Наша компания оказывает помощь по написанию статей по предмету Уголовное право. Используем только актуальное законодательство, проекты федеральных законов, новейшую научную литературу и судебную практику. Предлагаем вам воспользоваться нашими услугами. На все выполняемые работы даются гарантии
Вернуться к списку статей по юриспруденции
НЕОКОНЧЕННОЕ ПРЕСТУПЛЕНИЕ: КРИТИЧЕСКИЕ РАЗМЫШЛЕНИЯ
И.Я. ГОНТАРЬ
В последнее время в теории уголовного права складывается устойчивое убеждение, что на сегодняшний день вопрос о понятии неоконченного преступления не столько сущностная, сколько терминологическая проблема <1>. Обоснован ли такой оптимизм в сущностном познании явления, называемого в науке уголовного права неоконченным преступлением?
--------------------------------
<1> Милюков С., Дронова Т. Определение понятия неоконченного преступления в современной уголовно-правовой литературе // Уголовное право. 2008. N 2. С. 42 - 47.
Для начала разделим понятия, которыми мы оперируем в этом случае, на две категории:
1) понятия, к которым мы прибегаем при научных рассуждениях; содержание таких понятий носит зачастую произвольный характер, зависящий от восприятия проблемы субъектом, от его представлений, суждений и т.д.; у разных авторов они могут быть диаметрально противоположными, и найти рациональное зерно противопоставления бывает крайне сложно; эти доктринальные понятия всегда остаются в области идеального;
2) понятия, которые использует законодатель, - материализованная посредством текста уголовного закона информация, которая оказывает влияние на состояние социума через поведение людей; такое социальное значение подобных понятий налагает огромную роль на их инициаторов и предъявляет ряд требований к технологии создания подобной социальной информации. Последняя прежде всего должна выражаться в соблюдении законов элементарной логики, выработанной человечеством.
Посмотрим, насколько это необходимое требование соблюдено при конструировании института неоконченного преступления законодателем. Изначально обратимся к логическому закону противоречия, который гласит, что в процессе рассуждения о каком-либо определенном предмете нельзя одновременно утверждать и отрицать что-либо в одном и том же отношении, в противном случае оба суждения не могут быть вместе истинными <2>. Теория уголовного права признает, что преступление - это юридический факт уголовного правоотношения, возникающего по поводу назначения наказания. Эта точка зрения аргументированно обосновывается и в настоящее время <3>, поскольку она находится в полном соответствии с общей теорией права.
--------------------------------
<2> Формальная логика: Учебник / Отв. ред. И.Я. Чупахин, И.Н. Бродский. Л., 1977. С. 79.
<3> Уголовное право. Общая часть: Учебник / Под ред. Н.И. Ветрова, Ю.И. Ляпунова. М., 1997. С. 23.
Но общая теория права не имеет представления о неоконченном юридическом факте. Исключает она и возможность покушения на юридический факт. Юридический факт или есть, или его нет. Применение наказания является определенным этапом реализации уголовного правоотношения. Поэтому, если нет преступления, не может быть и уголовного правоотношения, не может возникнуть и основание для наказания. Все, что наказывается в соответствии с Уголовным кодексом, может быть только преступлением. Это логика. Однако данная логика в нашем случае с какой-то необъяснимой легкостью опрокидывается законодателем и с полной серьезностью воспринимается научным сообществом. На наш взгляд, сложившаяся ситуация, скорее всего, объясняется отсутствием правильного понимания тех объективных явлений, которые должно правильно отражать уголовное право как наука и как отрасль права.
Уголовный закон - это тот инструментарий, которым пользуется правоприменитель для достижения основополагающей цели своей деятельности - социальной справедливости. И потому он должен быть четким, ясным, не допускать двусмысленного толкования. В связи с этим обратимся к содержанию статьи 29 Уголовного кодекса РФ "Оконченное и неоконченное преступление", в части 1 которой указывается, что преступление признается оконченным, если в совершенном лицом деянии содержатся все признаки состава преступления, предусмотренные Кодексом. Из этого указания следует обратный вывод: неоконченное преступление, каким признаются приготовление к преступлению и покушение на преступление, не содержит всех признаков состава преступления в отличие от оконченного преступления, хотя статья 8 УК РФ гласит, что основанием уголовной ответственности является совершение деяния, содержащего все признаки преступления, предусмотренного Кодексом. Что же в таком случае является основанием уголовной ответственности за так называемое неоконченное преступление?
Обратим внимание читателей также на то, что законодатель в УК РФ употребляет такие понятия, как "общественно опасное деяние, запрещенное настоящим Кодексом под угрозой наказания" (ч. 1 ст. 14), "действие (бездействие), формально содержащее признаки какого-либо деяния, предусмотренного настоящим Кодексом" (ч. 2 ст. 14), "деяния, предусмотренные статьями Особенной части настоящего Кодекса, совершенные в состоянии невменяемости" (п. "а" ч. 1 ст. 97), но не раскрывает содержания этих понятий, не поясняет, в каком соотношении они находятся с институтом неоконченного преступления, чем вносит дополнительную путаницу в понятийный аппарат уголовного права.
