЫЕ, КУРСОВЫЕ
Консультационные услуги студентам
Консультационные услуги студентам
Наша компания оказывает помощь по написанию статей по предмету Международное право. Используем только актуальное законодательство, проекты федеральных законов, новейшую научную литературу и судебную практику. Предлагаем вам воспользоваться нашими услугами. На все выполняемые работы даются гарантии
Вернуться к списку статей по юриспруденции
МЕСТО РЕШЕНИЙ ЕВРОПЕЙСКОГО СУДА ПО ПРАВАМ ЧЕЛОВЕКА В КОНТЕКСТЕ ПОСТАНОВЛЕНИЙ КОНСТИТУЦИОННОГО СУДА РФ 2013 И 2015 ГГ. И ПОСЛЕДУЮЩИХ ЗАКОНОДАТЕЛЬНЫХ ИЗМЕНЕНИЙ
М.А. ЛИХАЧЕВ
Правовая позиция Конституционного Суда РФ, изложенная в Постановлении от 14 июля 2015 г. <1> (далее - Постановление 2015 г.), стала не только предметом широкого обсуждения среди юристов, но и объектом пристального медийного внимания и даже общественной дискуссии <2>.
--------------------------------
<1> Постановление Конституционного Суда РФ от 14 июля 2015 г. N 21-П по делу о проверке конституционности положений статьи 1 Федерального закона "О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней", пунктов 1 и 2 статьи 32 Федерального закона "О международных договорах Российской Федерации", частей первой и четвертой статьи 11, пункта 4 части четвертой статьи 392 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации, частей 1 и 4 статьи 13, пункта 4 части 3 статьи 311 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации, частей 1 и 4 статьи 15, пункта 4 части 1 статьи 350 Кодекса административного судопроизводства Российской Федерации и пункта 2 части четвертой статьи 413 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с запросом группы депутатов Государственной Думы // СЗ РФ. 2015. N 30. Ст. 4658.
<2> См., например: В Госдуме поддержали отказ от приоритета международного права // URL: http://www.novayagazeta.ru/news/1698242.html; В Госдуме рекомендуют отказаться от приоритета международного права // URL: http://www.svoboda.org/content/article/27389341.html; Европейский суд России не указ // URL: http://www.kommersant.ru/doc/2870960.
Эти споры нередко сопровождаются предвзятыми выводами об отмене приоритета международных договоров в российской правовой системе, об отказе России от участия в юрисдикционной организации Совета Европы. Такие поспешные выводы звучат, несмотря на то что в упомянутом решении Суд в очередной раз подтвердил, что окончательное Постановление Европейского суда по правам человека по делам в отношении России подлежит исполнению (п. 2). При этом КС исходит из положений ч. 4 ст. 15 (место международного права в российской правовой системе), ст. 46 (право на обращение в межгосударственные органы по защите прав и свобод человека) и ст. 79 (передача полномочий РФ межгосударственным объединениям) Конституции РФ во взаимосвязи с нормами Федерального закона от 30 марта 1998 г. N 54-ФЗ "О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней" <1>.
--------------------------------
<1> СЗ РФ. 1998. N 14. Ст. 1514.
Конституционный Суд снова заявил, что в силу положений Конституции РФ частью ее правовой системы является не только Европейская конвенция, но и принятые в ее исполнение постановления Европейского суда. При этом гарантированное каждому российской Конституцией право на международную защиту при условии исчерпания соответствующих внутригосударственных средств лишилось бы смысла и реального действия при отсутствии возможности у заинтересованного лица "обратиться в компетентный суд РФ с заявлением о пересмотре судебного акта, послужившего поводом для направления жалобы в ЕСПЧ" (п. 2.1 Постановления 2015 г.). Хотя такое заявление не влечет неизбежную отмену ранее вынесенного отечественным судом решения, а лишь предполагает "всестороннее и полное рассмотрение его доводов, а также обстоятельств конкретного дела" (п. 3 Постановления Конституционного Суда РФ от 6 декабря 2013 г., далее - Постановление 2013 г.) <1>.
--------------------------------
<1> Постановление Конституционного Суда РФ от 6 декабря 2013 г. N 27-П по делу о проверке конституционности положений статьи 11 и пунктов 3 и 4 части четвертой статьи 392 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации в связи с запросом Президиума Ленинградского окружного военного суда // СЗ РФ. 2013. N 50. Ст. 6670.
Данная правовая позиция Суда основывается на дискреционном характере полномочий государства по приведению в исполнение постановлений Европейского суда, а также на субсидиарном назначении механизма международной защиты (п. 2.1 Постановления 2015 г.).
