Наша компания оказывает помощь по написанию статей по предмету Уголовное право. Используем только актуальное законодательство, проекты федеральных законов, новейшую научную литературу и судебную практику. Предлагаем вам воспользоваться нашими услугами. На все выполняемые работы даются гарантии
Вернуться к списку статей по юриспруденции
ЗАВЕРЕНИЯ ОБ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ И ВОЗМЕЩЕНИЕ ПОТЕРЬ В РОССИЙСКОМ ПРАВЕ В СРАВНЕНИИ С REPRESENTATIONS, WARRANTIES И INDEMNITY В ПРАВЕ АНГЛИИ И США
А.В. ТОМСИНОВ
Появление в ГК РФ ст. ст. 431.2 ("Заверения об обстоятельствах") и 406.1 ("Возмещение потерь, возникших в случае наступления определенных в договоре обстоятельств", далее - возмещение потерь) не было неожиданным, но пока можно только гадать, как эти нормы будут восприняты в деловом обороте и судебных процессах. В то время как многие изменения Кодекса лишь подтвердили те удачные решения проблем, которые нашла практика (в первую очередь ВАС РФ), ст. ст. 431.2 и 406.1 должны, наоборот, помочь судам преодолеть сомнения по поводу соответствующих условий договоров.
Эти новеллы прежде всего отсылают нас к опыту использования схожих инструментов в английском и американском праве, но, например, заверения нередко встречались и в договорах, подчиненных российскому праву. На фоне серьезной реформы гражданского права и положительных изменений в судебной практике участники оборота надеялись, что в конце концов заверения об обстоятельствах будут в целом признаны судами с опорой на существующие принципы и нормы. Теоретически для этого не было явных препятствий, ведь в итоге включение названных статей в ГК РФ не потребовало отмены какого-либо императивного запрета. Вопрос о том, почему этого не произошло, уже утратил актуальность, но теперь будет полезно сравнить окончательный текст рассматриваемых статей с первоисточником (т.е. с англо-американскими понятиями representations, warranties, indemnity) и оценить их на предмет соответствия потребностям оборота.
В настоящей статье мы постараемся взглянуть на заверения и возмещение потерь с точки зрения не пассивного применения этих норм по умолчанию, а с позиции активного использования новых диспозитивных возможностей при создании договоров. Были ли предусмотрены законодателем все основные проблемы, которые существуют на практике? Остались ли такие вопросы, которые все равно потребуют квалифицированного судейского толкования? Насколько широка будет свобода сторон в формулировании уникальных условий договора для достижения нужного правового эффекта? Не претендуя на всеобъемлющий анализ новелл, мы предлагаем остановиться на отдельных аспектах, которые кажутся нам особенно интересными как с практической точки зрения, так и в рамках иллюстрации принципа свободы договора и ее пределов <1>.
--------------------------------
<1> Для этих целей далее мы будем исходить из того, что сторонами описываемых отношений выступают профессиональные предприниматели без явного неравенства переговорных возможностей, поскольку в иных случаях как в российском, так и в иностранном праве появляются императивные ограничения, защищающие слабую сторону договора. Кроме того, поскольку рассматриваемые новеллы могут быть полезны многим видам договоров, были опущены вопросы, представляющие специфику исключительно сделок по покупке акций (долей).
1. Роль заверений об обстоятельствах в договорном праве
Хотя самой заметной функцией заверений об обстоятельствах можно назвать расширение случаев привлечения контрагентов к ответственности, стоит учитывать и их позитивную роль, т.е. влияние на нормальный процесс отношений, не нуждающийся в судебном принуждении. Составление заверений было поводом заранее распределить риски и лучше представить суть сделки, и во многих случаях добросовестные контрагенты соблюдали эти условия самостоятельно (особенно если имели место долгосрочные отношения). Именно этот потенциал во многом приводил российских участников оборота к составлению заверений до реформы ГК РФ (хотя, конечно, как раз риск претерпевания неблагоприятных последствий при обнаружении недостоверности заверения способен побудить стороны к более широкому раскрытию информации).
Потребность оборота в использовании заверений тем больше, чем сложнее предмет договора. Хотя нередко заверения называют способом управления рисками, нам кажется уместным уточнение, что в основном речь идет о рисках недостаточности информации. С помощью заверений стороны преодолевают объективные сложности в понимании того, что им кажется важным для принятия решений. Часто эти препятствия можно отнести к одной из трех ситуаций:
- какие-то сведения могут быть в принципе доступны только одной стороне;
- самостоятельное установление ряда фактов, известных одной стороне, потребует от второй стороны нерационально много сил и времени;
- встречаются такие факты, которые полностью не известны ни одной из сторон.
Признание заверений прежде всего означает предоставление сторонам договора гибкого инструмента, с помощью которого они могут исправить несоответствие между реальными обстоятельствами и волей сторон на вступление в сделку или согласование ее условий. Иными словами, в правовой системе, которая провозглашает и защищает возможность сторон приобретать и осуществлять "свои гражданские права своей волей и в своем интересе" (п. 2 ст. 1 ГК РФ), признание заверений будет следствием учета законодателем того, что согласование условий договора полностью осведомленными сторонами является идеальной теоретической моделью, а в реальном обороте существует немало препятствий для того, чтобы стороны получали от договоров именно то, на что рассчитывали. В одних случаях недостаточная осведомленность влияет на само вступление в договор, в других - на его условия, причем не только на цену, но и на все остальные вопросы, такие как выбор способа обеспечения исполнения обязательств, порядка исполнения договора, дополнительных обязанностей второй стороны и т.д. Например, по отношению к обращенным в будущее время фактам точное знание может отсутствовать, но продавец, имеющий специальные знания и способный рассчитать вероятность того или иного исхода, сможет предложить покупателю заверение в обмен на рассчитанное увеличение цены (что близко к страхованию, но доступно и тогда, когда расчеты неосведомленных страховщиков привели бы к непропорциональным расходам на страховку).
Придание юридической силы заверениям - это важное проявление принципа свободы договора, понимание законодателем того, что в подобных вопросах никаких императивных статей не будет достаточно, ведь только сами стороны могут учесть все нюансы их конкретных правоотношений. Отсутствие этой возможности в российском праве ранее выглядело достаточно нелогично при наличии права на иск о признании сделки недействительной, если они была совершена под влиянием обмана (ст. 179 ГК РФ), ведь всегда оставались острыми вопросы, каким способом может быть совершен обман и как можно себя от него обезопасить. Кроме того, признание сделки недействительной - это крайний случай, который нередко противоречит интересам потерпевших сторон. Ответственность за обман в большинстве ситуаций может быть признана частным случаем института заверений (чему соответствует п. 3 ст. 431.2 ГК РФ), который, помимо этого, включает и более легкие формы порока воли, и более широкий набор последствий.