Как верно заметил в одной из своих работ Ю. Ляпунов, право одновременно является феноменом и социальным, и нормативным. Все, что лишено социального содержания и общественных потребностей, для права ревалентно (не имеет силы), ибо материальное содержание, его сущность всегда были, есть и будут первичны, а его юридические формы, право в целом - вторичны, производны от первых <4>. Поэтому, чтобы как-то разобраться в этих неясностях и определиться, что же в действительности стоит за интересующими нас правовыми дефинициями, есть смысл обратиться прежде всего к первичному - тем социальным явлениям, которые отражены (должны отражаться) в уголовном праве.
--------------------------------
<4> Ляпунов Ю. Состав преступления: гносеологический и социально-правовой аспекты // Уголовное право. 2005. N 5. С. 45.
Намеченное уголовно-правовое исследование предполагает и выбор соответствующей методологической основы. Обычно об избранных методологических основаниях упоминают в диссертационных сочинениях. Как часто полагают их авторы, солидность обозначенной методологической базы придает большую достоверность и весомость предлагаемым выводам. Принято ссылаться на то, что методологической основой послужили основополагающие законы и категории материалистической диалектики и теории познания, использованы системно-структурный анализ, индукция и дедукция, анализ и синтез, абстрагирование. В последнее время модно упоминать кибернетический и синергетический методы, контент-анализ. Но практически не встречается упоминание об использовании такого простого, но проверенного длительной человеческой практикой познания метода, как наблюдение, - метод исследования предметов и явлений объективной действительности в том виде, в каком они существуют и происходят в природе и обществе в естественных условиях и являются доступными непосредственному восприятию человека. Человек наблюдает то, что представляет для него какой-либо практический или теоретический интерес <5>. Как правило, первоначальное наблюдение и лежит в основе последующих анализа и синтеза.
--------------------------------
<5> Кондаков Н.И. Логический словарь-справочник. М., 1975. С. 372.
В современной российской науке уголовного права сложилось стойкое убеждение, что уголовное право возникло как реакция общества на наиболее опасные для интересов личности, общества и государства деяния <6>, что наказание направлено на деяние, а такое явление, как личность, - не более чем какой-то придаток этого общественного деяния, и ее признаки в уголовном праве служат только индивидуализации наказания.
--------------------------------
<6> Курс российского уголовного права. Общая часть / Под ред. В.Н. Кудрявцева, А.В. Наумова. М., 2001. С. 14.
В связи с этим нужно отметить следующее: некоторые уголовно-правовые системы, превалирующие в семье общего права (если следовать типологии, предложенной Г.А. Есаковым), помещают в центр уголовного запрета индивида, поскольку проявленная им в поступке "моральная злобность" заслуживает порицания со стороны общества <7>. Такой подход присущ и целому ряду уголовно-правовых систем континентальной семьи. Например, отсутствие в уголовном законодательстве Германии и Швейцарии категории "общественная опасность деяния" отчасти можно объяснить тем, что в этих государствах основной акцент также ставится на общественную опасность деятеля. В других уголовных кодексах некоторые субъекты преступлений терминологически обозначаются как "лицо, находящееся в опасном состоянии", "лицо, склонное к преступлению", "привычный преступник". Уголовный закон ФРГ также использует оценочный критерий - "степень общественной опасности лица" <8>. Иными словами, мы видим кардинально разные подходы к обоснованию повода для уголовной репрессии. Так где же истина? Полагаем, данная проблема возникла с зарождением и распространением в странах Западной Европы идей социальной защиты в противостоянии преступности, которые получили свое достаточно полное оформление к концу XIX в., и ее сторонники начали делать активные попытки проникнуть в практическую плоскость. Поэтому уже в начале XX в. международную криминалистическую общественность очень остро интересовали следующие вопросы: "В каких случаях, определенных законом, понятие опасного состояния преступника может быть поставлено на место преступного деяния, подвергшегося преследованию, и при каких условиях оно совместимо с точки зрения мер социальной защиты с гарантиями личной свободы?..", "Должна ли в основание карательной деятельности государства быть положена оценка опасного состояния личности преступника или же оценка свойства совершенного им преступления?", "В каком отношении к наказанию должны стоять меры социальной защиты против опасных преступников?" <9>.
--------------------------------
<7> Есаков Г.А. Учение о преступлении в странах семьи общего права: Автореф. дис. ... докт. юрид. наук. М., 2007. С. 7.
<8> Малиновский А.А. Сравнительное правоведение в сфере уголовного права. М., 2002. С. 50, 51.
<9> Набоков В.Д. Об "опасном состоянии" преступника как критерии мер социальной защиты. СПб., 1910. С. 4, 5.