Дискреционные полномочия государства состоят в том, что оно, исполняя принятое на себя правовое обязательство, самостоятельно определяет средства его реализации в национально-правовой системе при условии их совместимости с выводами, содержащимися в постановлении ЕСПЧ (п. 2.1). Такое понимание характера обязательности актов Европейского суда исключает безальтернативность его указаний, предоставляя государству-ответчику некоторую свободу при принятии мер общего и частного характера. Главное - достижение цели восстановления нарушенного права и предупреждения подобных ситуаций в будущем.
Субсидиарность международного правозащитного механизма заключается в первичности внутреннего правопорядка в деле обеспечения и защиты нарушенных прав человека, в том числе закрепленных в Европейской конвенции. Именно на государстве лежит обязанность гарантировать международно признанные на универсальном и региональном уровнях права посредством внутригосударственной системы. Роль же Европейского суда - дополнять национальные механизмы, устранять пробелы в их функционировании, корректировать сбои во внутригосударственном правоприменении, но не замещать национальные институты в любых правозащитных ситуациях.
Хотя Конституционный Суд подчеркнул принципиальность вытекающих из Европейской конвенции обязательств России, важнейшим элементом системы которых является исполнение постановлений Европейского суда, он допустил возможность отступления от международно-правовых обязательств, однако только в порядке исключения, в экстраординарных случаях, и только, если такое отступление является единственно возможным способом избежать нарушения основополагающих принципов и норм российской Конституции. Речь идет об отказе от исполнения неправомерных с конституционно-правовой точки зрения постановлений ЕСПЧ.
Прежде чем обратиться к природе такого отказа и его механизму, следует отметить основания правовой позиции КС РФ, нашедшей отражение в Постановлении 2015 г.
В первую очередь Суду важно обеспечить верховенство Конституции Российской Федерации. Ее высшая юридическая сила предполагает "недопустимость имплементации в правовую систему государства международных договоров, участие в которых может повлечь ограничение прав и свобод человека и гражданина или допустить какие-либо посягательства на основы конституционного строя". Причем российская Конституция имеет приоритет не только перед Европейской конвенцией как международным договором, обязательным для РФ, но и перед постановлениями Европейского суда, "содержащими оценки национального законодательства либо касающимися необходимости изменения его положений" (п. 2.2).
Выводы Суда поставили точку в многолетнем споре о характере конституционного верховенства в российской правовой системе в контексте применения норм международного права. Конституция РФ обладает прямым приоритетом перед всеми подлежащими реализации в России актами - и внутригосударственными, и международно-правовыми. В этом смысле ч. 1 ст. 15 Конституции РФ, устанавливающую приоритет конституционного документа перед "иными правовыми актами, принимаемыми в Российской Федерации", надлежит толковать расширительно.
Право государства отказаться от исполнения решения межгосударственного органа вытекает также из природы суверенитета как основы конституционного строя, предполагающего "верховенство, независимость и самостоятельность государственной власти", а также ее полноту на всей территории государства (п. 2.2).
Конституционный Суд не ограничился соображениями конституционно-правового порядка, заявив об интересах защиты международно-правовой системы. С точки зрения Суда, фундаментальный принцип международного права pacta sunt servanda, закрепленный в ст. 26 Венской конвенции о праве международных договоров 1969 г. <1> (далее - Венская конвенция), во взаимосвязи с общим правилом о добросовестном толковании договоров в соответствии с обычным значением, которое следует придавать терминам договора в их контексте, и в свете объекта и целей договора (п. 1 ст. 31 Венской конвенции) также устанавливает внутригосударственные пределы реализации международных обязательств государства.
--------------------------------
<1> Венская конвенция о праве международных договоров 1969 г. // Ведомости Верховного Совета СССР. 1986. N 37. Ст. 772.
Международный договор является для его участников обязательным, лишь если его значение в международном правоприменении "уяснено с помощью приведенного правила толкования" (п. 3 Постановления 2015 г.). Если Европейский суд при рассмотрении дела толкует Конвенцию с нарушением названных принципов, то государство вправе отказаться от исполнения вынесенного в отношении него судебного постановления. Речь идет о ситуациях, когда ЕСПЧ придает положениям ЕКПЧ смысл, отличный от их обычного значения или же противоречащий объекту и целям Конвенции, расходящийся с императивными нормами общего международного права, к числу которых КС РФ отнес принцип суверенного равенства и уважения прав, присущих суверенитету, а также принцип невмешательства во внутренние дела.
Таким образом, по смыслу приведенной позиции КС РФ Россия не может исполнить постановление Европейского суда, толкующее положения Европейской конвенции вразрез с нормами jus cogens.