2. Общее понятие заверений об обстоятельствах
Пункт 1 ст. 431.2 ГК РФ дает определение заверениям через обстоятельства: заверения могут даваться о любых обстоятельствах, имеющих значение для заключения, исполнения или прекращения договора. Честно говоря, вне контекста эту характеристику понять трудно, поскольку факты, имеющие значение для любой стадии существования договора, можно понимать слишком широко. Например, будет ли заверением обращение покупателя к давшему гарантию поставщику с заявлением о браке, если поставщик, потратив деньги на экспертизу, обнаружит, что дефект носит эксплуатационный характер? Чисто формально ответ может быть положительным, ведь это заявление, безусловно, имеет значение для исполнения договора, но нам кажется, что это будет противоречить ожидаемой роли заверений (с точки зрения английского или американского права приведенный пример будет заявлением о ложности заверения продавца, а не самостоятельным заверением, ведь по умолчанию стороны включают в цену договора любые усилия по доказыванию истинности своих заверений). К сожалению, законодатель вместо формулирования цели или функции заверений ограничился примерами обстоятельств, связанных с предметом договора, полномочиями на его заключение, соответствием договора применимому к нему праву, наличием необходимых лицензий и разрешений, финансовым состоянием сторон либо относящихся к третьему лицу.
Если мы проведем аналогию с англо-американской доктриной, то увидим, что в ст. 431.2 ГК РФ объединены сразу два вида информации, предоставляемой в связи с договором: representations (это понятие можно перевести по-разному, и часто используется слово "заверения", но для целей различения терминов в настоящей статье мы выберем вариант "утверждения") и warranties (гарантии); далее мы будем совместно их именовать "заверения". Теоретически эти виды заверений имеют разную цель: representations можно описать как сообщение о факте, "сделанное для того, чтобы побудить кого-то к действиям, особенно к заключению договора", а warranties - как "ясно выраженное или подразумеваемое обещание, что нечто связанное с договором гарантировано одной из его сторон" <2>. В приведенных определениях подразумевается, что утверждения даются до заключения договора (как в устной, так и в письменной форме), а явные (explicit) гарантии служат условием договора и обязательно включаются в его письменный текст (подразумеваемые (implicit) гарантии становятся частью договора в силу положений законодательства, например, о купле-продаже товаров, если договором не установлено иное: в отличие от ситуации, которая имела место два столетия назад, в наше время во многих случаях принцип caveat emptor применим к английскому праву не более, чем к российскому <3>). Но сегодня можно заключить, что критерий времени и формы утратил былую четкость:
--------------------------------
<2> Garner B.A., ed. Black's Law Dictionary. Deluxe 9th ed. St. Paul, 2009. P. 1415, 1725.
<3> См.: Furmston M.P. Sale and supply of goods. London, 2000.
- в XX в. распространилась практика признания гарантиями устных заверений даже при заключении договора в письменной форме, хотя это противоречит общему принципу исключения устных доказательств (parol evidence rule) - это так называемые сопутствующие гарантии (collateral warranties) <4>;
--------------------------------
<4> Отдельно надо отметить, что сопутствующие гарантии порой могут быть, по сути, отдельным договором: даже если они даны не второй стороной сделки, а неким третьим лицом, то пострадавшая от их недостоверности сторона не остается без компенсации, так как может подать иск к третьему лицу: Beatson J., Burrows A., Cartwright J. Anson's Law of Contract. 29th ed. Oxford, 2010.
в наше время стало возможным признавать утверждениями даже заверения, ставшие частью содержащего договор документа (т.е. возникла чисто юридическая фикция, что такие утверждения будут в тексте, но не станут условием договора), иными словами, иногда одно и то же заверение может признаваться одновременно и утверждением, и гарантией, давая потерпевшему выбор между санкциями <5>, хотя это совершенно нелогично с точки зрения определений: выходит, что одно и то же заверение одновременно и является, и не является условием договора <6>.
--------------------------------
<5> См.: Perillo J.M., Calamari J.D. On contracts. 5th ed. St. Paul, 2003.
<6> См.: Devenney J. Re-Examining Damages for Fraudulent Misrepresentation: Towards a More Measured Response to Compensation and Deterrence // DiMatteo L.A. et al, eds. Commercial contract law: transatlantic perspectives. Cambridge, 2013; Misrepresentation Act 1967. P. 1.
Иногда вышеприведенные определения уточняются в том плане, что в отличие от утверждений гарантии могут подтверждать будущие факты или то, что конкретный факт останется истинным и в будущем, но это тоже неоднозначный критерий <7>.
--------------------------------
<7> См.: Adams K.A. A lesson in drafting contracts: What's up with "representations and warranties"? // Business Law Today. 2005. Vol. 15. N 2. P. 33.
Можно заключить, что отличия между этими видами заверений фактически имеют субъективный характер. Содержание утверждений и гарантий и способ их выражения (до заключения договора или в тексте, в устной или в письменной форме) могут быть совершенно одинаковыми, а разница между этими видами заверений зависит от того, какую роль они играли для сторон <8>. Утверждения считаются побудившими потерпевшую сторону к заключению договора в целом. Даже в случае включения в текст документа, объединяющего соглашение сторон, они не будут считаться условием договора и ответственность за их недостоверность будет наступать по деликтному праву. Гарантии же теоретически не влияют на решение заключить договор, но являются таким же его условием, как и обычные обязательства, так что их нарушение приводит к договорной ответственности.
--------------------------------
<8> См.: Beatson J. et al. Op. cit. P. 133, 300; Stone R., Devenney J. The Modern Law of Contract. 11th ed. London, 2015.
3. Проблема разделения утверждений и гарантий в праве Англии и США
Искусственность деления заверений на два вида отчасти связана с тем, что до 1778 г. английское право рассматривало заверения почти так же, как российское право до 01.06.2015, т.е. недостоверность гарантии, включенной в текст договора, сама по себе не давала права на компенсацию по правилам взыскания убытков за нарушение договора, так как гарантия не считалась обязательством (точнее, обещанием - promise), а потому ее нарушение не было нарушением договора <9>. У истца была только возможность расценивать эти условия как заявления о фактах, что позволяло обращаться в суд с иском, основанным на заключении договора под влиянием обмана (в английском праве такой обман традиционно считался деликтом), хотя это не всегда соответствовало интересам потерпевшего. В дальнейшем после признания гарантий условиями договора многие судьи по инерции продолжили допускать одновременную трактовку их и как утверждений, если соблюдались критерии обмана по деликтному праву (вина, существенность для сути договора, влияние на намерение заключить договора). В результате постепенных изменений за последующие столетия возник целый пласт противоречивых судебных прецедентов, так что вполне понятно, почему концепцию гарантий называли "уродливым гибридом, порожденным запретными сношениями деликта и договора" <10>.
--------------------------------
<9> См.: West G.D., Lewis W.B., Jr. Contracting to Avoid Extra-Contractual Liability - Can Your Contractual Deal Ever Really Be the "Entire" Deal? // The Business Lawyer. 2009. Vol. 64. N 4. P. 1009 - 1010.