Но уже простое наблюдение убеждает нас в том, что объектом воздействия всей системы уголовного права является личность, основу которой образует присущий ей уровень сознания, а не поведение как свойство личности, производное от ее сознания <10>. Представляется, эта простая истина наконец начала находить понимание в нынешней научной среде. Так, в одной из своих последних работ И.Я. Козаченко пишет: в основе непрерывного в своем историческом развитии соотношения преступления и наказания лежит относительно простая триада: преступление (преступное деяние) - преступник (творец этого деяния) - наказание преступника за совершенное им преступление. Абсурдность формулы, согласно которой наказывается преступность деяния, а не его вершитель, очевидна, и здесь уместен такой вопрос "Почему "наказывается" деяние, а, например, "исправлять" необходимо виновного в его совершении?" <11>.
--------------------------------
<10> Гонтарь И. Категория "общественная опасность" в уголовном праве: онтологический аспект // Уголовное право. 2007. N 1. С. 16 - 19.
<11> Козаченко И.Я. Соотношение институтов преступления и наказания в Общей и Особенной частях УК России // Российский ежегодник уголовного права. 2006. N 1 / Под ред. Б.В. Волженкина. СПб., 2006. С. 68, 69.
Сказать, что это новая мысль в теории отечественного уголовного права, значит, погрешить против истины. Еще известный российский криминалист П.П. Пусторослев, исследовав явление преступления в общемировом контексте, писал, что государство признает уголовным то правонарушение, в котором, по его мнению, выражается во внешнем мире внутреннее состояние преступности правонарушителя. Для правоучредителя корень преступности лежит не в деянии, а в деятеле. Преступный характер переходит не с деяния на деятеля, а с деятеля на деяние <12>. Иначе говоря, деяние является только показателем проявившейся общественной опасности деятеля, или, если использовать выражение П.П. Пусторослева, внутреннего состояния преступности правонарушителя. Проявляющаяся в отдельных видах поведения общественная опасность определенного количества индивидов порождает у общества право на оборону от таких лиц. Уже во второй половине XIX в. французский философ А. Франк полагал, что уголовные законы только тогда справедливы, когда они основываются не на начале искупления, равномерного воздаяния злом за зло или на равновесии нравственного зла с физическим страданием, но на праве самосохранения, которое принадлежит обществу, как и индивиду, на основе одного и того же принципа <13>. К. Маркс очень точно охарактеризовал наказание как средство самозащиты общества против нарушений условий его существования, каковы бы ни были эти условия <14>. Известный специалист в области социальной психологии Э. Фромм такое явление в социальном социуме обозначил как оборонительную агрессию, которая обусловлена спецификой человеческого существования. Человек защищается, когда что-либо угрожает его витальным интересам. Сфера витальных интересов у человека весьма значительна. Ему для выживания необходимы не только физические, но и психические условия. Он должен поддерживать некоторое психическое равновесие, чтобы сохранять способность выполнять свои функции. Для человека все, что способствует психическому комфорту, столь же важно в жизненном смысле, как и то, что служит телесному комфорту. И самый первый витальный интерес заключается в сохранении своей системы координат, ценностной ориентации. От нее в конечном счете зависит осознание себя как личности. Жизненно важную роль для эмоционального комфорта человека играет и выбор объектов почитания. При этом речь может идти о самых невероятных феноменах: это могут быть ценности, идеалы, предки, отец, мать, родина, класс, религия и десятки других объектов, к которым человек относится как к святыне <15>. В обществе присущее личности состояние оборонительной агрессии от других индивидов, от нарушения нормальных условий ее существования во многом обеспечивается самим обществом через систему юстиции путем применения уголовной репрессии.
--------------------------------
<12> Пусторослев П.П. Анализ понятия о преступлении. М., 1892. С. 230.
<13> Приводится по: Философия уголовного права / Сост., ред. и автор вступ. ст. Ю.В. Голика. СПб., 2004. С. 134.
<14> Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 8. С. 531.
<15> Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивности. М., 1998. С. 256 - 259.
Наблюдение показывает, что в государствах, имеющих систему уголовного права, построенную по принципу "нет преступления без указания на то в законе", законодатель отбирает различные виды деяний, свидетельствующих об общественной опасности определенных групп индивидов, и описывает их в уголовном законе, руководствуясь правилами, выработанными юридической техникой. Признаки, относящиеся к вменяемости, характеризующие возраст, он излагает в Общей части. Признаки объекта объективной и субъективной стороны деяния описываются им в соответствующей главе Особенной части. О наличии юридического факта (преступления) орган, применяющий уголовный закон, может говорить только тогда, когда установит явление соответствия между признаками конкретного реального случая (например, А. умышленно лишил жизни Б. в обоюдной драке) и описанием этих признаков в уголовном законе. А. должен обладать такими признаками, как вменяемость, возраст, описание которых содержится в статьях 20 и 21 УК, лишение жизни должно быть противоправным, т.е. должно отсутствовать состояние необходимой обороны или задержания преступника. Последствие - смерть потерпевшего, которая должна находиться в причинной связи с поведением. Признак всегда первичен, существует в реальной жизни: конкретных жизненных обстоятельствах, поведении людей и т.д. Описание признака - явление вторичное. Это отражение, абстракция. Описание может производиться посредством обычного текста, рисунков, схем, символов и т.п. Чем систематичнее и детальнее описание, тем полнее вскрывает оно отношение данного предмета к другим, тем успешнее оно служит познанию предмета <16>. Руководствуясь законодательным описанием, правоприменитель отличает один юридический факт от другого. Как раз с неясностью описания признаков в уголовном законе возникают затруднения в правоприменительной практике, особенно тогда, когда для этого в законе используются оценочные понятия. Необходимость уяснения правильного содержания описания часто вызывает потребность в толковании уголовного закона применительно к отдельному случаю. Манипулируя описаниями признаков, законодатель не может породить или изменить деяние индивида. Он порождает или упраздняет юридический факт - преступление, проявляющийся в отношении соответствия между признаками деяния и их описанием в законе. Подтверждением сказанному может послужить следующий пример отечественной законодательной практики.