В качестве основания для блокирования действия в отношении государства отдельных положений международного договора Конституционный Суд России также привел предписание п. 1 ст. 46 Венской конвенции. Согласно конституционным нормам Российская Федерация не вправе заключать международные договоры, не соответствующие ее Конституции, а "правила международного договора, если они нарушают конституционные положения, не могут и не должны применяться в ее правовой системе". Если первое заключение прямо вытекает из процедуры признания неконституционным договора или отдельных его положений, влекущих невозможность его (их) введения в действие и применение (ст. 91 Федерального конституционного закона от 21 июля 1994 г. N 1-ФКЗ "О Конституционном Суде Российской Федерации" <1>, далее - ФКЗ о КС РФ), то второй вывод является новым, более определенным ориентиром для российского правоприменителя.
--------------------------------
<1> СЗ РФ. 1994. N 13. Ст. 1447.
В развитие именно второго тезиса Конституционный Суд указал, что буквальный смысл международного договора обычно соответствует российской Конституции, тогда как его содержательная конкретизация, являющаяся следствием "одного лишь толкования", может расходиться с конституционными предписаниями (п. 3 Постановления 2015 г.). В таких случаях, как полагает Суд, возникает явное, т.е. объективно очевидное для любого субъекта международного права, действующего добросовестно и в соответствии с обычной практикой, нарушение конституционных положений.
Явное нарушение нормы внутреннего права как основание для признания договора недействительным предусмотрено в п. 2 ст. 46 Венской конвенции. Причем согласно Конвенции такое нарушение должно не только посягать на национально-правовые нормы особой важности, но и касаться компетенции государства заключать договоры от своего имени. По смыслу Венской конвенции приведенное основание признания договора недействительным затрагивает лишь порок воли государства при выражении согласия на обязательность международного договора, т.е. речь идет об этапе договорного процесса, предшествующем вступлению договора в силу для заинтересованного государства. Такой описываемый в Конвенции дефект волеизъявления субъекта международного права при принятии на себя обязательств не имеет отношения к стадии применения международного договора. Венская конвенция предусматривает некоторые основания для отмены принятых ранее международных обязательств, связанные с прекращением договора, отличая их от условий, влекущих недействительность договора.
Конституционный Суд же привел расширительно толкуемое правило п. 2 ст. 46 Венской конвенции в качестве основания для прекращения международных обязательств России по договору (пусть и в части). Так, Суд указал: "Речь в таких случаях идет не о действительности или недействительности для России международного договора в целом, а лишь о невозможности соблюдения обязательства о применении его нормы в истолковании, приданном ей уполномоченным межгосударственным органом в рамках рассмотрения конкретного дела" (п. 3 Постановления 2015 г.). Осмелимся предположить, что более уместной, но не менее дискуссионной была бы ссылка Суда в этом случае на такое основание для прекращения международного договора, как коренное изменение обстоятельств, обусловленное в том числе нарушением императивных норм общего международного права (ст. 62, 64 Венской конвенции).
Конституционный Суд весьма бегло отмечает, что он "не может поддержать данное Европейским судом по правам человека толкование Конвенции о защите прав человека и основных свобод, если именно Конституция... более полно по сравнению с соответствующими положениями Конвенции... обеспечивает защиту прав и свобод человека и гражданина, в том числе в балансе с правами и свободами иных лиц" (п. 4 Постановления 2015 г.). Полагаем, что данному аргументу стоило уделить больше внимания в контексте замечания Суда о невозможности исполнения решения ЕСПЧ, толкующего Конвенцию в нарушение императивных норм общего международного права. В таком случае акцент был бы выгодно смещен с интересов суверенитета государства и охраны публичного порядка на защиту правовых притязаний частных лиц, которые, с точки зрения КС РФ, в большей степени гарантированы российским правом.
Приоритет более благоприятных для статуса личности нормативных положений вытекает не только из российской Конституции (ст. 55), но и из универсальных правозащитных международных договоров: ст. 5 Международного пакта о гражданских и политических правах <1> и ст. 5 Международного пакта об экономических, социальных и культурных правах 1966 г. <2>. Схожее правило закреплено и в ст. 17 Европейской конвенции.
--------------------------------
<1> Бюл. Верховного Суда РФ. 1994. N 12.
<2> Там же.
Таким образом, в случае выявления расхождения решений Европейского суда с отечественными конституционными предписаниями мы имеем дело с так называемыми конституционно-конвенционными коллизиями. При этом такие коллизии, являющиеся основанием для отказа России от исполнения части своих международных обязательств, по мнению Конституционного Суда РФ, не связаны напрямую с содержательным противоречием буквальных положений Конституции России, с одной стороны, и Европейской конвенции или любого иного международного правозащитного договора - с другой. Даже в Постановлении 2015 г. Суд не решился кардинально противопоставить Конституцию РФ и ЕКПЧ.