<10> "A freak hybrid born of the illicit intercourse of tort and contract" (West G.D., Lewis W.B., Jr. Op. cit. P. 1009 - 1010).
Дополнительную путаницу внесло то, что был и противоположный вектор смешения: утверждения порой наоборот формально признавались гарантиями для обхода ограничений деликтного права. Это было связано с тем, что до изменений в судебной практике и законодательстве, произошедших в 1960-х гг. <11>, в Англии по общему правилу экономический вред, не связанный с физическим повреждением имущества, в рамках деликтного права возмещался лишь в случае умышленного обмана. В результате истец стоял перед выбором: либо доказать прямой или косвенный умысел ответчика, чтобы взыскать деликтные убытки за обман, либо доказать, что заверение было частью договора, т.е. гарантией, за нарушение которой можно взыскать договорные убытки. В случаях, когда заверение было явным утверждением, сделанным для побуждения к заключению договора, и давшая его сторона считала его верным, хотя для этого не было разумных оснований (неосторожное утверждение), потерпевшее лицо не могло получить убытки ни по деликтному, ни по договорному праву.
--------------------------------
<11> Hedley Byrne & Co Ltd. v. Heller & Partners Ltd. [1964] AC 465; Misrepresentation Act 1967.
В результате одни судьи во избежание явно несправедливых итогов процессов стали более благосклонно смотреть на признание неосторожных и невиновных заверений гарантиями, чтобы дать истцу право на договорные убытки, в то время как другие выступали против этого и призывали жестко защищать принцип невозможности взыскания убытков при невиновной недостоверности утверждения, что не способствовало единообразию практики <12>. Вышеуказанные изменения в прецедентном и статутном праве лишили этот спор практического значения, но не смогли исправить уже сформировавшуюся традицию. Схожая проблема существует и в американских судах: они в целом более склонны придерживаться правила, что экономический вред не должен взыскиваться в деликтном праве, но судьи могут признавать умышленный обман исключением из этого правила, а кроме того, есть прецеденты, когда экономический вред возмещался и в случае неосторожного утверждения, так что практика тоже противоречива <13>.
--------------------------------
<12> См.: McKendrick E. Contract law: text, cases, and materials. Oxford, 2012.
<13> См.: West G.D., Lewis W.B., Jr. Op. cit. P. 1010 - 1011.
Сегодня нет потребности в подведении утверждения под критерии гарантии или, наоборот, гарантии под критерии утверждения, но полной ясности в вопросе отличия этих видов заверений так и не появилось. Теоретически все определяется намерением сторон, но как его можно установить? Даже текст договора не имеет для этой цели определяющего значения, если сформулирован недостаточно четко. Остается актуальным высказывание судьи по делу Heilbut, Symons & Co v. Buckleton, согласно которому "намерение сторон может быть установлено лишь на основании всей совокупности доказательств, и ни один дополнительный принцип... не может быть полностью верен" <14>. Например, в разных делах встречались следующие тезисы:
--------------------------------
<14> Ibid.
- чем важнее пункт для сути договора, тем вероятнее, что это гарантия, а не утверждение;
- заверения лица, обладающего специальными знаниями, вероятнее будут признаны гарантиями, если относятся к области этих знаний;
- значительное время между дачей заверения и выражением намерения заключить договор означает, что заверение является утверждением;
- отсутствие повторения заверения в тексте договора скорее свидетельствует об утверждении;
- предложение автора заверения проверить его истинность говорит в пользу утверждения;
- заявление о том, что нет нужды проверять достоверность заверения, характерно для гарантий <15>.
--------------------------------
<15> См.: West G.D., Lewis W.B., Jr. Op. cit. P. 307 - 308; Beatson J. et al. Op. cit. P. 135.
Бывает и так, что несколько вышеперечисленных признаков противоречат друг другу, и тогда английские судьи делают выбор зачастую довольно субъективно, думая больше не о фактах, а о том, какой должна быть ответственность (поскольку деликтные и договорные убытки в английском праве компенсируют разные виды имущественных потерь и имеют разные правила расчета, в одних случаях деликтные убытки будут больше договорных, а в других - наоборот) <16>. Можно сказать, что в вопросе утверждений и гарантий английские судьи склонны порой делать выбор в пользу справедливости в конкретном деле, а не стабильности оборота в целом, и это нельзя приветствовать.
--------------------------------
<16> См.: Stone R., Devenney J. Op. cit. P. 195.
Поскольку, по сути, мы имеем дело с очень разнообразной практикой, то выделение иных общих принципов крайне затруднительно. Даже если судьи стараются мотивировать свое решение самым подробным образом, это приводит к тому, что возникают споры о том, верен ли этот принцип лишь при наличии всех важных особенностей соответствующего дела. Например, в современной американской практике сообщения о фактах в договоре часто называют "утверждения и гарантии", в то время как английские юристы настаивают на том, чтобы называть заверения в договоре только "гарантиями", а не "утверждениями и гарантиями" <17>. Это связано с традицией, которая порой получает подтверждение: среди практиков есть мнение, что в Англии чаще встречаются судьи, которые буквально поймут использованные сторонами слова (например, если пункт назван гарантией, то его нельзя квалифицировать как утверждение); первый случай такого подхода наблюдался еще 1603 г. (слово "подтвердил" (affirmed) относительно качества товара было признано неравнозначным слову "гарантировал" (warranted)), в то время как в США терминология сама по себе не будет иметь значения. При этом в английской практике тоже есть дела, где судьи отрицали значение выбранных слов <18>, так что и тут проще перестраховаться при составлении договора и точнее описать цели сторон, чем искать такой принцип, который объяснит сразу все подходы. Скажем, одной из рекомендаций для американских юристов во избежание признания договорных условий утверждениями является добавление в договор пункта, что утверждения и гарантии в его тексте служат не цели установления истины, а только распределяют риски <19>.
--------------------------------
<17> См.: West G.D., Lewis W.B., Jr. Op. cit. P. 1008 - 1009.
<18> См.: Adams K.A. Eliminating the Phrase Represents and Warrants from Contracts // The Tennessee Journal of Business Law. 2015. Vol. 16. Iss. 2. P. 216 - 218.
<19> См.: West G.D. That Pesky Little Thing Called Fraud: An Examination of Buyers' Insistence Upon (and Sellers' Too-Ready Acceptance of) Undefined "Fraud Carve-Outs" in Acquisition Agreements // Business Lawyer. 2014. Vol. 69. N 4. P. 1073.
На фоне вышеописанных сложностей отсутствие более точного определения заверений в ГК РФ нельзя признать только российской проблемой. В то время как в делении заверений на утверждения и гарантии практического смысла не так много (поскольку оно обусловлено в английском праве лишь историческими причинами, а обороту прежде всего нужна предсказуемость санкций), было бы нелишним дать общее определение заверениям как утверждениям о факте и отразить их роль в распределении рисков, связанных с изначальным дисбалансом информации или ее неполнотой.