--------------------------------
<16> Кондаков Н.И. Логический словарь-справочник. М., 1975. С. 408.
Статья 162 УК РСФСР 1926 г. предусматривала ответственность за тайное похищение чужого имущества и именовала такое деяние кражей. Статья 165 этого же Кодекса предусматривала наказание за открытое похищение чужого имущества в присутствии лица, обладающего, пользующегося или ведающего им, совершенного без насилия (ч. 1), или соединенного с насилием (ч. 2), называя это грабежом. Статья 167 упомянутого УК предусматривала уголовную ответственность за разбой, т.е. открытое с целью завладения чужим имуществом нападение, соединенное с насилием, опасным для жизни и здоровья потерпевшего, и называла это разбоем. 4 июня 1947 г. Президиум Верховного Совета СССР издал Указ "Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества" и Указ "Об усилении охраны личной собственности граждан" <17>. В последнем Президиум определял кражу как тайное или открытое похищение личного имущества граждан; под разбоем же понималось нападение с целью завладения чужим имуществом, соединенное не только с насилием, но и угрозой применения насилия.
--------------------------------
<17> Там же.
Анализируя упоминаемую ситуацию, В.В. Ераксин пишет, что в этом случае понятие грабежа фактически "растворилось" в понятиях кражи и разбоя и оставалось лишь чисто теоретическим <18>. Но как следует понимать выражение "понятие растворилось" и куда в таком случае подевалось деяние, которое обозначалось данным понятием? Случаи деяний, когда происходило завладение чужим имуществом открыто или открыто с использованием насилия, не опасного для жизни и здоровья, как и раньше, продолжали иметь место. Законодатель только изменил то, что он изменить в состоянии - существовавшее ранее описание признаков в уголовном законе, и, таким образом, изменил ранее существовавший юридический факт или, иначе говоря, существовавшее ранее явление отношения.
--------------------------------
<18> Ераксин В.В. Ответственность за грабеж. М., 1972. С. 13, 14.
Ситуации, когда участники социальной практики связывают основание своей деятельности, принимаемые решения с явлением отношения, весьма часты. Например, основанием для заселения жилого дома будет служить не сам дом, хотя он и есть в наличии, а удостоверенный приемной комиссией факт соответствия постройки целому пакету проектной документации. Аналогичную ситуацию мы наблюдаем и в сфере деятельности уголовной юстиции, когда ее органы занимаются установлением или отсутствием такого юридического факта, как преступление. Сущность преступления как явления отношения между признаками деяния и их описанием довольно точно выражало определение преступления, которое содержалось в Основах уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1958 г. и принятых на их основе республиканских уголовных кодексах. В понимании авторов упомянутых Основ преступлением признавалось предусмотренное уголовным законом общественно опасное деяние (действие или бездействие), посягающее на такие общественные ценности того времени, как советский общественный или государственный строй, социалистическая система хозяйства, социалистическая собственность, личность, политические, трудовые, имущественные права граждан, а равно иное посягающее на социалистический правопорядок общественно опасное деяние, предусмотренное уголовным законом.
Аксиология этого определения состоит в том, что оно изначально ориентировало правоприменителя на выяснение вопроса, действительно ли установленное соответствие свидетельствует об общественной опасности конкретного индивида. Об этом красноречиво говорила часть 2 ст. 7 Основ, указывая на то, что не является преступлением действие или бездействие, хотя формально и содержащее признаки какого-либо деяния, предусмотренного уголовным законом, но в силу малозначительности не представляющего общественной опасности. Иными словами, лицо, которое в силу своего должностного положения решает вопрос о привлечении к уголовной ответственности, должно кроме формального соответствия признаков деяния их описанию в уголовном законе всегда устанавливать, что совершенное лицом деяние действительно свидетельствует об общественной опасности этого лица.