До недавнего времени проблема соотношения конституционного и международно-правовых актов носила схоластический характер, поскольку правоприменитель крайне редко сталкивался с ситуацией выбора между конституционной нормой и положением международного договора. В соответствии со сложившейся практикой в отечественной доктрине появились различные концептуальные конструкции, обосновывающие "конвергенцию" норм акта высшей силы и международно-правовых положений. Так, Г.В. Игнатенко выдвинул идею о сопряжении международно-правового и внутригосударственного регулирования как одном из аспектов взаимодействия национального и международного права. С его точки зрения, "юридически адекватное решение видится не в поиске приоритета, а в установлении равноценности и равнозначности при толковании и применении норм Конституции и норм международного договора... в этом контексте представляется вполне уместным и юридически корректным совмещение (сопряжение) Конституции и международного договора" <1>.
--------------------------------
<1> Игнатенко Г.В. Международное право: предмет регулирования как комплексная конструкция в рамках системного исследования // Рос. юрид. журн. 2011. N 1. С. 38 - 46.
Такому подходу отвечал распространенный в международной и национальной практике принцип статутного толкования, в силу которого противоречащий международно-правовой норме последующий закон интерпретируется так, чтобы обеспечить совместимость, согласованное применение международного права и национального закона. При этом за основу берется презумпция, согласно которой законодатель не имеет намерения навлечь на государство ответственность за нарушение обязательств по международному праву: "Поскольку международное право основывается на общем согласии государств, предполагается, что государство не может намеренно создать норму, противоречащую международному праву... в таких случаях нормы внутригосударственного права должны быть истолкованы так, чтобы устранить это противоречие или не допустить его" <1>.
--------------------------------
<1> Осминин Б.И. Конституционные принципы и взаимодействие международного и внутригосударственного права // Журн. рос. права. 2014. N 5. См. также: Оппенгейм Л. Международное право: в 4 т. М., 1948. Т. 1. Полутом 1. С. 62.
В подтверждение верности такого подхода можно привести процедуру проверки конституционности международного договора на стадии его "введения" в российскую правовую систему. Данная процедура исключает вступление в силу для России, а значит, и реализацию российским правоприменителем межгосударственного соглашения, противоречащего Конституции (гл. X ФКЗ о КС РФ).
В этом контексте представляет интерес замечание И.И. Лукашука о том, что общепризнанные принципы и нормы международного права, имеющие международно-договорное воплощение, в российской правовой системе должны иметь силу, по меньше мере равную силе норм отечественной Конституции <1>. Обоснованием такого вывода послужила конституционная норма, определяющая основания прав и свобод человека и гражданина в Российской Федерации. В ч. 1 ст. 17, открывающей специальную правозащитную главу Конституции России, на первое место поставлены общепризнанные принципы и нормы международного права и лишь после указан сам акт высшей юридической силы: "В Российской Федерации признаются и гарантируются права и свободы человека и гражданина согласно общепризнанным принципам и нормам международного права и в соответствии с настоящей Конституцией".
--------------------------------
<1> Российская правовая система и международное право: современные проблемы взаимодействия (Всероссийская научно-практическая конференция. Нижегородский юридический институт, сентябрь 1995 г.) // Государство и право. 1996. N 2. С. 7.
Теоретический дискурс получил практическое воплощение в 2009 - 2013 гг. в рамках известного дела Константина Маркина, где положения Европейской конвенции были противопоставлены предписаниям российской Конституции в их истолковании Европейским и Конституционным судами соответственно.
В Постановлении 2015 г. КС РФ раскрыл существо конституционно-конвенционных коллизий, исключив из коллизионной пары собственно Европейскую конвенцию. Суд отметил, что во всех приведенных случаях из практики зарубежных судов "речь идет не о противоречии между Конвенцией как таковой и национальными конституциями, а о коллизии толкования конвенционного положения, данного Европейским судом по правам человека в постановлении по конкретному делу, и положений национальных конституций, в том числе в их истолковании конституционными судами" (п. 4). Таким образом, элементами коллизионной пары являются положение Европейской конвенции в его истолковании Европейским судом - по сути, постановление ЕСПЧ, с одной стороны, и положение российской Конституции - с другой. Второй вариант коллизионной пары: положение Европейской конвенции в его истолковании Европейским судом, т.е. само постановление ЕСПЧ, с одной стороны, и положение Конституции РФ в ее интерпретации Конституционным Судом России - по сути, постановление КС - с другой. Разрешается такая коллизия, как указал Суд, в пользу Конституции РФ и постановления Конституционного Суда РФ соответственно.