4. Виды заверений по ст. 431.2 ГК РФ
Хотя в ст. 431.2 ГК РФ использован только один термин - "заверения" - можно выделить три их вида:
- обычные заверения, которые при недостоверности дают потерпевшему лицу право взыскивать убытки или неустойку (п. 1);
- заверения, имеющие существенное значение, которые, кроме взыскания убытков и неустойки, дают и право отказаться от договора (п. 2);
- заверения, под влиянием которых другая сторона заключила договор, а потому при их умышленной недостоверности может по своему выбору не отказаться от договора, а требовать признания его недействительным (п. 3; отсутствие возможности применения его к неумышленно недостоверным заверениям следует из п. 4).
Статья 431.2 ГК РФ допускает взыскание убытков при любом из видов недостоверных заверений. К сожалению, законодатель не говорит, какую цель могут преследовать убытки в каждом конкретном случае. Между тем было бы логично распространить на заверения хотя бы некоторые принципы взыскания убытков за нарушение обязательств, в частности преследование цели поместить потерпевшую сторону в положение, в котором она находилась бы, если бы обязательство было исполнено надлежащим образом (ст. 393 ГК РФ). Не хватает и четкого указания на то, что при признании договора недействительным взыскание убытков должно быть направлено на максимально возможное восстановление положения потерпевшей стороны, существовавшего до заключения договора. Именно такое правило могло бы показать принципиальную разницу между убытками, взыскание которых сопутствует признанию договора недействительным, и убытками, которые преследуют иные цели. В настоящее время эта разница не очевидна.
Так, в английском праве убытки, связанные с недостоверным утверждением, включают и упущенную выгоду, которую принесли бы договоры, не заключенные из-за заключения недействительного договора, и самые невероятные потери, которые невозможно было предвидеть, если они четко связаны с недействительным договором. В определенных случаях на давшее недостоверное утверждение лицо еще и накладывается обязанность возместить все будущие потери, вызванные тем, какие сделки потерпевшее лицо заключало на основании признанного недействительным договора <20>. Последний вариант кажется особенно недостижимым в рамках действующего российского права. При этом если убытки, взыскиваемые вместе с признанием договора недействительным, будут отличаться по своей сути от убытков, взыскиваемых в остальных случаях, потребуется решить вопрос о конкуренции санкций, т.е. о том, можно ли будет применять по выбору истца к заверению, побудившему вступить в договор, любое из последствий или же он будет ограничен санкциями п. 3 ст. 431.2 ГК РФ и, соответственно, сопутствующим способом расчета убытков.
--------------------------------
<20> См.: Stone R., Devenney J. Op. cit. P. 297 - 298, 300.
Можно видеть, что в ГК РФ есть два квалифицирующих критерия: существенность и умышленное склонение к заключению договора. Первый из них носит оценочный характер, но при этом законодатель не дает к нему никаких подсказок, подобных тем, которые есть применительно, например, к существенности нарушения продавцом условий договора о качестве товара (ст. 475 ГК РФ). Второй, как мы видели, вызывает много проблем в английском и американском праве в части влияния на намерение заключить договор, поскольку не всякое умышленно недостоверное заверение касается факта, являющегося sine qua non для желания вступить в сделку.
Представляется, что п. 2 ст. 431.2 ГК РФ в отношениях между предпринимателями выглядел бы удачнее, если бы вместо введения критерия существенности законодатель ограничился указанием на право сторон самостоятельно согласовать в договоре, с нарушением каких заверений они хотят связать возникновение права на отказ от договора (в английском и американском праве право на отказ не возникает по умолчанию при нарушении гарантии - оно должно быть согласовано сторонами либо следовать из связи условия с "корнем договора", т.е. должно быть признано не term, а condition по англоязычной классификации условий договора). В конце концов, если заверение было включено в текст договора, это означает, что оно уже достаточно существенно для сторон. Надо сказать, что формулировка п. 2 ст. 431.2 ГК РФ в текущей редакции до формирования устойчивой судебной практики не оставляет разумным сторонам иного выхода, кроме как в обязательном порядке сопровождать перечни заверений условием о том, какие из них они считают существенными и связывают с правом на отказ от исполнения договора.
Отсутствие объективного критерия в п. 3 ст. 431.2 ГК РФ ожидаемо, ведь спустя столетия существования этого вопроса в английской и американской практике он остается связанным прежде всего с намерениями сторон, а не с разницей в фактах, о которых даются утверждения или гарантии. Конечно, российское право не должно подчиняться хаотичной судебной практике, созданной историческими особенностями развития института заверений в английском праве. Потребностью оборота является обеспечение предсказуемости, которая позволит добиться справедливых решений в большинстве дел, пусть даже ценой не совсем справедливого исхода отдельных случаев. Остается надеяться на то, что суды признают право сторон указывать в договоре, какие из заверений были поводом к заключению сделки. Впрочем, и это может быть привести к проблемам из-за того, что сторона, обладающая более сильной позицией, будет рационально стремиться к тому, чтобы придать максимальному числу заверений значение повода к заключению договора, ведь согласно ст. 431.2 ГК РФ она ничего не теряет, в то время как в английском праве в случае признания заверения только утверждением или только заверением, а не одновременно и тем и другим, истец лишится выбора и будет ограничен теми или иными видами убытков.
В английском праве закреплено следующее распределение последствий недостоверности утверждений <21>:
--------------------------------
<21> См.: Stone R., Devenney J. Op. cit. P. 292 etc.
- недостоверность невиновных утверждений (т.е. данных в полной и обоснованной уверенности в их истинности), побудивших к заключению договора: реституция (rescission) или замена реституции убытками <22>;
--------------------------------
<22> См. критику взыскания убытков в этом случае: Capper D. Remedies for Misrepresentation: An Integrated System // DiMatteo L.A. et al, eds. Commercial contract law: transatlantic perspectives. Cambridge, 2013. P. 385 - 415.
- утверждения, которые умышленно сделаны недостоверно (включая косвенный умысел - безразличие к истинности утверждения) или неосторожно, если эта неосторожность регулируется статутным правом (Misinterpretation Act 1967): реституция, деликтные убытки, замена реституции убытками <23>;
--------------------------------
<23> В американском праве в большинстве штатов обман дает право на взыскание карательных убытков (см.: West G.D., Lewis W.B., Jr. Op. cit. P. 1017).
- недостоверные утверждения, сделанные неосторожно (т.е. без намерения обмануть, но и без точного знания фактов, хотя разумно было бы такое утверждение не давать) или в нарушение обязанности тщательно проверять передаваемую информацию (duty to care), если к таким утверждениям применимы критерии прецедентного права (т.е. тест дела Hadley Byrne): те же последствия, что и для умышленной недостоверности, но с применением к убыткам ограничения предвидимостью и некоторыми иными нюансами расчета, которые уменьшают ответственность нарушителя <24>.