В УК РФ 1996 г., формулируя понятие преступления в части 1 ст. 14, законодатель отказался от признака предусмотренности, заменив его на признак запрещенности. Найти логику инициаторов этой новации, выдаваемой за некую прогрессивную мысль в современной теории уголовного права, весьма трудно хотя бы потому, что в тексте Кодекса мы при всем желании не найдем словосочетание "это запрещено". Во-первых, в тексте закона мы видим все ту же предусмотренность в виде описания совокупности признаков. Во-вторых, это та реальность, которую законодатель никак не смог избежать и в части 2 ст. 14 УК РФ вынужден был констатировать, что преступление - действие (бездействие), признаки которого предусмотрены Кодексом. Из содержания новеллы, содержащейся в этой части, следует и то, что задачу применения уголовного закона законодатель, как и ранее, видит в применении уголовной репрессии к лицам, общественная опасность которых проявилась в совершенном деянии. Последнее и есть социальная квинтэссенция уголовного права, которая упорно пробивается через наслоения, налагаемые на него борьбой между различными научными школами: нормативной, социологической, их всевозможными оттенками и направлениями.
Эта характерная для него сущность породила и такой институт уголовной репрессии, как приготовление и покушение.
Основания его возникновения в свое время в российском уголовном праве А. Лохвицкий описал следующим образом.
"В Древнем мире, а также и в Новом, в эпоху грубости законодательства, воле, намерению, желанию почти не придавали значения и наказывали преступника за материальные последствия. У нас только в Уложении царя Алексея Михайловича, в статьях об убийстве, появилось отличие преступлений, совершенных умышленно, случайных, или происшедших - как там сказано, грешным делом, но и нам указано лишь два-три случая. Древнее германское и русское право также не придавало значения воле преступника, а смотрело на преступление, как на вред гражданский, материальный, - и назначало наказание, состоявшее в вире. Например, человеку отрубили руку, лишили этим возможности работать - виновный присуждался к уплате денежной пени, достаточной для материальной замены утраченной руки.
С появлением христианства воззрение на значение воли должно было измениться, потому по христианской религии одни внешние действия, обряды, без внутреннего сознания, не имеют значения. В этом отношении христианское учение, признавая внешние действия сами по себе без внутреннего, духовного участия воли человека ничтожными, прямо указывало на безнаказанность действий, совершенных грешным делом, случайно. По мере развития обществ, с одной стороны, путем религии, с другой - цивилизации, принцип значения воли, намерения в преступных действиях выяснился и утвердился так, что в современном праве внешние действия признаются преступными только тогда, когда они были направлены злой волею человека для достижения известной цели... При критическом разборе наказуемости различных фазисов проявления злой воли, мы не должны терять из виду того начала, что в преступлении главным образом заключается опасность для общества, что наказание главным образом есть оборона общества. Затем мы должны всякий раз задавать два вопроса: может ли быть вообще наказуемо то или другое проявление воли, а если может, то как - наравне с преступлением, к совершению которого шла воля, менее его, или, наконец, как delitum sui qeneris? Эти вопросы разрешаются сообразно началам справедливости и уголовной политики" <19>.
--------------------------------
<19> Лохвицкий А. Курс русского уголовного права. СПб., 1871. С. 236, 238.
Но что есть обнаружение преступной воли на языке представителей классической школы уголовного права? Один из выдающихся российских криминалистов Н.С. Таганцев в монументальном труде "Русское уголовное право" писал, что это прежде всего психический процесс развития преступной воли, который может иногда длиться более или менее значительное время, чтобы эта воля получила действительно опасный для общества характер, а не оставалась в области мечтаний <20>. Если перевести сказанное в сферу уголовно-правовой социологии, то речь идет об общественной опасности индивида, которая проявляется в его поведении, и такое проявление общественной опасности Н.Д. Таганцев усматривает уже в покушении, ибо, по его замечанию, "преступная воля при покушении начинает свое воплощение вовне, но не достигает предположенного действующим посягательства на правоохраненный интерес" <21>.
--------------------------------
<20> Таганцев Н.С. Русское уголовное право: Лекции. Часть Общая: В 2 т. М., 1994. Т. 1. С. 290, 291.
<21> Там же. С. 298.
Можно сказать, что к концу XIX - началу XX в. в отечественной теории уголовного права сложилась концепция преступной деятельности, не приведшей к результату, которая мало отличается от воззрений на неоконченное преступление нашего времени. Точно так же преступление представлялось оконченным при наличии в совершенном деянии всех признаков состава преступления. Выделялось обнаружение умысла как внешнее выражение его на словах или письменно. Уголовное право знало институт приготовления к преступлению. Теория упорно искала границы покушения, в которых эта предварительная стадия преступной деятельности приобретала наказуемый характер, рассматривала обоснованность покушения на негодный объект и с негодными средствами. По этим поводам среди криминалистов велись ожесточенные споры относительно объективных и субъективных подходов к обоснованию наказуемости, о степенях наказания. В вопросе о репрессии покушения законодательство и наука особое значение придавали добровольной остановке, т.е. отказу от продолжения начатого преступного деяния, не вызванному внешними препятствиями. Добровольная остановка признавалась обстоятельством, устраняющим наказуемость совершенного, хотя зачастую криминалисты приводили для этого разные основания <22>.
--------------------------------
<22> Немировский Э.Я. Основные начала уголовного права. Одесса, 1917. С. 524 - 577.