При этом Суд подтвердил, что в российской правовой системе действует принцип статутного толкования, основанный на конвергенции, сопряжении конституционно-правовых и конвенционных положений о правах человека. Права и свободы человека, закрепленные в Конституции РФ и Конвенции, совместимы по существу: расхождения же возникают в результате их интерпретации Европейским судом.
Говоря о первичности внутригосударственной защиты прав и свобод человека в их толковании национальными судами в соответствии с конституционными предписаниями, Суд исходит из приоритета Конституции России перед постановлениями Европейского суда по правам человека. Первоочередной задачей здесь является недопущение снижения уровня защиты прав человека, уже заложенного более прогрессивными нормами внутреннего правопорядка. В этом контексте примечательно обращение КС РФ к практике Верховного суда Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии, согласно правовой позиции которого "решения Европейского суда по правам человека в принципе не воспринимаются как подлежащие безусловному применению - по общему правилу они лишь принимаются во внимание". При этом заслуживает положительной оценки замечание Конституционного Суда РФ о необходимости обеспечения "баланса конституционно защищаемых ценностей и международно-правового регулирования статуса личности" (п. 4 Постановления 2015). Международно признанные права человека составляют неотъемлемый элемент его правового статуса в рамках национально-правовой системы, а международное право - прямой регулятор прав и свобод человека в России.
Конституционный Суд подчеркивает ценность Европейской конвенции и ее взаимосвязь с конституционными положениями (в особенности с гл. II Конституции РФ), указывая, что "присоединение к Конвенции и участие в ней России обусловлены самим принятием, соблюдением и действием Конституции Российской Федерации" (п. 4), т.е. сопряженностью конституционно-правового и конвенционного регулирования прав и свобод человека.
С точки зрения Конституционного Суда, оценка Европейской конвенции как важнейшей части российской правовой системы контрастирует с сегодняшним представлением о месте в ней Европейского суда по правам человека, который называют "устаревшим и утратившим к настоящему моменту правовую и социальную легитимность" институтом, посягающим на "национальную конституционную идентичность" вопреки своему статусу межгосударственного субсидиарного судебного органа, призванного не заменить, а дополнить внутреннюю правозащитную систему (п. 6).
В случае выявления конституционно-конвенционных коллизий толкования действуют предусмотренные в Постановлении 2015 г. механизмы обеспечения верховенства Конституции Российской Федерации: 1) запрос суда о конституционности законоположения, подлежащего применению по делу; 2) обращение в Конституционный Суд государственных органов, ответственных за выполнение Россией международных договоров, для решения вопроса о возможности исполнения постановления ЕСПЧ; 3) запрос Президента или Правительства РФ о толковании соответствующих положений Конституции в целях устранения неопределенности применительно к возможности исполнения постановления ЕСПЧ (резолютивная часть Постановления 2015 г.).
КС РФ разъясняет назначение судебного запроса о конституционности подлежащего применению законоположения и процедуры его подачи во взаимосвязи с указаниями Постановления 2013 г. Российский суд в рамках производства по пересмотру вступившего в законную силу судебного акта в связи с установленным Европейским судом нарушением Европейской конвенции при применении закона или его положения может прийти к выводу о невозможности их применения и, как следствие, исполнения постановления ЕСПЧ без подтверждения соответствия Конституции РФ законоположения, вступившего, по мнению ЕСПЧ, в противоречие с нормами Европейской конвенции. В таком случае российский суд обязан приостановить ревизионное производство и обратиться в КС РФ с запросом о проверке конституционности спорного закона.
Несмотря на то что выводы Постановлений 2013 и 2015 гг. очевидно совпадают, наблюдается некоторая эволюция правовой позиции Конституционного Суда. Детальный анализ этих ключевых постановлений КС РФ позволяет установить последовательное развитие подхода органа конституционного контроля к оценке верховенства российской Конституции во взаимосвязи с международно-правовыми актами, в том числе в их истолковании международными судебными органами.
Во-первых, как и в Постановлении 2013 г., в Постановлении 2015 г. КС РФ отметил, что основанием для пересмотра вступившего в законную силу решения российского суда ввиду новых обстоятельств является не всякое установленное ЕСПЧ нарушение Россией положений ЕКПЧ. Необходимыми условиями для такого пересмотра служат причинно-следственная связь между выявленным органом европейского правосудия нарушением и длящимися на момент судебной ревизии неблагоприятными последствиями, испытываемыми заявителем, а также недостаточность не связанных с пересмотром судебного акта средств обеспечения восстановления нарушенных прав и свобод (например, справедливой компенсации).