--------------------------------
<24> См. критику того, что умышленная недостоверность влечет присуждение большего размера убытков, хотя наказание умысла не вполне совместимо с принципами компенсаторности частноправовых санкций: Devenney J. Op. cit. P. 416 - 433.
Как было отмечено выше, помимо убытков, в случае недостоверности утверждения доступна и специфическая санкция: возможность наложить на ответчика обязательство возмещения будущих потерь истца, связанных с договором, заключенным под влиянием этих утверждений (indemnity, т.е. возмещение происходит в точном размере фактических потерь, а не по правилам убытков).
Недостоверность гарантий по умолчанию приводит лишь к праву взыскания договорных убытков, причем, в отличие от деликтных, они могут быть ограничены различными условиями договора и совершенно неважно, что лицо, давшее гарантию, разумно и искренне полагало ее верной, а потерпевшая сторона не полагалась на нее при заключении и исполнении договора: убытки взыскиваются за любой факт недостоверности гарантии, в этом ее привлекательность <25>.
--------------------------------
<25> См.: West G.D., Lewis W.B., Jr. Op. cit. P. 1008.
Интереснее всего в приведенной классификации деление утверждений на невиновные, неразумные и умышленные (хотя разница в санкциях между последними двумя не так велика). Учитывая, что в силу п. 4 ст. 431.2 ГК РФ для отношений между предпринимателями по умолчанию вовсе не предусмотрена градация последствий недостоверности заверений в зависимости от степени вины (это аналогично регулированию недостоверности гарантий), для составителей договоров представляется разумным воспринять здесь опыт английского права и точнее урегулировать возможные ситуации.
5. Дополнительные вопросы, связанные с заверениями
5.1. Как нам кажется, вводя в ГК РФ понятие заверений, стоило дополнительно указать признаки, которые позволят четко отделить их от того, что не является суждением о факте. Так, в английском и американском праве различают следующие заявления, которые в своем чистом виде не имеют юридических последствий: субъективные мнения; "пускание пыли в глаза" (puff), т.е. настолько избитые или гипертрофированные заявления, что на них не будет полагаться разумный человек ("лучшая покупка", "такое же, как новое" и т.п.); вводящие в заблуждение суждения о праве; намерение совершить какие-то действия, не являющиеся обязательством, и т.д.
Впрочем, в последнее время есть тенденция признавать их суждениями о факте, если есть дополнительные критерии: например, любовь рекламы к ссылкам на цифры делает более разумным ее влияние на заключение договора, равно как и специальные знания лица, высказывающего мнение о прибыльности бизнеса или о праве, вызывающие доверие потерпевшего к его словам <26>. Сложности на практике могут возникнуть из-за того, что в ст. 431.2 ГК РФ отсутствует понятие заверения именно как суждения о факте. По буквальному значению слово "заверение" вполне может быть отнесено, например, к субъективным мнениям или объявлению о намерении.
--------------------------------
<26> См.: Perillo J.M., Calamari J.D. Op. cit. P. 342 - 344; Furmston M.P. Op. cit. P. 109.
5.2. Актуален вопрос о том, насколько суды будут готовы признавать свободу сторон лишать силы заверения, которые были даны только устно, или вообще все заверения, которые даны до подписания договора. В английской и американской практике это одна из самых сложных и дискуссионных проблем, поскольку в некоторых юрисдикциях и в определенных случаях не все формулировки способны, например, полностью исключить деликтную ответственность за заверения, которые не попали в текст подписанного документа <27>.
--------------------------------
<27> См.: West G.D., Lewis W.B., Jr. Op. cit. P. 1018 etc.
Здесь сталкиваются два принципа: свободы договора и запрета извлечения выгоды из недобросовестного поведения. С одной стороны, стороны должны иметь возможность четко показывать свои намерения, и стимул для придания заверениям четкости посредством включения в договор актуального перечня в целом полезен. Это создает предсказуемость, которой лишены стороны, чьи контрагенты способны вытащить из обилия заявлений, сделанных на стадии переговоров, случайное утверждение, с которым свяжут свое желание вступить в сделку. С другой стороны, получается так, что даже за умышленный обман недобросовестный контрагент перестает нести ответственность, если соответствующее утверждение не было повторено в тексте договора, и не все судьи готовы с этим смириться. В противовес стоит отметить, что не менее сомнительно с политико-правовой точки зрения и дозволение потерпевшим сторонам отказываться от того, что они основывали намерение заключить сделку только на зафиксированных в договоре заверениях.
5.3. Близкий к предыдущему вопрос связан с тем, можно ли ограничить ответственность сторон-предпринимателей за недостоверность заверений договором. Будут ли здесь действовать правила, аналогичные ограничению ответственности за нарушение обязательств, т.е. запрет ограничения ответственности за умышленные нарушения? Пункт 1 ст. 431.2 ГК РФ говорит лишь о неустойке как дополнительном последствии (кроме взыскания убытков), но будет ли допустимо сочетание заверений об обстоятельствах с установлением в договоре условия, что единственной санкцией в случае их недостоверности будет исключительная неустойка или возмещение потерь, вызванных определенными обстоятельствами, к которым привела указанная недостоверность (ст. 406.1 ГК РФ)? Подобное условие (indemnification as exclusive remedy) крайне распространено в американском праве <28>, но есть сомнения, что такая свобода найдет защиту в российских судах. Между тем это самая востребованная на практике диспозитивность.
--------------------------------
<28> Ibid.
5.4. В английском и американском праве не найти единого мнения по вопросу о том, имеет ли потерпевшая сторона право ссылаться на ложность утверждений, если знала это до заключения сделки, но все равно ее заключила. Из-за неясности в практике обычно такие вопросы тем или иным образом решаются сторонами в договоре. Теоретически знающий потерпевший будет действовать недобросовестно, и если договор лишен соответствующего условия, то в российском праве можно предположить отказ в таком иске. Но что если стороны четко пропишут в договоре, что это не является препятствием для предъявления претензий? Это будет их воля на распределение рисков, которая может найти отражение в других условиях договора, поэтому стоит отдельно задуматься о том, действительно ли тут можно будет констатировать недобросовестность. Ведь нередко заверения имеют такую сложную природу, что давшая их сторона их полностью не контролирует, и они выступают исключительно как способ распределения ответственности.
5.5. Поскольку ст. 431.2 ГК РФ обошла вниманием вопрос о времени предоставления заверений, полагаем вполне возможной свободу сторон в урегулировании этого в договоре. Так, было бы полезно, чтобы суды признали, что заверения, которые послужили поводом к заключению договора, но не были умышленно недостоверными, должны быть действительны на момент подписания договора, а дальнейшее возникновение их недостоверности вне контроля заверителя не должно влечь последствий, предусмотренных п. п. 1 и 2 ст. 431.2 ГК РФ. Полагаем логичным точно устанавливать срок достоверности заверений, которые даются на будущее время, за который ручается заверитель.