И сейчас, как констатирует А.А. Клюев, "в теории уголовного права нет единого мнения по вопросу исключения уголовной ответственности при добровольном отказе. По мнению Т.Л. Сергеевой, основанием для исключения уголовной ответственности при добровольном отказе являются прежде всего интересы предотвращения преступлений. Н. Лясс указывает, что освобождение от уголовной ответственности при добровольном отказе основано на отсутствии вины и, следовательно, общественной опасности субъекта, совершившего приготовление к преступлению, и отсутствии общественной опасности его действий, так как он их прекратил, и они не создают опасности для охраняемых объектов. А.А. Тер-Акопов считает, что при добровольном отказе от совершения преступления отпадает общественная опасность деяния и лица, но состав преступления остается. Н.И. Пикуров полагает, что ненаказуемость при наличии добровольного отказа основывается на принципе экономии уголовной репрессии. В.М. Ревин отмечает, что в действиях лица, добровольно отказавшегося от доведения преступления до конца, имеются признаки общественной опасности. Но в целях общей и частной превенции предупреждения преступлений лица освобождаются от уголовной ответственности. По мнению большинства авторов, единственным основанием, исключающим уголовную ответственность при добровольном отказе, является отсутствие в деянии признаков состава преступления" <23>. Сам А.А. Клюев, посвятивший этой проблеме целое диссертационное исследование, также полагает, что лица, добровольно отказавшиеся от доведения преступления до конца, не подлежат уголовной ответственности в связи с отсутствием в деянии признаков состава преступления <24>.
--------------------------------
<23> Энциклопедия уголовного права. Издание профессора Малинина. СПб., 2006. Т. 5: Неоконченное преступление. С. 343, 344.
<24> Там же. С. 346.
Итак, палитра мнений более чем обширна, что заставляет поискать нечто общее, присущее всем им. Полагаем, что все они так или иначе связаны с проявлением все той же социальной опасности личности как основанием уголовной репрессии. Эта общественная опасность проявляется в двух разновидностях поведения индивида: 1) в совершении лицом действий (бездействия), предусмотренных в Особенной части УК; 2) в случае начала совершения лицом действий, (бездействия), предусмотренных в Особенной части УК, но не доведенных до конца по независящим от этого лица обстоятельствам. Реальная возможность воспользоваться добровольным отказом и отказ от нее - та грань, которая и свидетельствует о проявившейся общественной опасности личности, тот "золотой мост" к отступлению, о котором иногда упоминают в уголовно-правовой литературе <25>.
--------------------------------
<25> Немировский Э.Я. Указ. соч. С. 546, 547.
Поэтому в науке уголовного права нельзя отождествлять два понятия: 1) "преступление" как понятие юридического факта, который находит свое проявление в явлении отношения между признаками общественно опасного деяния, и предусмотренностью этих признаков в уголовном законе; 2) "общественно опасное деяние". Содержащееся в статье 14 УК РФ понятие "общественно опасное деяние" является родовым по отношению к двум разновидностям поведения, о которых говорилось выше.
Но современный отечественный законодатель общественную опасность субъектов усматривает еще в такой форме поведения, как приготовление к действиям (бездействию), предусмотренным в Особенной части УК РФ, обозначая его в части 1 ст. 30 как приготовление к преступлению. Уголовная ответственность за приготовление к преступлению в отечественном уголовном законодательстве, особенно послереволюционного периода, претерпела множество метаморфоз: от наказуемости приготовления лишь в том случае, если оно само по себе являлось наказуемым действием в УК РСФСР 1922 г., до частичной наказуемости за тяжкие и особо тяжкие преступления в УК РФ 1996 г. Ученые, разделяющие позицию законодателя о необходимости наказуемости такого вида поведения, сталкиваются с потребностью обоснования его общественной опасности, и здесь зачастую очень сложно что-либо понять.
Например, А.П. Козлов предлагает признавать приготовлением "пресеченное до начала исполнения преступления деяние по приисканию, изготовлению либо приспособлению орудий и (или) средств исполнения преступления, сговору соучастников, а равно иному созданию условий исполнения преступления. При этом не следует говорить о приготовлении к преступлению, поскольку само приготовление представляет собой преступление самостоятельное и самостоятельно наказуемое; достаточно пользоваться только термином "приготовление" <26>. Иными словами, по мысли автора, до начала исполнения преступления может существовать деяние, которое само представляет собой преступление. Мы привели это высказывание только потому, что оно наглядно показывает, к чему приводит отождествление понятия преступления как юридического факта (т.е. как предусмотренного уголовным законом общественно опасного деяния) только с одним его признаком - деянием. В действительности законодатель полагает, что наказуемыми кроме начала выполнения действия (бездействия), предусмотренного в Особенной части УК РФ, должны быть и приискание, изготовление или приспособление лицом средств или орудий для совершения таких действий (будущего бездействия), приискание соучастников таких действий, сговор на совершение таких действий (бездействия), создание других условий для их совершения. Поскольку такое поведение предусмотрено в уголовном законе (ч. 1 ст. 30 УК РФ), то с момента его совершения возникает полноценный юридический факт уголовного правоотношения - преступление. Применительно к данной теме уместно говорить об этапах, стадиях и т.п. общественно опасного деяния, предусмотренного Особенной частью УК РФ, оконченном, неоконченном таком деянии, если инициаторы этих идей усматривают в них какую-то научную ценность, но не преступления.