Во-вторых, согласно положениям Постановления 2013 г. российский суд сталкивается с конвенционно-конституционной коллизией в тех случаях, когда приходит к выводу "о невозможности исполнения постановления Европейского суда по правам человека без отказа от применения положений законодательства РФ, ранее признанных Конституционным Судом не нарушающими конституционные права заявителя в его конкретном деле" (здесь и далее выделено нами. - М.П.) (п. 3). Речь идет об ограниченном круге ситуаций, связанных с выявленным взаимоисключением решений ЕСПЧ и КС РФ: Европейский суд делает вывод о нарушении прав заявителя, гарантированных Европейской конвенцией, положениями российского законодательства, примененными в конкретном деле, а Конституционный Суд России приходит к заключению об отсутствии нарушения конституционных прав заявителя теми же законоположениями по тому же делу. Причем эти "ограничительные" условия конвенционно-конституционной коллизии воспроизведены Конституционным Судом и в резолютивной части Постановления 2013 г.
Положения Постановления 2015 г. генерализованы и распространяют механизм разрешения указанной коллизии на любые ситуации возникновения у российского суда сомнений в конституционности и соответственно возможности применения того или иного закона при пересмотре дела в связи с принятием ЕСПЧ постановления, констатирующего нарушение Россией прав и свобод человека в результате применения такого закона. Конституционному Суду РФ больше не нужно предварительно признавать отсутствие нарушения конституционных прав заявителя конкретным законоположением, как того требовало Постановление 2013 г. То есть даже если связанная с делом норма внутреннего права и не была объектом рассмотрения КС, российский суд может и должен обратиться с запросом о проверке ее конституционности при появлении сомнений в конституционной правомерности решения ЕСПЧ. Коллизионная пара "постановление ЕСПЧ - постановление КС РФ" (2013 г.) дополнена вариантом "постановление ЕСПЧ - Конституция РФ" (2015 г.).
В-третьих, формулировки 2015 г. более строгие по сравнению с примирительными, компромиссными указаниями 2013 г. Если в последнем случае КС отмечал, что российское право не может рассматриваться как "препятствующее суду общей юрисдикции... приостановить производство и обратиться с запросом в Конституционный Суд", то двумя годами позже КС РФ занял более категоричную позицию: суд, в том числе арбитражный, "обращается с запросом", "обязан приостановить производство и обратиться в Конституционный Суд...".
В-четвертых, в 2013 г. КС РФ не решился признать возможность отказа от исполнения акта Европейского суда по правам человека, предусмотрев в резолютивной части постановления собственное право лишь определять "конституционные способы реализации" спорных решений ЕСПЧ. В 2015 г., после неудавшихся попыток поиска компромисса с европейской системой, Конституционный Суд проявил большую решительность, допустив отказ от исполнения решений Европейского суда.
В июне 2014 г. федеральный законодатель во исполнение Постановления 2013 г. внес изменения в ФКЗ о КС РФ <1>. В частности, в его ст. 101 была введена ч. 2, согласно которой российские суды при пересмотре собственных решений ввиду установленных межгосударственными органами по защите прав человека нарушений, придя к выводу, что вопрос о возможности применения соответствующего закона может быть решен только после подтверждения его соответствия Конституции, должны обратиться с запросом в Конституционный Суд о проверке конституционности этого закона.
--------------------------------
<1> О внесении изменений в Федеральный конституционный закон "О Конституционном Суде Российской Федерации": Федеральный конституционный закон от 4 июня 2014 г. N 9-ФКЗ // СЗ РФ. 2014. N 23. Ст. 2922.
Примечательно, что в законодательной норме речь идет о решениях любых межгосударственных органов по правам человека, в то время как в Постановлении 2013 г. говорилось лишь об актах Европейского суда по правам человека. Кроме того, формулировка ч. 2 ст. 101 оказалась гибкой и высокоадаптивной. В 2014 г., когда изменения в ФКЗ были внесены, основанием к обращению в КС РФ служили именно конвенционно-конституционные коллизии в узком понимании ("постановление ЕСПЧ - постановление КС РФ"), изложенном в Постановлении 2013 г. Постановление 2015 г. существенно расширило смысл и назначение прежней законодательной нормы: теперь она обязывает российский суд обращаться с запросом в КС в любых случаях возникновения сомнения в возможности приведения в исполнение решения ЕСПЧ без проверки конституционности соответствующего законоположения ("постановление ЕСПЧ - постановление КС РФ", "постановление ЕСПЧ - Конституция РФ"). Не случайно введенная в 2015 г. в ФКЗ о КС РФ <1> гл. XIII.1 касается лишь второго из трех упомянутых нами механизмов обеспечения верховенства Конституции РФ, а именно запроса федерального органа исполнительной власти.