Если эти вопросы не будут урегулированы сторонами, то подход судов будет трудно предсказать. Теоретически при умолчании договора в первом случае нет оснований возлагать ответственность за возникшую недостоверность на заверителя, но вот какой срок суд сочтет справедливым в ситуации, когда заверение явно дано на будущее время, но стороны забыли указать точный срок?
5.6. С сожалением можно добавить, что при включении в ГК РФ ст. 431.2 не был решен вопрос о ее соотношении со специальными нормами части второй Кодекса, которые устанавливают "заверения по умолчанию", аналогично "подразумеваемым гарантиям" в английской терминологии. Особенно странно то, что нет решения вопроса о соотношении между заверениями и гарантией в рамках договоров купли-продажи. В настоящее время в ГК РФ гарантия не имеет определения, но ей придано значение лишь презумпции ответственности продавца за недостаток товара (п. 2 ст. 476 ГК РФ), а не отдельного обязательства или обещания обеспечить достоверность какого-либо факта.
6. Общее понятие возмещения потерь и связь с нарушением обязательств
Условие о возмещении потерь (indemnity clause) в общем виде в английском и американском праве формулируется как обязательство возместить (reimburse, indemnify) другой стороне любые потери, проистекающие непосредственно из договора <29>. Оно является обычным денежным требованием со всеми вытекающими последствиями, например возможностью его уступки. Практический смысл такого условия обычно заключается в ограничении ответственности по сравнению с обычными мерами common law (которые нельзя изменить), облегчении доказывания и перераспределении между сторонами определенных рисков по сравнению с положениями права, применяемыми по умолчанию.
--------------------------------
<29> См.: Elliott C., Quinn F. Contract Law. London, 2007.
В некоторых ситуациях именно перераспределение рисков оказывается основной функцией пунктов об indemnity <30>. Так, в строительной индустрии при нескольких уровнях подрядчиков и лиц, в нефтяной и газовой промышленности, в производстве с несколькими уровнями поставщиков компонентов часто можно встретить сложные схемы indemnity, которые позволяют сторонам вопреки общим правилам договорной и административной ответственности справедливо распределить между собой риски причинения вреда имуществу и здоровью. Отдельную пользу indemnity приносит в случае, если вместо выдачи заверений сторона договора честно разгласила все неблагоприятные факты, имеющие значение для сделки (например, наличие незавершенного судебного процесса у продаваемой компании). Разглашение лишает вторую сторону договора возможности привлечь первую сторону к ответственности за недостоверность утверждений или гарантий, но связанные с разглашенной информацией риски ставят под вопрос саму сделку или ее цену. Для того чтобы подписать договор, первая сторона может дать обещание возместить какие-то потери, связанные с реализацией разглашенных рисков.
--------------------------------
<30> См.: Scott R.E., Triantis G.G. Anticipating Litigation in Contract Design // The Yale Law Journal. 2006. Vol. 115. N 4. P. 814 - 879.
Indemnity является полностью договорным инструментом, в применении которого стороны почти никак не ограничиваются, если речь идет о профессиональных предпринимателях. Проблема одна: необходимость максимально точных и недвусмысленных формулировок, поскольку английские суды привыкли толковать условия об indemnity так же узко и буквально, как и условия, отменяющие ответственность. Эта особенность стала меняться в последние десятилетия, так как суды после усиления защиты потребителей от несправедливых условий стали дифференцировать подход к нормам в зависимости от того, кто заключил договор: "В торговых договорах, заключенных бизнесменами, способными самостоятельно блюсти свои интересы и определять наиболее экономически оправданный способ учесть (обычно с помощью страхования) степень риска, связанного с исполнением различных типов договоров, было бы неверным налагать натянутое толкование на слова в пункте об исключении ответственности, которые совершенно ясны" <31>.
--------------------------------
<31> Photo Production Ltd. v. Securicor Ltd. [1980] AC 827.
Больше всего внимания в п. 1 ст. 406.1 ГК РФ привлекает не столько последняя не вполне удачная фраза об определении размера возмещения потерь или порядка его определения, сколько указание на то, что речь идет лишь о таких потерях, которые не связаны с нарушением обязательства его стороной. Если фразу о порядке определения размера возмещения еще можно как-то толковать в сторону классической модели (возмещение каждого потраченного рубля), то это ограничение вряд ли получится легко обойти. Такое условие делает невозможным сразу несколько распространенных моделей indemnity.
Например, в случаях, когда возможна деликтная ответственность производителя перед лицом, которому причинен вред вследствие недостатков произведенного товара, производители на практике нередко договариваются с покупателем о том, что покупатель (который будет использовать товар самостоятельно или продаст его далее по цепочке посредников) берет на себя обязанность возместить производителю все то, что будет взыскано с последнего в рамках деликта (или разделить эти потери поровну, или сразу заменить производителя в судебном процессе). Так как деликт связан с производственным дефектом товара, то он одновременно может означать нарушение производителем обязательства перед покупателем о поставке товара надлежащего качества.
Другим следствием рассматриваемого ограничения является то, что возмещение потерь было выведено из конкуренции с убытками, в то время как классическая модель позволяет сторонам выбирать indemnity даже в качестве единственной санкции при нарушении обязательства, заменяя ею ответственность. Это удобно, поскольку, в отличие от убытков, в английском праве здесь допустимо любое творчество: в частности, возможно условие о том, что обязательство возмещения вступает в силу, лишь если потери превысили определенную сумму или будет условие о постоянной франшизе, о максимальной сумме возмещения или о том, что вместо прямой компенсации расходов на защиту от исков третьих лиц продавец самостоятельно несет все расходы и контролирует ход дела, вплоть до выбора адвоката <32>. Между тем на практике возможность замены взыскания убытков возмещением потерь была бы полезна в связи с тем, что возместить потери всегда проще, чем доказать размер убытков: для возмещения потерь достаточно лишь доказать, что возникло именно то обстоятельство, потери при котором возмещаются, а далее показать их точный размер.
--------------------------------
<32> См.: Fox Ch.M. Working With Contracts. New York, 2008. P. 255. В отношении расходов по случаю исков третьих лиц также см.: Martin J.S., Meadows R.L. Uniform Commercial Code Survey-Sales // The Business Lawyer. 2008. Vol. 63. N 4. P. 1292.
Впрочем, ограничение области применения возмещения потерь в российском праве лишь случаями, не связанными с нарушением обязательств, может быть в некоторых случаях соблюдено, если при формулировании объема обязательств возмещающей стороны исключить из их перечня те действия, воздержание от которых приведет к указанным в договоре возмещаемым потерям. Например, в договоре поставки можно ограничить срок обнаружения недостатков (ст. 477 ГК РФ), но установить правило, что по его истечении начнет отсчитываться другой срок, когда будет действовать определенное правило возмещения потерь, которые понесет покупатель при обнаружении и исправлении производственного брака. При этом обязанность поставщика по возмещению этих потерь будет принципиально иной по сравнению с нормами ст. 475 ГК РФ, но устранится противоречие с требованием ст. 406.1 ГК РФ.