--------------------------------
<26> Козлов А.П. Учение о стадиях преступления. СПб., 2002. С. 219.
Общественно опасная сущность приготовления определяется сторонниками его наказуемости в умышленном создании лицом объективной возможности причинения вреда объектам, охраняемым уголовным правом, а приготовление к тяжким и особо тяжким преступлениям обладает высокой степенью общественной опасности <27>.
--------------------------------
<27> Энциклопедия уголовного права. Т. 5. Неоконченное преступление. С. 153.
Доводов противников криминализации покушения также немало. Но мы хотим привести один, высказанный еще Г. Колоколовым (наказуемость приготовления лишает лицо возможности пользоваться своим правом на добровольный отказ) <28>, и рассмотреть его с точки зрения принципов современного российского уголовного права.
--------------------------------
<28> Колоколов Г. К учению о покушении. М., 1884. С. 191, 192.
Одним из таких принципов является принцип справедливости, которому большинство ученых придают комплексный, всеобъемлющий характер, поскольку он аккумулирует в себе все другие принципы. Если нарушаются они, то нарушается и принцип справедливости <29>. Следуя этому принципу, законодатель должен создавать одинаковые правовые условия для участников уголовно-правовых отношений, действующих в одинаковых обстоятельствах. Если это правило не соблюдается, то уголовно-правовые нормы, на которых основываются принимаемые решения, не соответствуют принципу справедливости. Для проверки спорного положения целесообразно прибегнуть к методу социального моделирования. Из уголовно-правового института неоконченного преступления вытекает, что лицо, совершившее приготовление, и лицо, совершившее покушение, обладают общественной опасностью, и в обоих случаях должны быть привлечены к уголовной ответственности.
--------------------------------
<29> Лопашенко Н.А. Принципы уголовного законодательства // Уголовное право РФ. Общая часть / Под ред. Р.Р. Галиакбарова. Саратов, 1997. С. 16, 17.
Итак, возможная гипотетическая ситуация. А. и Б. приобрели у В. подложные накладные, по которым можно в коммерческой организации получить материальные ценности на крупную сумму. А. приехал в коммерческую организацию, предъявил накладную в бухгалтерию и уже получил разрешение на вывоз имущества со склада. Однако, испугавшись ответственности, передумал, под благовидным предлогом попросил вернуть ему накладную и впоследствии уничтожил. Б., имея такую же накладную, уехал в длительную командировку, был поглощен множеством проблем и вообще на какое-то время забыл про подложный документ, который хранился у него в столе на работе, где и был впоследствии обнаружен работниками правоохранительных органов. Очевидно, что А. подлежит освобождению от уголовной ответственности в связи с добровольным отказом от совершения хищения. Но как быть с Б., который все это время продолжал хранить подложную квитанцию, так и не решив окончательно, как ею распорядиться? Однозначно, без сомнений утверждать, что последний представляет собой общественную опасность, можно было бы только в том случае, если бы он перешел границу, за которой добровольный отказ невозможен. Полагаем, что такие возможные в практике ситуации требуют в первую очередь ставить вопрос о справедливости криминализации приготовления, а не о поиске его мифической опасности. К тому же, отнеся к приготовлению такие его новые виды, как приискание соучастников, сговор на совершение деяния, законодатель тем самым породил опасность привлечения к уголовной ответственности за обнаружение умысла.
В пользу того, что именно сущность упомянутых выше явлений нуждается в дальнейшем исследовании, можно привести еще один аргумент. Мы отмечали, что пункт "а" ч. 1 ст. 97 УК РФ предусматривает возможность применения принудительных мер медицинского характера к лицам, совершившим деяния, предусмотренные статьями Особенной части УК, в состоянии невменяемости. Если данную дефиницию истолковывать буквально, возникает вопрос: может ли суд назначать принудительные меры медицинского характера лицам, которые совершили приготовление к этим деяниям или покушались на их совершение, потому что признаки приготовления и покушения предусмотрены в статье 30 Общей части УК РФ?
В свое время мы пытались привлечь внимание читателей к сходным проблемам, бытующим в уголовно-правовом институте соучастия, которые отчетливо нашли проявление в институте посредственного исполнения <30>.
--------------------------------
<30> Гонтарь И. Посредственное исполнение: теория и проблемы судебной практики // Уголовное право. 2004. N 2. С. 18 - 20.
Разрешение обозначенных противоречий, оказывающих существенное влияние на судебную практику, качественную реализацию принципа социальной справедливости, представляется в том, чтобы законодатель в уголовно-правовой материи верно отобразил социальную объективную реальность.
Прежде всего необходимо правильно описать социальное содержание юридического факта, лежащего в основе уголовного правоотношения, т.е. преступления. Полагаем, законодательное его определение должно звучать примерно следующим образом.
Преступление есть виновное совершение вменяемым лицом, достигшим установленного законом возраста уголовной ответственности, общественного опасного деяния, предусмотренного настоящим Кодексом.
Психология определяет деяние как форму проявления активности субъекта, определяемую ее социально значимыми результатами <31>. Содержанием этой формы выступает сознание субъекта. Уже авторы Уголовного уложения 1903 г. предприняли попытку привести в соответствие закон с социальной реальностью, положив в основу документа формулу: "Виновный в... наказывается" <32>.
--------------------------------
<31> Психология: Словарь / Под ред. А.В. Петровского, М.Г. Ярошевского. М.: Политиздат, 1990. С. 99.
<32> Уголовное уложение, Высочайше утвержденное 22 марта 1903 г. СПб., 1903.
Едва ли можно привести какие-либо доводы в пользу того, что понятие преступления, содержащееся в части 1 ст. 14 УК РФ как виновно совершенное общественно опасное деяние, запрещенное Кодексом под угрозой наказания, от которого так и веет ностальгией по чисто формальному определению как "деяния, воспрещенного во время его учинения, законом под страхом наказания", обладает какими-либо преимуществами по сравнению с понятием преступления, даваемым в статье 11 УК Украины. В ней преступление определяется как "предусмотренное настоящим Кодексом общественно опасное виновное деяние (действие или бездействие), совершенное субъектом преступления". Напротив, если в УК РФ правоприменителю представлена сухая безликая нормативная формула, то понятие преступления, содержащееся в украинском уголовном законодательстве, наполнено полновесным социальным смыслом.
Так, в нем: 1) в первую очередь обращено внимание на предусмотренность, т.е. описание признаков общественно опасного деяния как один из необходимых признаков юридического факта (преступления); 2) указание на предусмотренность порождает обязанность правоприменителя в каждом случае устанавливать наличие соответствия между признаками общественно опасного деяния и описанием этих признаков в уголовном законе, а также 3) устанавливать такие признаки личности, совершившего деяние, как возраст и вменяемость, определять форму вины.
Представляется, что институт приготовления - даже в том виде, в каком он нашел свое воплощение в современном отечественном уголовном законодательстве, - не более чем атавизм предыдущего уголовного законодательства советского периода с сильным репрессивным душком, который не отражает общественную опасность деяния и должен быть упразднен. Полагаем, законодатель вправе устанавливать уголовную ответственность в Особенной части УК РФ за приготовление к отдельным видам общественно опасных деяний (например, к террористическому акту, диверсии и т.д.), основываясь на криминологических исследованиях, которые должны подтверждать, что такие приготовительные действия уже сами по себе свидетельствуют об устойчивой сформировавшейся общественной опасности лиц, их совершающих.
Очевидно и то, что уголовный закон должен содержать и ясное логически последовательное понятие общественно опасного деяния, точнее, тех форм, в которых оно проявляется в социальной реальности. По нашему мнению, с этой задачей способна справиться следующая законодательная конструкция.
Общественно опасное деяние. Общественно опасным деянием признаются: исполнение действий или бездействие, предусмотренные в Особенной части настоящего Кодекса, покушение на исполнение действий или бездействие, предусмотренных в Особенной части настоящего Кодекса, соучастие в действиях или бездействии, предусмотренных в Особенной части настоящего Кодекса.
Покушение. Покушением признается умышленное начало лицом выполнения действий или бездействия, предусмотренных Особенной частью настоящего Кодекса, если они не были доведены до конца по независящим от воли этого лица обстоятельствам.
Исполнительство. Исполнителем признается лицо, непосредственно совершившее действия либо допустившее бездействие, предусмотренные Особенной частью настоящего Кодекса.
Соучастие. Соучастниками по настоящему Кодексу признаются организатор, подстрекатель и пособник.
Организатором признается лицо, деятельность которого была направлена на организацию действий или бездействия, предусмотренных Особенной частью Кодекса другими лицами или руководство их исполнением.
Подстрекателем признается лицо, склонявшее другое лицо к совершению действий или бездействия, предусмотренных Особенной частью настоящего Кодекса путем уговора, подкупа, угрозы или другим способом.
Пособником признается лицо, содействовавшее совершению исполнителем действий или бездействия, предусмотренного Особенной частью настоящего Кодекса, советами, указаниями, предоставлением информации, средств совершения, устранением препятствий, а также лицо, заранее обещавшее скрыть исполнителя или следы, предметы, которые могли послужить доказательством его причастности к содеянному.
Подобные редакционные изменения привели бы уголовно-правовые понятия в этой части в логическое соответствие с социальными реалиями, позволили бы исключить из их объема такие понятия, как "неоконченное преступление", "соучастие в преступлении", искусственность которых очевидна. Кроме этого, такая редакция уже представляла бы собой правовую основу для применения принудительных мер медицинского характера в отношении лиц, страдающих расстройством психической деятельности и покушавшихся на совершение общественно опасных действий, предусмотренных в статьях Особенной части УК РФ.
Наша компания оказывает помощь по написанию курсовых и дипломных работ, а также магистерских диссертаций по предмету Уголовное право, предлагаем вам воспользоваться нашими услугами. На все работы дается гарантия.