--------------------------------
<1> О внесении изменений в Федеральный конституционный закон "О Конституционном Суде Российской Федерации": Федеральный конституционный закон от 14 декабря 2015 г. N 7-ФКЗ // СЗ РФ. 2015. N 51 (Ч. 1). Ст. 7229.
Более того, в 2014 г. законодатель дополнительно предусмотрел в числе условий допустимости традиционных запросов о проверке конституционности соответствующих нормативных правовых актов (ч. 2 ст. 125 Конституции РФ, ст. 84 ФКЗ о КС РФ) необходимость проверки конституционности в связи с "официально принятым межгосударственным органом по защите прав человека решением" (ст. 85 ФКЗ). В этом смысле некоторые законодательные изменения 2014 г. предвосхитили нововведения Конституционного Суда июля 2015 г.
Важно, что даже если отдельная ситуация в той или иной форме уже была объектом рассмотрения Конституционного Суда РФ, в случае исполнения постановления ЕСПЧ дело может вновь "попасть" в КС РФ, поскольку Суд однозначно разводит в зависимости от юридических последствий процедуру проверки конституционности закона, примененного в конкретном деле, по жалобе граждан и процедуру проверки конституционности закона, подлежащего применению в конкретном деле, по запросам судов. Признание Судом отдельных положений законодательства не нарушающими конституционные права гражданина-заявителя по тому или иному делу вовсе не препятствует проверке конституционности этого же законоположения по запросу российского суда (п. 3.2 Постановления 2013 г.). В последнем случае встает "вопрос о конституционности норм указанных законоположений, повлекших нарушение соответствующих положений Конвенции в их интерпретации Европейским судом" (п. 5.1 Постановления 2015 г.). Иначе говоря, отсутствие нарушений конституционных прав граждан-заявителей отдельным законоположением, примененным по конкретному делу, не предрешает вопрос о конституционности этой законодательной нормы.
Такой подход Конституционного Суда проясняет, почему еще в 2010 г. две процедуры конституционного контроля были разведены <1>. тогда законодатель уточнил не только компетенцию Суда, который наделялся полномочием по проверке конституционности подлежащего применению в конкретном деле закона по запросам судов (п. 3.1 ст. 3 ФКЗ о КС РФ), но и право граждан, их объединений, иных органов и лиц обращаться с запросом о проверке конституционности лишь примененного в конкретном деле закона.
--------------------------------
<1> О внесении изменений в Федеральный конституционный закон "О Конституционном Суде Российской Федерации": Федеральный конституционный закон от 3 ноября 2010 г. N 7-ФКЗ // СЗ РФ. 2010. N 45. Ст. 5742.
Второй и третий механизмы обеспечения верховенства Конституции РФ (запрос федерального органа исполнительной власти и запросы Президента, Правительства РФ) применяются, когда исполнение спорного постановления Европейского суда осуществляется без участия судов. Конституционный Суд связал эти два механизма с толкованием КС РФ соответствующих положений Конституции России по официальному запросу уполномоченных субъектов в целях устранения неопределенности в понимании данных положений применительно к возможности исполнения постановления ЕСПЧ и принятия мер общего и индивидуального характера.
Право на запрос предоставлено государственным органам (например, Минюсту России), поскольку на них возложена обязанность по обеспечению выполнения Российской Федерацией международных договоров, участницей которых она является. Президент РФ или Правительство РФ реализуют право на запрос при выявлении невозможности исполнения постановления ЕСПЧ вследствие того, что оно основано на положениях Европейской конвенции в истолковании, приводящем к их расхождению с российской Конституцией.
Кроме того, Конституционный Суд РФ в Постановлении 2015 г. предусмотрел возможность законодательного закрепления трех описанных механизмов обеспечения верховенства Конституции. С этой целью 14 декабря 2015 г. принят закон, вносящий изменения в ФКЗ о КС РФ. Результатом законодательной работы стало появление упомянутой гл. XIII.1, посвященной процедуре рассмотрения запросов "о разрешении вопроса о возможности исполнения решения межгосударственного органа по защите прав и свобод человека". Инициатором такого запроса в Конституционный Суд РФ может быть лишь "федеральный орган исполнительной власти, наделенный компетенцией в сфере обеспечения деятельности по защите интересов Российской Федерации при рассмотрении в межгосударственном органе по защите прав и свобод человека жалоб, поданных против Российской Федерации на основании международного договора Российской Федерации" (ст. 104.1).
В соответствии с позицией КС РФ законодатель сделал акцент на конвенционно-конституционных коллизиях интерпретационного характера, связанных с противоречием не положений международного правозащитного акта и российской Конституции, а именно правоприменительного решения международного органа, толкующего такой акт, и Конституции России, в том числе в ее понимании, изложенном в постановлениях Конституционного Суда РФ, которые раскрывают "основы конституционного строя и установленное Конституцией РФ правовое регулирование прав и свобод человека и гражданина" (ст. 104.3). По итогам рассмотрения указанного запроса Конституционный Суд РФ может принять решение о "невозможности исполнения в целом или в части в соответствии с Конституцией Российской Федерации решения межгосударственного органа по защите прав и свобод человека" (п. 2 ст. 104.4).