С учетом появления в российском праве заверений об обстоятельствах стоит положительно оценить то, что ограничение п. 1 ст. 406.1 ГК РФ на них не распространяется, тогда как сведение ответственности за их нарушение к indemnity очень востребованно в английской и американской практике.
В силу рассматриваемого ограничения в российском праве теоретически не будет необходимости отвечать на вопрос об особенностях вычисления размера возмещения потерь, связанных с нарушением договорной обязанности. В английском праве в таких случаях подчеркивается особый характер indemnity: к расчету потерь в целях этого института не применяются правила, разработанные для возмещения убытков (хотя убытки по своей сути в основном тоже должны компенсировать имущественные потери). Довольно широкое понимание договорных убытков в английском праве как любой суммы, которая по умолчанию ставит истца в такое положение, как если бы договор был исполнен, позволяет проводить немало причинно-следственных связей, но indemnity может включать только потери, возникшие в результате тех действий истца, которые были прямо обусловлены договором, даже если было разумным предвидеть иной ущерб <33>. Например, если упаковочная машина должна была сохранять свежесть продуктов в течение шести месяцев, а фактически оказалось, что они испортились через два месяца, то потери продуктов могут быть компенсированы лишь убытками, а indemnity будет включать только возврат машины и уплаченных за нее денег или стоимость ее ремонта.
--------------------------------
<33> См.: Treitel G.H. The Law of Contract. 11th ed. London, 2003.
Дополнительно заметим, что ограничение возмещаемых потерь лишь теми, которые не связаны с нарушением договора, выглядит все же более щадящим, чем принятое в практике некоторых американских штатов ограничение indemnity лишь теми потерями, которые потерпевшая сторона понесла в результате действий третьих лиц; зато там это правило можно отменить с помощью иного ясно выраженного условия в договоре <34>. Преодоление этого условия с помощью договора тем более важно в американской практике, что через indemnity стороны обходят для судебных процессов между ними действующее во многих случаях "американское правило", согласно которому каждая сторона сама несет судебные расходы: indemnity позволяет распределить эти потери в иной пропорции.
--------------------------------
<34> См.: Smoak v. Carpenter Enterprises, Inc. 319 S.C. 222, 460 S.E.2d 381 S.C.,1995; Queen Villas Homeowners Association v. TCB Property Management 2007 Cal. App. Lexis 470 (Cal. Ct. App. Feb. 28, 2007).
7. Невозможность уменьшения размера возмещения потерь
Пункт 2 ст. 406.1 ГК РФ дает важнейшую гарантию того, что институт возмещения потерь может стать весьма полезным в российских условиях: он будет свободен от усмотрения суда, которое, например, делает невозможным соглашение о заранее оцененных убытках, так как они, являясь по сути неустойкой, могут быть уменьшены в случаях, установленных ст. 333 ГК РФ. Действительно, влияние суда на размер возмещения потерь было бы сильным расхождением с его смыслом (точным соответствием размеру вреда).
Исключение - умышленное содействие увеличению размера потерь - стоит расценивать как недостаточно четкое условие, поскольку это не решает вопрос о том, каким будет правило по умолчанию для случаев, когда содействие увеличению размера потерь было неосторожным. Можно ли это изменить договором? В английском праве можно найти принцип, согласно которому indemnity по умолчанию не включает в себя возмещение потерь, связанных с неосторожностью потерпевшего, но их можно включить четкой формулировкой в договоре <35>. В Канаде для этого вопроса был предложен трехуровневый тест <36>: сначала проверяется наличие в договоре слова "неосторожность" или его синонима; в отсутствие этого слова нужно решить, можно ли понять формулировку как включающую такие потери, и если да, то ставится вопрос, включает ли она потери, которые могут быть вызваны иными причинами, нежели неосторожность; если и на него дается положительный ответ, то считается, что широкая неконкретная формулировка провалила тест и не покрывает неосторожность. Другими словами, в договоре должно быть либо буквальное распространение indemnity на неосторожность, либо такая формулировка, которая покрывает только ее.
--------------------------------
<35> См.: Walters v. Whessoe Ltd. and Shell Refining Co. Ltd., 45.
<36> См.: Canada Steamship Lines Ltd. v. the King [1952] 1. Lloyd's Rep. 1.
Открыт и вопрос о распространении на возмещение потерь тех правил, которые регулируют взыскание убытков, в том числе обязанности истца принимать меры к уменьшению размера ущерба. В английской и американской судебной практике возмещение потерь не подпадает под это правило, за одним исключением: возмещение потерь, связанное с таким событием, которое одновременно является нарушением договора, постепенно сближается с взысканием убытков по применяемым принципам. Так, в судах Англии и США встречаются примеры того, как судьи заявляли о необходимости коррекции возмещения потерь за нарушение договора с помощью принципов отдаленности, разумности, предсказуемости убытков и вышеупомянутой обязанности уменьшения ущерба, которые ранее были связаны лишь с определением размера убытков, но практика пока довольно противоречива <37>.
--------------------------------
<37> См.: West G.D., Duran S.G. Reassessing the "Consequences" of Consequential Damage Waivers in Acquisition Agreements // The Business Lawyer. 2008. Vol. 63. N 3. P. 787.
8. Активное и превентивное возмещение потерь
Вне ст. 406.1 ГК РФ остался такой вопрос, как возможность требовать не одного лишь возмещения потерь, но и активного участия должника в судебном процессе, возбужденном третьими лицами. Иными словами, речь идет о разновидности обязательства возмещения потерь, которая должна избавить кредитора от любых издержек, связанных с исками третьих лиц, в том числе выходящих за рамки того, что будет взыскано в судебном решении. Представляется, что нет никаких политико-правовых оснований к тому, чтобы запрещать сторонам заключать договоры с подобными условиями. Они могут быть актуальны, например, когда есть цепочка договоров поставки и судебный процесс начинает последняя пара "поставщик - покупатель"; такому поставщику будет актуально сразу привлечь изначального поставщика к активному участию в процессе.
Схожий вопрос относится к тому, когда возмещаются потери. По умолчанию, скорее всего, будет требоваться сначала понести потери и лишь затем обратиться за их возмещением. В связи с этим актуально будет в договорах отдельно предусматривать случаи, когда сумма потенциальных расходов уже известна и можно обратиться к кредитору с тем, чтобы он погасил их сразу, а не возмещал потери должника после совершения должником платежа.
9. Стороны возмещения потерь
Еще одна проблема связана с тем, кто может быть кредитором и должником в рамках возмещения потерь. Должны ли это обязательно быть лица, связанные действующим договором, каким-то образом обусловливающим обстоятельства, в которых возникает потребность в возмещении потерь, или же такое соглашение могут заключить любые лица относительно любых обстоятельств? Здесь, конечно, возникнет вопрос о том, чем отличается такое возмещение потерь от поручительства и независимой гарантии.
В английском праве этот вопрос тоже вызывал немало трудностей. Так, в деле Yeoman Credit Ltd. v. Latter <38> было сказано, что недействительность guarantee следует за недействительностью основного договора, а indemnity не связана с ним, поскольку это самостоятельное обязательство. Теоретически можно предположить, что в поручительстве и независимой гарантии основное намерение кредитора состоит в получении исполнения от должника, а в indemnity интерес кредитора заключается лишь в получении компенсации потерь, но это деление не всегда очевидно на практике. В результате можно согласиться с мнением судьи, что граница здесь весьма искусственна и этот предмет "вызвал много противоположных решений по отличающимся на волосок делам, т.е. сделал именно то, что вызывает у общества ненависть, насмешки и презрение к праву" <39>.
--------------------------------
<38> См.: Yeoman Credit Ltd. v. Latter [1961] 1 W.L.R 828. P. 831.
<39> Beatson J. et al. Op. cit. P. 80; McKendrick E. Op. cit. P. 262.
10. Заключение
Настоящая работа рассматривает далеко не все случаи, которые никак не затронуты в ст. ст. 431.2 и 406.1 ГК РФ, но вызывают острые споры в английской и американской практике, если не решаются сторонами самостоятельно. Учитывая сложную судьбу принципа свободы договора в российском праве в недавние годы и то, что оба исследуемых понятия для эффективного применения требуют обширной детализации в текстах договора, возникает вопрос, как сложится будущая судебная практика.
Исходя из текста статей можно сделать вывод, что в целом они близки к representations, warranties и indemnity в праве Англии и США и за некоторыми исключениями не ограничивают свободу сторон. Тем не менее ряд вопросов, актуальных в иностранной деловой практике, может вызвать непонимание судей из-за своей радикальности и опоры прежде всего на соглашение сторон, а не четкую диспозитивность каких-либо статей. С нашей точки зрения, направленность заверений и возмещения потерь прежде всего на регулирование рисков в договорах между предпринимателями позволяет считать, что в большинстве случаев было бы желательно признать свободу сторон формулировать эти условия даже внешне несправедливым образом, если это отражено в иных условиях сделки и не содержит вопиющих нарушений принципа добросовестности и признаков явного неравноправия переговорных сил. Как заметил американский судья по знаковому для заверений делу о допустимости договорного условия о запрете иных мер ответственности кроме определенного порядка возмещения (ABRY Partners V, L.P. v. F & W Acquisition LLC <40>), в этом мире остается немало суровости, и профессиональные инвесторы "вряд ли могут претендовать на место в начале очереди на судебную защиту справедливости" <41>.
--------------------------------
<40> ABRY Partners V, L.P. v. F & W Acquisition LLC 891 A.2d 1032, 1061 (Del. Ch. 2006).
<41> West G.D., Lewis W.B., Jr. Op. cit. P. 1023.
В этом отношении очень показательно, что по многим вопросам англо-американская практика так и не выработала четкой доктрины, которая бы объясняла ограничения свободы договора. Так, теоретические отличия утверждений от гарантий оказались намного менее полезными, чем указание в договоре четких последствий, которые стороны связывают с недостоверностью той или иной информации. Пожалуй, основным вопросом, который вызывает российское регулирование рассмотренных институтов, будет то, сформируется ли предсказуемая практика их применения или отсутствие законодательного регулирования многих нюансов приведет к судебному хаосу.
References
Adams K.A. A Lesson in Drafting Contracts: What's Up with "Representations and Warranties"? Business Law Today. 2005. Vol. 15. N 2. P. 33 - 35.
Adams K.A. Eliminating the Phrase Represents and Warrants from Contracts. The Tennessee Journal of Business Law. 2015. Vol. 16. Iss. 2. P. 203 - 229.
Beatson J., Burrows A., Cartwright J. Anson's Law of Contract. 29th ed. Oxford, Oxford University Press, 2010. 848 p.
Capper D. Remedies for Misrepresentation: An Integrated System, in: DiMatteo L.A. et al, eds. Commercial Contract Law: Transatlantic Perspectives. Cambridge, Cambridge University Press, 2013. P. 385 - 415.
Devenney J. Re-Examining Damages for Fraudulent Misrepresentation: Towards a More Measured Response to Compensation and Deterrence, in: DiMatteo L.A. et al, eds. Commercial Contract Law: Transatlantic Perspectives. Cambridge, Cambridge University Press, 2013. P. 416 - 433.
Elliott C., Quinn F. Contract Law. London, Old Bailey Press, 2007. 434 p.
Fox Ch.M. Working With Contracts. New York, PLI, 2008. 330 p.
Furmston M.P. Sale and Supply of Goods. London, Cavendish Publishing, 2000. 199 p.
Garner B.A., ed. Black's Law Dictionary. Deluxe 9th ed. St. Paul, West Pub., 2009. 1920 p.
Martin J.S., Meadows R.L. Uniform Commercial Code Survey - Sales. The Business Lawyer. 2008. Vol. 63. N 4. P. 1285 - 1300.
McKendrick E. Contract Law: Text, Cases, and Materials. Oxford, Oxford University Press, 2012. 1053 p.
Perillo J.M., Calamari J.D. On Contracts. 5th ed. St. Paul, Thomson/West, 2003. 1052 p.
Scott R.E., Triantis G.G. Anticipating Litigation in Contract Design. The Yale Law Journal. 2006. Vol. 115. N 4. P. 814 - 879.
Stone R., Devenney J. The Modern Law of Contract. 11th ed. London, Routledge, 2015. 594 p.
Treitel G.H. The Law of Contract. 11th ed. London, Sweet & Maxwell, 2003. 1117 p.
West G.D., Lewis W.B. Jr. Contracting to Avoid Extra-Contractual Liability - Can Your Contractual Deal Ever Really Be the "Entire" Deal? The Business Lawyer. 2009. Vol. 64. N 4. P. 999 - 1038.
West G.D. That Pesky Little Thing Called Fraud: An Examination of Buyers' Insistence Upon (and Sellers' Too-Ready Acceptance of) Undefined "Fraud Carve-Outs" in Acquisition Agreements. The Business Lawyer. 2014. Vol. 69. N 4. P. 1049 - 1079.
West G.D., Duran S.G. Reassessing the "Consequences" of Consequential Damage Waivers in Acquisition Agreements. The Business Lawyer. 2008. Vol. 63. N 3. P. 777 - 807.
Наша компания оказывает помощь по написанию курсовых и дипломных работ, а также магистерских диссертаций по предмету Уголовное право, предлагаем вам воспользоваться нашими услугами. На все работы дается гарантия.