Помимо этого, была дополнена и гл. XIV ФКЗ о КС, регулирующая компетенцию Суда по вопросам толкования российской Конституции. В соответствии с внесенными поправками теперь Президент и Правительство РФ наделены правом обращения в Конституционный Суд страны с запросом о толковании положений Конституции РФ "в целях устранения неопределенности в их понимании с учетом выявившегося противоречия между положениями международного договора Российской Федерации в истолковании, данном межгосударственным органом по защите прав и свобод человека, и положениями Конституции Российской Федерации применительно к возможности исполнения решения соответствующего межгосударственного органа" (ч. 2 ст. 105). Если по итогам рассмотрения такого запроса Суд придет к выводу о невозможности исполнения соответствующего решения межгосударственного органа без нарушения положений Конституции, какие-либо действия (акты), направленные на исполнение такого решения, не могут осуществляться (приниматься) (ч. 2 ст. 106).
Интересно, что законодатель пошел по пути генерализации частного правила, сформулированного Конституционным Судом. В Постановлении 2015 г. речь идет о том, что все три механизма разрешения конвенционно-конституционных коллизий (и обеспечения верховенства Конституции РФ) могут применяться к решениям лишь Европейского суда по правам человека, толкующим положения Европейской конвенции и Протоколов к ней. В силу положений действующего ФКЗ о КС РФ (ст. 101, гл. XIII.1, XIV) эти средства применимы к решениям любых межгосударственных органов по защите прав и свобод человека. Очевидна ориентация российского законодателя на использование этой нормы в будущем в схожих ситуациях, не связанных с юрисдикционной системой Совета Европы.
Кроме того, в пересмотренных законоположениях акцент смещен с международного права на право национальное: внутригосударственные, конституционно-правовые основания неисполнения решения ЕСПЧ полностью вытеснили международно-правовые доводы Конституционного Суда (императивные нормы международного права, недействительность международного договора).
Несомненно, в аргументации Суда приоритет отдается интересам обеспечения верховенства российской Конституции. Однако не последнее место Суд отводит и международно-правовым основаниям своих выводов. Отражение баланса интересов национального и международного права в законоположениях не только более полно отвечало бы логике Конституционного Суда РФ, но и отчасти предупредило бы обвинения российской стороны в национальном правовом эгоизме. В этих условиях законодательно предусмотренный механизм разрешения коллизий толкования российской Конституции и международных правозащитных договоров подлежит применению с учетом позиции Конституционного Суда, изложенной в Постановлениях 2013 и 2015 гг.
Конституционный Суд объединил средства отказа в исполнении решений Европейского суда по правам человека в один институт - право на возражение, осуществляемое "в редчайших случаях" не ради "самоизоляции" России от решений ЕСПЧ, а во благо "конструктивного взаимодействия и взаимоуважительного диалога с ним", исходя из признания "фундаментального значения европейской системы защиты прав и свобод человека и гражданина" (п. 6 Постановления 2015 г.).
Наивно исключать влияние на позицию Конституционного Суда как органа государственной власти Российской Федерации конъюнктурных факторов, связанных с текущей внешне- и внутриполитической ситуацией. В то же время первое Постановление КС РФ, заложившее основу "механизма возражения", появилось еще в 2013 г. - в условиях относительного геополитического спокойствия. Тогда орган конституционного правосудия попытался сгладить возникшие противоречия между российской и европейской юрисдикционными системами, предложив компромиссный вариант определения "возможных конституционных способов реализации постановления Европейского суда по правам человека".
Очередной виток конкуренции ЕСПЧ и КС РФ обусловил более решительные шаги российской Фемиды. В 2015 г. Конституционный Суд развил позицию, изложенную двумя годами ранее, ориентированную на защиту внутреннего правопорядка и основ конституционного строя от необоснованного вмешательства извне. Однако и здесь Суд не исключил возможность поиска компромисса, поставив во главу угла интересы частных лиц, императивы международного права и незыблемость нормативного и правоприменительного симбиоза Европейской конвенции и российской Конституции при безусловном приоритете последней.
Список литературы
References
Наша компания оказывает помощь по написанию курсовых и дипломных работ, а также магистерских диссертаций по предмету Международное право, предлагаем вам воспользоваться нашими услугами. На все работы дается гарантия.
Навигация по сайту:
Контакты:
197839245
"Горячие" документы: